Юрий Крымов - Танкер Дербент Страница 25

- Это знаете, на что похоже? - начал он серьезно. - Петр да Иван волокут чурбан. Петр надрывается, спину ломает, а Иван пыхтит да щеки надувает. Нехорошо, товарищи рулевые, очень даже некрасиво с вашей стороны!

- Это все враки, товарищи, - раздались угрюмые голоса, - он сам спит у штурвала... У него тоже судно рыскает!..

- Нет, не враки!

- По зубам его смазать за это, - промолвил чей-то осторожный голос.

Гусейн дернул щекой и поднял броском со скамьи свое тяжелое тело.

- Кто это сказал? - рявкнул он, наливаясь кровью. - А ну, покажись!

- Спокойно, ребята, - сказал помполит, не меняя позы. - Где вы находитесь?.. Карпушин говорит дела.

Рулевым надо подтянуться и не смазывать достижений команды. Будем контролировать их первое время.

- Правильно, под контроль их!

- Есть... контролировать рулевых.

- Дальше...

Помощник Алявдин развалился на стуле со своим обычным пренебрежительным, скучающим видом, откинув назад голову и щурясь от дыма. Однако он не переставал наблюдать за дверью. Капитан то появлялся, то снова уходил на мостик. Басов задержался в машинном. Алявдин начинал беспокоиться. Неужели о его предложении забыли?

Но вот вернулся капитан, кряхтя, уселся рядом с пом-политом и утомленно прикрыл глаза. В дверях появился Касацкий, оглядел собрание любопытствующим острым взглядом и улыбнулся, очевидно, каким-то своим мыслям. Последним пришел Басов. Он был очень грязен и выглядел усталым. От налета копоти на веках казалось, что глаза его провалились в орбиты, и это придавало ему мрачный, угрожающий вид. Но он улыбнулся и направился прямо к Алявдину.

- Садитесь, Александр Иванович, места хватит, - заговорил Алявдин, подвигаясь на стуле, - я боялся, что вы не придете...

Он сбился со своего обычного самоуверенного тона и тотчас же обозлился на себя: "Еще подумает, что я подлизываюсь. Надо быть с ним небрежней и грубей, таким, как он сам. Оттого и авторитет у него..."

Басов сел на край стула и рассеянно забросил руку за спинку.

- Подготовили все к ремонту топливного насоса, - сказал он, глядя в сторону, - это последнее, что осталось.

Алявдин сделал внимательное лицо, досадуя на себя за то, что не находит ответа, но в то же время ему было приятно, что он сидит с механиком и разговаривает с ним на виду у всех.

- Как насчет новой трассы? - крикнул Басов, обращаясь к помполиту. - Вы там обсудили треугольником, почему же молчите?

Капитан Кутасов беспокойно завозился:

- Да мы, собственно, так и не пришли к выводу.

Как будто глубина пролива достаточна для прохождения с осадкой в семь футов, то есть без груза, но, с другой стороны, эта трасса настолько мало изучена...

Как вы думаете, Олег Сергеевич?

- Я не был на треугольнике, - отозвался Касацкий, улыбаясь, - но я уже сказал вам свое мнение. Проход возможен.

- Знаю, что возможен... да ведь ответственность-то большая, - тянул Евгений Степанович, - другие остерегаются, а мы полезем. Значит, опасно, если остерегаются там ходить. Ведь опасно?

- Ну, опасно - это слишком. Риск есть небольшой, это верно.

- Вот видите? Риск есть, как же можно?..

- Да ведь без риска только рыба плавает, Евгений Степанович, приторно-ласково улыбнулся Касацкий, - не просить же капитана "Агамали", чтобы он проложил нам трассу.

Водворилась неловкая тишина. Многие опустили головы, скрывая улыбку, кусали губы. Басов крякнул и нахмурился, наблюдая штурмана: Касацкий и сам был, казалось, удивлен своими словами. Он оглянулся вокруг с невинным и веселым недоумением.

- Я хотел сказать, что следует пойти на риск, если это разумно и представляется целесообразным, - продолжал он без всякого смущения, - в проливе мы сэкономим около часа, - это составит по трассе примерно сто тысяч тонно-миль за рейс. Если учесть при этом, что мы открываем дорогу другим... Одним словом, я - за!

- Вы тогда смотрели по карте, Евгений Степанович, - заметил помполит, как будто вы не возражали, я помню.

Капитан пригорюнился, подпирая щеку пухлой ладонью. Как всегда, ему было тяжело оттого, что его уговаривали, и ему очень хотелось покончить с этим и согласиться. Но в то же время его пугала ответственность, которой можно было и не брать на себя.

- Хорошо, быть по сему, - сказал он наконец твердым, решительным голосом, какой бывает у очень мягких, уступчивых людей, знающих свою мягкость и старающихся скрыть ее от окружающих, - я сам поведу судно в проливе. В конце концов, риск незначительный, как будто? - закончил он полувопросом, словно ожидая согласия окружающих, чтобы окончательно успокоиться.

Алявдин просиял. За последнюю минуту он несколько раз менялся в лице, то впадая в унылую озлобленность, то вновь разглаживая морщины у рта и оживая. Теперь он шепнул Басову, будучи не в силах скрыть свою радость и забывая о своем намерении держаться грубо и небрежно:

- Это настоящее рационализаторское предложение.

Правда, Александр Иванович?

Во время стоянки с борта танкера было снято около ста тонн паразитных тяжестей. Здесь были якорные цепи и якоря, тяжелые детали двигателей, предназначенные для зимнего ремонта. Запас топлива был взят только на один рейс. Все это дало возможность принять на борт лишних триста тонн полезного груза.

В машинном отделении исправляли топливный насос, чистили форсунки. Мустафа Гусейн, испачканный и лохматый, выскочил на палубу и подозвал радиста.

- Ты можешь оказать мне услугу, - сказал он смущенно, - мне уже сегодня не выбраться отсюда, видишь ли... Одним словом, ты должен позвонить... одному человеку.

- Понятно. Тебе сегодня не гулять, - усмехнулся Володя, - ты сейчас похож на людоеда с детской картинки. А как зовут ее... твоего человека?

Он принял у Гусейна листок и сдвинул на затылок фуражку.

- Я ей скажу, что ты не в духе. Может быть, она со мной пройдется, как знать!

- Да ты не нахамишь, Володька? - спросил Гусейн, с сомнением оглядывая посланца. - Душу выну, смотри!

Перед приходом была послана телеграмма о подготовке к стахановскому рейсу. Оповещены были рабочие пристани и персонал насосной станции. Станция работала исправно, груз подавался под полным напором, шланги звенели, высокий корпус "Дербента" медленно погружался в воду.

Со штурманского мостика следили за погрузкой капитан и помощники. Евгения Степановича захватила горячая, немного торжественная суета подготовки. В море он перечитал последние номера газет, и перед ним был образ Стаханова в ореоле молниеносной славы. Но Евгений Степанович все боялся чего-то. Страх приходил внезапно, как бы врасплох, хватая за сердце. Слишком много нового делалось на судне, и это новое противоречило его склонности к обжитому, привычному укладу.

На собрании его уговорили идти проливом, и он согласился, потому что риск казался ему небольшим, а кругом рассуждали о смелой рационализации Стаханова. Но, поднявшись на мостик, он вспомнил аварийный случай с "Кавказом", севшим на мель у Бирючьей Косы, и уверенность его исчезла. По палубе тащили ржавые цепи и бухты тросов, из кладовых машинного отделения выносили тяжелые цилиндрические предметы, назначение которых было известно механику. Пока Басов стоял на палубе и торопил рабочих, Евгений Степанович спокойно прикидывал в уме, сколько может весить вся эта масса тяжестей. Но механик скрылся в машинном отделении, и тогда Евгений Степанович внезапно ощутил беспокойство, - все-таки никто так не делал до сих пор. А вдруг запасные части понадобятся в море или не хватит топлива во время шторма!

Евгений Степанович охотно поговорил бы с первым помощником, он даже заговаривал с ним несколько раз, но Касацкий отвечал односложно и, видимо, был чем-то удручен. Лицо его побледнело, явственно обозначилась старческая одутловатость щек, которой раньше не замечал Евгений Степанович. К тому же от Касацкого пахло водкой и глаза его мрачно, нехорошо блестели.

- Что с вами? - шепнул Евгений Степанович, когда они на минуту остались одни. - У вас больной вид. Случилось что-нибудь?

- Голова болит...

- Всё рюмочки. Бросили бы вы, ей-бегу!

- Отстаньте... В кино мне, что ли, бегать прикажете? Слушайте... Все они там очень молоды. Или мне это так кажется? Я говорю о тех, на палубе.

- Не так уж молоды. Басову лет тридцать. Вот он стоит.

- Нет, он мальчишка... Способный мальчишка, и только!

- Не понимаю.

- И не надо вам понимать. Вы - старик.

- Вам бы прилечь... Что с вами?

- Пустяки. Смотрите на Алявдина.

Второй помощник взбежал на мостик и остановился, переводя дух. Он посмотрел на часы и счастливо улыбнулся.

- Семь тысяч тонн взяли за три часа, - сообщил он, сияя. - Здорово, Евгений Степанович! Никогда та" не работала пристань. Я сбегал в насосную, поблагодарить хотел, а они смеются. "Мы, - говорят, - на стахановцев сегодня работаем. Покажите себя в море, вот и вся благодарность". Однако нам пора оттянуться в глубину, эта пристань мелкая, Евгений Степанович.