Владимир Буковский - Письма русского путешественника Страница 26

Однако прошло больше года, прежде чем первые издатели смогли ее опубликовать. Так я и не понял, зачем же от меня требовали такого невероятного усилия. Почему волынили целый год, если сами же объясняли, что интерес падает быстро? Но оказалось, что интересы коммерческие, "деловые" у издателей вообще существуют лишь теоретически, профессиональная некомпетентность ужасающая, а здравый смысл им, видимо, противопоказан. В целом я поразился их косности, непредприимчивости, отсутствию всякого интереса к делу.

Вообще книгопечатание здесь дело трудное, о чем я уже имел случай говорить. Книгу длиннее 250 страниц теперешний читатель берет в руки неохотно, что, разумеется, сказывается на качестве книг - ведь далеко не все можно рассказать и разместить в таком объеме. Да и читают здесь удивительно мало. Словом, читателя нужно чем-то привлечь, "уловить его взгляд". Будучи сам заядлым читателем, я знаю, что в документальной книге, прежде чем купить (или не купить ее), обязательно тянет поглядеть иллюстрации, фотографии. И если таковых нет, то, по крайней мере, вполовину интерес к ней теряется; пропадает как-то ощущение документальности, подлинности. Но, сколько я ни спорил со своими издателями, ничего не помогло. Из всех девяти только французы поместили фотографии.

Потом заголовок, да и сама конструкция книги оказались источником бесконечных споров, целых баталий. Дело ли тут в разнице вкусов или, как мне казалось, просто в отсутствии такового у большинства моих издателей, но только очень им хотелось, чтобы все было описано в хронологическом порядке, а называлось либо "Моя жизнь", либо "Мои воспоминания", или еще того тошнотворней - "Воспоминания диссидента". Американцы, с которыми больше всего пришлось мне спорить, изобрели какие-то "Размышления человека в наручниках" и страшно удивлялись, что я недоволен. Писать же в хронологическом порядке я просто не мог себя заставить. Просто вот написать: "Я родился 30 декабря 1942 года..." - оказалось для меня физически невозможно. После такой строчки ничего уже добавить я не мог, как бы полностью исчерпав тему. Ну разве что: "...а умер в..." - и на этом закончить. Эта книга никак не получалась у меня мемуарами, да ведь и невозможно написать мемуары в 35-36 лет.

Удивительно, что хуже всех оказались американцы. Их пресловутая деловитость, efficiency, которую принимаем мы за чистую монету, есть лишь поза, привычная мимикрия. Так, оказывается, принято выглядеть в Америке, чтобы не слишком выделяться. Огромное издательство, можно сказать, целый концерн, с которым у меня был контракт, не только торопило меня больше всех, а издало книгу позднее всех, не только отказалось от фотографий, уверяя, что это слишком увеличит розничную цену, выпустив в результате огромный, скучный кирпич по баснословной цене (17 с лишком долларов), но еще и норовило постоянно что-то исправить в тексте. Дело здесь было не в каком-то злом политическом умысле. Большая корпорация, как я убедился, удивительно напоминает советское предприятие своей неповоротливостью, безразличием служащих и той бюрократической круговой порукой безответственности, когда Иван кивает на Петра, Петр - на Ивана, а концов не найдешь, сколько ни бейся. Я долго не мог взять в толк, почему редакторы с такой настойчивостью предлагают то одно изменение, то другое, порой совершенно бессмысленное, переставляя просто местами отдельные куски или фразы. Это была бесконечная война с некой незримой силой Энтропии, стремившейся разрушить всякую целостность, размыть всякий смысл, развязать и разгладить все узелки и складки, неизбежные в литературном повествовании. Ощущение было такое, будто борешься со сломавшимся компьютером. Только со временем уразумел я, что примерно так и было. Огромной машине нужно было что-то делать, чем-то оправдывать свое существование, и, пропуская через себя мою несчастную книгу, она неизбежно превращала ее в свое подобие - в клубок запутанных бессмысленностей. Прибавьте еще сюда тот факт, что к моменту этой титанической борьбы у меня уже начались занятия в университете, и вы поймете, какая меня охватывала ярость при получении очередной пачки гранок, которые каждый раз нужно было внимательнейшим образом читать, сравнивая с оригиналом, точно археолог, восстанавливающий сосуд по сохранившимся черепкам. Наконец пришли окончательные гранки, выверенные, согласованные, готовые к печати. На титульном листе крупными буквами стояло: "То build a castle - my life as a deserter" (вместо dissenter).

Странно все-таки поставлено здесь дело: почему-то ты должен за всех все делать, быть одновременно и автором, и корректором, и переводчиком, и агентом по рекламе, распространителем. Почему? Я ведь только автор, мое дело написать. Неужели так трудно всему этому штату просто издать написанное? То есть вот просто так и издать, как написано? В другой стране (не буду сейчас указывать, в какой) переводчик вдруг решил "улучшить" книгу - казалось ему, что она плохо написана. Ну, это, конечно, дело субъективное, может, и плохо, да только разве это дело переводчика? По счастью, мои друзья, которым я поручил следить за качеством перевода, уже по горькому своему опыту никому не доверяя, вовремя заметили это и спохватились. (Тут нужно заметить, что и вообще с переводом здесь дело обстоит значительно хуже, чем у нас. В переводчики здесь, как правило, идут неудавшиеся писатели или люди вообще далекие от литературы, за которыми почему-то укрепилась репутация, что они "знают язык". У нас же лучшие писатели были вынуждены жить переводами, поскольку их собственные произведения не печатались. В результате у нас требования к качеству перевода необычайно высоки, создалась целая культура перевода. При том уважении к иностранной литературе, десятилетиями служившей как бы отдушиной для интеллектуально голодных людей огромной страны, переводчиком у нас быть почетно. Здесь же это весьма посредственно оплачиваемая работенка, которую уважающий себя писатель делать не станет.) Однако, как оказалось, сменить переводчика тоже практически невозможно. Это как бы клан, мафия. Хотя частным образом, с глазу на глаз, каждый из них соглашался, что перевод неудачный, публично или в отзыве издателю все они уверяли, что он прекрасен и лучшего желать просто нельзя. Один из них, человек весьма уважаемый и действительно прекрасный специалист, откровенно сказал мне, что ругать работу коллеги здесь не принято, "неэтично", а существует как бы дух корпорации, взаимная солидарность.

- Как бы ни было это плохо, ни один профессиональный переводчик теперь этого не скажет. И я не могу, а то меня просто сожрут, затравят остальные.

Положение мое в результате оказалось просто отчаянным, Издатель мне не верил, считал, что я просто привередничаю. Да и как я мог доказать ему свою правоту, если сам данным языком не владею? С большим трудом удалось найти мне переводчика вне этого устоявшегося клана. Время же было безвозвратно потеряно, и книга вышла с большим опозданием, только через полгода, А сколько мне это стоило нервов!

Впоследствии я имел возможность убедиться, что вот эти "мафии" - не исключение, а правило среди различных "специалистов". Действительно честную конкуренцию теперь редко где встретишь. Рыба ищет где глубже, а человек где лучше. Чем надрываться в борьбе за клиента, гораздо легче и естественней установить вот такую круговую поруку.

Но что окончательно сразило меня, это непроходимая косность в самой организации издательского дела. Мой английский издатель, человек весьма доброжелательный, милый и ко мне расположенный, сказал мне с большой гордостью:

- Ну вот, все идет очень успешно. Вам, наверное, приятно будет узнать, что тираж ожидается большой - семь с половиной тысяч!

У меня аж челюсть отпала. Семь с половиной тысяч на всю Англию и Британское Содружество? Для кого же я писал книгу, сходя с ума бессонными ночами?

Оказалось, что, во-первых, тиражи в Англии определяются книготорговцами: сколько они книг в сумме закажут, не читая, а часто и не зная ничего об авторе, столько их издатель и отпечатает. Естественно, что при такой странной купле "кота в мешке" торговцы из осторожности заказывают по чуть-чуть, на пробу, иной раз всего по несколько штук на большой магазин. Опять же с гордостью говорили мне, что "даже такой-то магазин купил пять штук и три поставил на витрину". Конечно же, первый тираж раскупили довольно быстро, однако читатель здесь - не советский, требовать и скандалить не будет. Книги при их здешней дороговизне и вообще-то покупают в основном к Рождеству да ко дню рождения в подарок, а стало быть, купят ту, что есть. Нужно иметь сверхъестественный интерес к данной книге, чтобы специально ее заказывать (заказа в Англии нужно ожидать 4-6 недель). В результате уже через полгода - год меня стали осаждать письмами читатели: где достать вашу книгу? Получалось, что теперь еще и продавать ее я должен сам. Дошло до анекдотов: точно в Москве, за книгой стояли в очередь, передавая ее друг другу, о чем с гордостью извещали меня письмами. Англичане - люди удивительно трогательные. Если уж что-то вызывает их сочувствие, они не успокоятся, не пожалеют ни времени, ни сил. Какой-то пожилой человек из Лондона извещал меня, что, не найдя книгу в магазине, взял в библиотеке и снял с нее фотокопию для себя, своих друзей и знакомых. Вот тебе и спрос, рождающий предложение!