История одного супружества - Эндрю Шон Грир Страница 26

Она не была красавицей. Я пришла к такому выводу, как только увидела, как она собирает губы бантиком вокруг жесткой красной соломинки. Но ей, с ее острым носом, личиком в форме орешка, на котором из-под пудры проступали веснушки (как зерна ванили в сливках), удавалось создавать видимость красоты. Обычная белая девочка, которая научилась вести себя как красотка. Сидела она как русалочка, подобрав под себя ноги, а в голос подпускала деликатного звона, который то и дело рассыпался смешком – так колокольчики, висевшие у моей бабушки на крыльце, то и дело принимались звенеть на ветру. И браслет с подвесками тоже рассыпался солнечными зайчиками, когда все эти сердечки, книжечки и якорьки вспыхивали на солнце, а на груди мерцало одно серебряное кольцо, как обруч акробата. И все время, болтая с подружкой, она барабанила по стопке учебников ластиком с кисточкой на конце.

– Белая в темно-синий горошек, а топ темно-синий в белый горошек.

– Звучит очень мило, солнышко.

– Уж надеюсь, денег-то сколько отдали.

Она оказалась не такой, как я думала и надеялась. Я представляла себе симпатичную пустоголовую жеманницу, а не умную девушку, мечтающую о чем-то большем, чем жизнь в нашем Сансете. Подслушивая их беседу, я узнала, что Аннабель изучает в университете химию, пестуя головокружительную мечту о том, что женщина в 1953 году может стать ученым. Вот о чем она рассказывала, пока подружка, играя с соломинкой, пыталась увлечь ее темами поглупее: о занятиях химией, о том, что преподаватели над ней смеются, отец не одобряет, а сокурсники притесняют. Она говорила обо всем этом с юмором, но круги под глазами, которые не могла скрыть пудра, выдавали ее усталость.

– Ни за что не угадаешь, что они подсунули мне в лабораторную тетрадь.

– Даже знать не хочу.

– Неприличные снимки, конечно. Ужасные, похабные картинки.

– Ну а ты чего?

– Сказала, что это уморительно, конечно же. Что еще мне было делать? Нельзя давать им понять, что тебе обидно.

Взрыв щебечущего смеха: чета молодоженов напротив столика Аннабель, невеста сильно беременная, а жених очень пыльный. Они явно были тут проездом – я видела, что их побитый автомобиль с багажом на крыше спит на обочине. Внутри сидел пес и ерзал от нетерпения. Далеко же они уехали из своей Небраски (судя по номерам), и кто знает, какой надежный план вел их в Мексику или на Аляску. Глядя на них, я не могла не почувствовать, как меня пронзает вечная американская надежда.

Послышалось знакомое имя.

Подружка разразилась радостным смехом:

– Просто роскошно!

– Кто тебе это сказал? – спросила Аннабель, озираясь, но не видя меня. – Это ерунда, я уверена.

– Я думала, уж тебе-то все об этом известно! – и еще один залп заливистого смеха. – Замужняя женщина под носом у супруга…

– Цыц, я его жену даже не видела никогда.

Аннабель Делон опустила глаза на свой шоколадный кексик и, подцепляя ногтями его серебристую гофрированную юбочку, стала раздевать его на столе, как куклу. Мимо пробежал Уильям – что-то ему понадобилось в кладовой.

Затем подружка добавила шепотом:

– Да еще и негритянка.

– Я сказала: цыц.

– А муж у нее красавчик, прямо кинозвезда. – И захихикала: – Тебе ли об этом не знать, да, Аннабель?

– Давай сменим тему.

Серебряная фольга с кекса Аннабель попала в луч света, и по залу, словно фейерверк, полетели синие блестки. Кажется, я услышала, как она вздохнула.

Я нащупала в кармане сломанный пояс, и мне пришла в голову стыдная фантазия: я снова оказалась в парке развлечений, я последовала за мужем и Аннабель под надпись «Лимб» – в тоннель любви, – где они сели в вагончик-катафалк и, взявшись за руки, исчезли в разверстой пасти. Меня пронзила безумная, нелепая мысль: я представила, что сажусь в следующий вагончик, слушаю их шепот и гулкий смех. Раздается визг – над ними навис гигантский паук. А затем разом отключают электричество. Темнота, тишина. Синица в руке. Я вообразила идеальное преступление: вот я вылезаю из вагончика, достаю из кармана пояс. В моей невинной грезе это было похоже на страстные объятия. Наяву я никогда так не боролась: не отпуская ни за что, до последнего, только бы получить желаемое. Не отпуская ни за что.

Простим себе жестокость юности. Я была ненамного старше Аннабель, хотя считала себя взрослой замужней женщиной. Я была юна и измучена, она была юна и силилась добиться всего, чего в те времена могла добиться женщина. Сияя обаянием и следя, чтобы горькая улыбка не сходила с лица. Разумеется, ей было так же страшно, как и мне. И кто знает, что на самом деле означали эти поездки с моим мужем – может, муж прощупывал варианты, и подвернулась бедная девочка, – и что спровоцировало ревность Базза, этот бес, принимающий форму наших страхов.

Из-за столика донеслось:

– Ну Аннабель, ты дразнишься. Расскажи о нем.

– Не буду! Ты прекрасно знаешь, я обещалась другому!

– Но ты пока не замужем.

– А зачем? Мы пока никому не говорим, и я хочу сначала доучиться.

– Ну ты даешь, Аннабель! Правда даешь!

Раздраженно:

– Мне пора, подруга.

Сидевшая напротив нее невеста ахнула: опрокинулся стакан с молочным коктейлем, и потекла розовая лава. Уильям Платт примчался из кладовой и схватил полотенце возле стойки с газировкой.

Аннабель запустила пальцы в волосы, и подвески на браслете зазвенели, как колокольчики, а кольцо обещания на шее вспыхнуло в луче света. Потом