Валериан Скворцов - Понурый Балтия-джаз Страница 27

И оба заторопились в подвальную раздевалку.

Не жалея лакированных итальянских ботинок, Тургенев шлепал по талому коричневому снегу до Тоомпеа. У входа в Домский собор дал прикурить от новой зажигалки двум славянам, которые, видимо, постоянно оставались снаружи, и вошел в церковь с Вайсиддиновым.

- Сатана стал злом после твоего грехопадения! - заорал на меня кто-то сверху, едва я втянулся в костел за Тургеневым и Вайсиддиновым. - Вот тогда-то Сатана и стал злом! После твоего грехопадения! Да, именно! Твоего!

С кафедры кричал кюре, высовывая из кружевных рукавов восковые кулачки и грозя ими ветхим знаменам, свисавшим со стен над головами прихожан.

Я наблюдал за манерой Чико пробираться в толпе, стараясь запомнить его повадку в замкнутом пространстве и тесноте. Проверяя себя, я отвел на несколько секунд взгляд и снова посмотрел туда, где Чико, слегка опередив спутника, рассматривал вырубленные на плитах феодальные гербы со шлемами, выпячивающими решетчатые забрала. Две головы восточного обличья казались в толпе неразличимыми. Но телохранитель, если Вайсиддинов исполнял эту обязанность, раскачивал плечами иначе, чем это делал Чико.

- Земля была безводна и пуста! - кричал кюре. - И только Бог сотворил различия... Троица - это и свет, и тьма, но она по другую сторону и света, и тьмы. У Сатаны, как у всякого ангела, своей воли нет. Сатана идет за злым умыслом, за твоей злой волей. Помните это! Ангелы не сотворены Богом по его образу и подобию, как сотворен был человек. Человек, как и Бог, может творить. Ангелы - нет. Сатана, бывший ангелом, воплощает твою волю, поскольку ты переполнен греховным озлоблением!

Кюре ткнул кулачками в мою сторону. Может быть, потому, что мне приходилось вертеть головой.

Я протиснулся к гербу, который рассматривал Тургенев. Он интересовался надгробной плитой фон Крузенштерна.

Бандиты пробирались к выходу.

Коричневый песик, оставленный на привязи у костела, едва не запутался у меня в ногах, кинувшись навстречу женщине, которая выходила за мной. Оглянувшись, я извинился.

- Пойдем, Мукки! - сказала она собачке, отворачивая лицо.

Метрах в двадцати вниз по Тоомпеа констебли подсаживали в синий "Лендровер" Чико Тургенева и его троицу. В наручниках.

Глава седьмая

Живец

С грохотом и воплями орда молодцов и девиц на роликовых досках ссыпалась по брусчатке вихляющей под уклон улочки Ратаскаэву. Свет фонарей выхватывал разгоряченные лица, пестрые нейлоновые куртки и заляпанные грязью кроссовки.

Ефим Шлайн, переждав регочущее стадо под висячим кованым светильником, отлепился от стены и спросил:

- Ты видел, какие жердины у этой... которая ехала в середине? Ого-го! Эх, нам бы дожить бы до свадьбы-женитьбы!

В раздевалке варьете он только накинул на плечи свое пальто свиной кожи, запахнув полы перекрестьем обезьяньих запястий. Ни дать ни взять Наполеон при Аустерлице или Прейсиш-Эйлау. Впрочем, вымученность моего сравнения объяснялась маркой бренди, которое мы потребляли: силуэт императора весь вечер маячил перед нами на этикетке.

Выпили крепко, первый раз в истории наших взаимоотношений, и мне почему-то казалось, что Ефим пошел на это не нарочито, а от одиночества.

Расслабившись, я признался, перекрикивая оркестр, что с этого вечера не считаю его бюрократом. В ответ он коснулся деталей поведения кордебалета, казавшегося молодым и привлекательным. Девочки задиристо вскидывали ножки за спиной поп-певицы, ухитрившейся уронить микрофон, что не повлияло на звучание, наверное, вообще не её голоса. Примадонна раскрывала рот под фонограмму и изображала телодвижениями, по мнению Ефима Шлайна, целку-одиночку.

Мы брели наугад по городу-шкатулке, в котором потеплело, стаял грязноватый снег и пахло морем. Дела наши обстояли, как и положено на начальном этапе операции со многими неизвестными, неудовлетворительно, если не плохо. Это не стоило обсуждать, потому что радости при наших занятиях так же редки, как и успехи.

- Когда дела идут совсем плохо, - сказал глубокомысленно Ефим, - это верный признак, что наступает улучшение.

- Да-а-а, - ответил я, стараясь придать голосу оттенок философского раздумья.

Минуты три мы молчаливо смаковали свою причастность к избранному кругу ценителей изысканных мыслей. Пьяные умники.

- Ты изменял когда-нибудь жене, Бэзил? - спросил вдруг Ефим.

- Может, перейдем от слов к делу? Было когда-то одно местечко на бывшей Ломоносова...

- Да не об этом... Всерьез изменял, с другой, серьезной женщиной?

- Тебя, что же, посетило чувство? - спросил я выспренно. Вполне искренне при этом. Действительно, мы перебрали, наверное.

- Еще не уверен, - торжественно провозгласил он.

- Ну, тогда вот что я скажу... вернее, повторю слова одного человека...

- Повтори! Из тебя, Бэзил, если и выдавливаются собственные, то исключительно насчет деньжат. Жажда наживы - твоя всепоглощающая страсть...

Неплохо бы, подумал я, и сказал:

- Мне это нравится... То есть, эта всепоглощающая страсть нравится... И потом, мне кажется, что деньги - не вещь, а нечто одушевленное. Как верные слуги. Приходиться только отслеживать их поведение, чтобы они не произвели большевистский переворот и ты стал им не нужен...

- Ну, хватит, хватит про это... Что ты там собирался цитировать?

Я подумал, что ничего не знаю о семейном положении Шлайна - какая у него жена, есть ли дети, в какой квартире живет и имеется ли дача, собственная или казенная?

- Настоящий мужик, - изрек я, придержав шаг во имя значимости философемы, - изменяет любовнице с женой. И если жена это понимает, все в порядке, вы - великая пара!

- А если жена изменяет со мной любовнику? Звание великой пары сохраняется?

- Оппортунистическая мысль, - сказал я. - В данном варианте в позиции жены, мне кажется, можно усмотреть отсутствие партнерской этики.

- Вот именно. Контора так и поступает, неэтично - с досадой вдруг выдал Ефим. - И мне это не кажется, а именно так и есть.

- Вот тебе раз... При чем здесь контора?

Я потихоньку глубоко вдохнул и выдохнул, чтобы выветрить хмель.

На эту встречу Шлайн, как и в прошлый раз, явился по моему вызову.

После ареста Чико и его группы я позвонил на явку. Ответила Марика. Я попросил устроить встречу с Ефимом. Когда перезвонил спустя полчаса, трубку взял уже папаша Велле. Он и передал, что Шлайн встретится со мной у варьете.

Ефим не прокомментировал арест прогулочной группы Тургенева. Лишь задал уточняющий вопрос - какого цвета был "Лендровер", в который впихнули Чико со товарищи, и носили ли агенты форму? "Лендровер" мне показался темно-синим, брали группу люди в форме констеблей и спецназовцев вперемешку. Ефим спросил номер машины, я его назвал. Больше события до варьете не обсуждались...

Он ускорил шаги, на ходу втискиваясь в рукава пальто. Если разгоняется, подумал я, значит переходим к разговорам по существу. Так и получилось.

- Что ты думаешь об аресте банды? - спросил Ефим.

- Чико спрятали от меня.

- От нас, - сказал Ефим.

- От меня...

Удивительно, но он не возразил.

Орда парней и девиц, возвращаясь к старту на горушке, обтекала нас, возбужденно обсуждая колдобины Ратаскаэву. Цветные картузики смотрели лакированными козырьками у кого назад, у кого вбок. Роликовые доски они несли в охапку.

Ефим, задрав полу, достал из кармана брюк пластиковый цилиндрик, отвинтил крышку и вытряс на ладонь белую таблетку.

- Будешь? Протрезвляет...

Я помотал головой.

- Зачем же выпивали? Жалко денег, истраченных на выпивку.

- Опять деньги, - поморщился он.

- Нет, не деньги, - сказал я. - Здоровье. Эти штуковины действуют на сердце или печень.

Ефим подбросил таблетку и, поддев носком ботинка, отфутболил в темноту.

- Так что же - контора? - напомнил я.

- Мой источник здесь сообщает, что в результате прочесывания в городе в сети угодили две фигуры из пророссийского подполья, связанные с калининградскими структурами. Они не уголовники. И криминальная полиция препроводила ореликов в полицию безопасности, то есть контрразведку. Контрразведку же здесь натаскивают британцы. Такова традиция с довоенных времен... Но эстонцы, учившиеся у англичан, пока ещё сопляки в сравнении с теми, кто получил московскую и ленинградскую выучку. И поэтому англичане в серьезных случаях ни на тех, ни на других не полагаются. Работают через свою агентуру...

- Ты причастен к этому направлению?

- Не здесь - в Москве, и постольку поскольку, как говорится. Калининградцев ведет Марта Воинова под руководством Дубровина. Во всяком случае, документированная информация поступает в центр через него... А он не поставил меня в известность о захваченной парочке.

- Мне-то зачем об этом знать?

- Для ориентировки. В Калининградском анклаве легально существует партия Балтийской республики. Сторонников у неё много, на последних выборах - треть голосовавших. Жаждут самоопределения и превращения в подобие Гонконга...