ПГТ - Вадим Сериков Страница 28

Но не успели они крикнуть. Видать, тормозов каких-то недоделанных нашли. А кто-то из работяг успел. Смеха ради, сука, крикнул: "Комарина в депутаты! Толика Комарина!"

Народ в зале заржал в голос, но подхватили. Куражились, гады: "Анатолий Комарин достойный депутат будет! Комарина, Комарина!". Восстал, короче, народ против мировой буржуазии.

Хрен московский резко скис, но попытался еще подергаться. Стал какую-то соплю мотать: что ж вы, дескать, товарищи, такие несознательные, пошутили, и будет. Но его, падлу, уже не слушали. Тогда психанул он и давай орать, как дите шестимесячное. А на народ орать не надо. Он, сука, на крик обижается и жестоко мстит. "Комарина – в депутаты" стали орать еще громче. На принцип пошли.

Московский, красный весь, со сцены отвалил. За ним директор выбежал. Тот, говорят, директору каких-то денег наобещал, если дело выгорит. Вот, не выгорело. Народ Толика хотел. Пусть мля, спасибо скажут, что не Зимний брать.

В общем, признали Толика Комарина кандидатом.

А ржал-то народ не зря. Прозвище у кандидата этого, который на задах сейчас дрыхнет, Дурдыка. Мы, конеш, все немного с придурью, но Толя тут чемпион. Шутки-прибаутки про него по заводу гуляют годами. То он пилораму угробит, то башенный кран чуть не опрокинет, то, мля, заявление в бухгалтерию напишет: "Прошу выписать мне дрова в счет отпуска". Зато беззлобный. Добрый, сука, как теля. За то прощали ему все.

Собрание, значит, кончилось, народ расходиться начал. Настроение хорошее: руководство знатно нагнули. Не каждый день такое. Толика, значит, поздравляют. Он, дурак, сияет, как медный рупь, поздравления принимает. Праздник, короч.

Кстати, может, Толик, падла, и пробился бы. Мало ли там наверху чудаков что ли? Дурдыка точно не хуже. Может, каким-нибудь губернатором, сука, стал бы. Но не судьба!

Какой-то Дурдыкин избиратель говорит: "Ну что, Анатолий, надо бы обмыть доверие народа!" Кругом все кадыками дернули, глаза налились. Ждут.

Губернатор будущий отреагировал резонно: "Так айда в бытовку, у меня там баночка есть!" Ну и ломанулись, чо. Выпить на халяву, да в нерабочее время – это ж счастье.

Банка, сука, оказалась трехлитровой. А в ней – спирт. И понеслось! Лозунги, наказы, мля, избирателей, пожелания стать президентом и секретарем ООН. Толик цвел, как девица. Компании предвыборная ему нравилась до колик в животе.

Потом, значится, политик наш с избирателями бытовку, шатаясь, покинули, и поперлись к тете Дусе закреплять успех. Тетя Дуся – местная самогонщица. Ее отрава, сука, быка с ног валит, не то что кандидата какого-то.

Толе хорошо стало. Он и так мужик не злой, а когда выпьет, как щеня всех любит. Сегодня вон что-то перебрал, а так обычно ходячий. Короче, захотелось ему народ порадовать, спеть, мля, и станцевать. А чо, Киркорову, мужу бабушки можно, а Толику нельзя что ли? Было лето, окна в домах – настежь. Дурдыка, мля, значит, танцует, народ радуется, одобряет самодеятельность. У нас артистов любят, из народа – так ваще.

Слушал я его тогда. Ух, какие ноты он брал! И песни все душевные такие. Частушки матерные, в основном. В общем, я тебе скажу, Киркоров тот в сравнении с Толиком – петух щипаный.

Но появились, мля, и злопыхатели. Наряд вызвали. Спать им, падлам, видите ли, мешают! Мильты приехали, послушали, порадовались, но служба есть служба.

Начали Толика брать. А Толик – против, упирается, бушует. Депутатская неприкосновенность у меня, мол, кричит. Меня в ООН, кричит, возьмут, я вас тут всех!.. Я вам тут всем!.. С работы посымаю – и в Сибирь. Мильты слушали спокойно,улыбались, пока Толик погон одному не оторвал. Тогда их тоже зло взяло. Запихали его в "бобик", дали пару раз дубинкой по жопе. От души так хлестанули, чтобы, сука, не разжигал геополитический конфликт.

"Бобик" уехал, зрители разошлись. Концерт, мля, закончился.

Наутро Толя помятый пришел, грустный. Болела голова с одной стороны, а с другой жопа. Он всем жаловался на произвол, но тут его директор вызвал. И беседу провел.

Короче, взял Толик самоотвод от депутатства. Директор за это пообещал его от милиции отмазать. И отмазал, конечно. Мильты-то уже поуспокоились. Понимали, что за политику человек пострадал. За идею, мля.

А народ всех простил. Ржали потом и говорили, что нормальным депутатом был бы Толик. Не хуже остальных. Хотя б не зажрался бы.

***

– Да, весело у вас тут, – покачал головой я.

Не могу сказать, что немудреная болтовня тракториста очень уж меня восхищала, но делать было все равно нечего. Тем более, я не мог отказать ему в определенном остроумии. При всей своей сельской незамутненности, Прохор был явно не глуп и весьма наблюдателен. Ну, матерится, а что делать? Таня, глядишь, отучит. Глянет пару раз строго – и пройдет у него. Правда, тяжело ему будет слова связывать. Но ничего, привыкнет.

– Это что, – сказал Прохор. – У меня друган, сука, полгода как пить бросил. Навсегда. Он за ночь на велосипеде до Воронежа доехал, триста верст. И не помнил ничего.

– Нормально. Как это возможно?

– Да мы сами думали – как? Решили сначала: врет. Потом все выяснилось. Но ему не сказали. Зачем человека обратно в блудняк вводить?

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Народная медицина

– Пропадал Ванька совсем, – начал Прохор, нахмурившись. – Жену извел, плакала все время. Этот-то, – кивнул он на заднее сидение, – неделю бухает, потом месяца три – ни-ни. Впахивает, сука, семью кормит. А Ванька – каждый божий день пить повадился.

А мы с ним с детства друганы. Вижу – пропадает совсем. Я и говорил с ним, и уговаривал, и морду бил – без толку. Бухал, падла, как не в себя. Здоровье удивительное притом. Однажды, дело в ноябре было, упал, сука, в лужу и уснул. А ночью мороз ударил, и Ванька в лужу вмерз. Все утро, бляха, пролежал, наутро еле отковыряли. И ничего, понимаешь? Проспался, да на работу двинул. Я бы точно сдох.

А он ведь не дурак. Кличка у него – Философ. Он, падла, любую житейскую байку моралью заканчивал. Как дедушка Крылов. Рассказывал, как менял прокладки в кране, а они, сука, другого размер оказались. Так весь дом залило до первого этажа. Казалось бы: ну, прокладки, херь какая-то. И как, думаешь, он закончил? Моралью: "Ко всему есть подходящая вещь. Булка подходит к молоку, бумага – к табаку, хомут – к узде, а х…й –