ПГТ - Вадим Сериков Страница 27

– Скажите, – обратился я к архивариусу, – а какова сохранность ваших архивов? Сильно они пострадали в войну?

– Архивы сохранились почти полностью, – ответила женщина, негромко и с хрипотцой, – в войну их эвакуировали, потом вернули. Нам повезло.

"Да уж, вам повезло. Зато мне – не очень. Ну, ничего, еще не вечер".

– Вот вы всю жизнь с документами работаете, – закинул я следующую удочку, – а как такое может случиться, что на человека нет никаких документов? Родился он в советское время, записан отцом в свидетельстве о рождении, и все.

– А вы не догадываетесь? – почти прошептала архивариус.

– Честно говоря, нет, – тоже прошептал я, хотя и не очень понимал чего мы шепчемся.

– Когда человеку давали десять лет без права переписки, его документы изымались, – одними губами проговорила она.

– Вот оно что! – воскликнул я, и сам испугался своего крика, прозвучавшего дико в этой шелестящей тишине. – И где их можно найти, если они вообще существуют? – это уже опять шепотом.

– В архивах КГБ.

Последнее архивариус уже даже не сказала. Почти подумала.

"Мощно, – подумал я. – Там даже у Тани вряд ли есть связи".

– Понятно, – сказал я уже на нормальной громкости. – А если человек родился до революции, а документов, опять же, нет?

– О, тут масса вариантов, – гораздо более уверенно ответила она. – Эмиграция, например. Или что похуже.

– А как бы вы искали?

– Если нет бумаг, только по месту последнего жительства. На кладбища сходить, со старожилами поговорить. Вспомнят лучше любых документов.

– Спасибо, вы мне очень помогли, – совершенно искренне поблагодарил я.

– Да не за что, – улыбнулась архивариус. – Заходите.

Нанеся визит вежливости к Дюймовке и рассыпавшись в благодарностях, я с чистой совестью вышел на улицу. Нужно было делать то, чего я так хотел избежать. Ехать в село Разумное. Да что ж так не везет-то, а? Ненавижу все эти разговоры с «ровесниками века». Это дело краеведов. Да и поиск подобный – пальцем в небо. Повезет-не повезет. Эх, доля моя тяжкая.

Я, честно говоря серьезно, расстроился. Очень уж я рассчитывал, что сегодня все закончится. Но, как говорится, хочешь рассмешить Бога – расскажи ему о своих планах.

На все про все у меня остается, собственно, четырые-пять дней. Начиная с завтрашнего. Это очень, очень, очень мало. Ладно, нужно собраться и делать дело.

Забежал в гостиницу, сдал номер, и потопал на автобусную станцию. С Таней прощаться не хотелось, но, пересилив себя, позвонил. Поблагодарил за помощь. Она вежливо поинтересовалась успехами. Я коротко рассказал.

– Спасибо тебе еще раз. Пока, – сказал я в завершении.

– Пока. Звони, если что. И… заходи. Если свободен будешь.

Голос ее дрогнул или мне показалось?

Так завершилась моя первая любовь. Теперь, думаю, окончательно.

А на автобусной остановке я встретил Прошу-тракториста. А кого же, по законам жанра, я мог встретить еще?

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Опаленные крылья Икара

– Здорово, – по-обычному отрывисто сказал Прохор. – Как сам?

– Вашими молитвами, – ответил я.

– А я Таню провожал, – счел нужным пояснить тракторист.

– А, – сказал я. – Понятно.

Загрузились в автобус. На задних сидениях развалился абсолютно пьяный мужчина. Увидев его, Прохор воскликнул:

– О, мля, Толик! Ты в своем репертуаре.

Потом быстро подошел к успевшему уснуть Толику и начал трясти его за плечи.

– Толян-корифан, твою ж меть, ты где так, сука, подгулял-то?

Толик, не открывая глаз, отвечал невнятным мычанием. Поняв, что попытки тщетны, Проша сел рядом со мной.

– До дома тащить придется, – раздосадованно молвил он. – А то опять в канаве, падла, заночует.

Автобус тронулся, и Толик немедленно завалился на сидение.

– Много пьют-то у вас? – спросил я вполголоса.

– Пьют, – неопределенно пожал плечами тракторист. – Не все, конечно, это сказки. Бросают многие. Толик-то еще нормальный. Депутат недоделанный, мля.

– О как, – заинтересовался я.

– Да ты чо, такая история была. Намечались у нас, короче, в Хохлове выборы депутатов местных. И приехал, значит, один хрен с горы. Член, мля, думской партии. Повезли его по предприятиям, по хозяйствам. Он там с народом трындел. Говорил: "Я просвещаю массы". Просвещает он, сука, массы. А у самого – ряха семь на восемь.

Заехали в один совхоз. Совхоз так себе, но ничо, дышит. Другие вообще развалились к едрене-фене.

Председатель этого члена с челядью встретил, посидели хорошо так. Пошли с народом общаться, на ферму. На вечернюю, мля, дойку попали. А там – ударница наша, Татьяна Федоровна. Тихая такая, молчит все , работает, надои растит.

Вся эта звездобратия стоит, любуется, как она доит. Федоровна дойку закончила и собралась отвалить. И тут хрен этот решил совет дать. Помочь, мля, народу. Этим же гадам хлеба не надо, дай только посоветовать.

Вот он и говорит: дорогая Татьяна, все, мол, хорошо, и председатель вас хвалит, но если бы вы еще минут десять подоили корову, она, мол, литром больше молока бы дала. Рацинализатор, глядь, народник.

Федоровна охренела маненько, посмотрела на него этак косо, поняла, что не шуткует, и ответила: "А ты жене своей посоветуй подергать тебя за хрен минут десять, когда у вас все закончилось. А потом расскажи, что ответила". И отвалила.

Мы с Прохором заржали представляя ответ, а с заднего сидения послышался густой раскатистый храп.

– Толик, зараза! – подскочил тракторист. – Нажрался, так веди себя прилично, – и Толик получил пару тычков, оказавших целебное действие. Храп прекратился. Остальные пассажиры взирали на эту сцену с философским безразличием.

***

– Ты про депутата хотел рассказать, – напомнил я, когда, произведя воспитательную экзекуцию, Прохор вернулся на место.

– Уй! – засмеялся он от одного только воспоминания. – Короче, так. Этот хрен, которого Федоровна приложила, поехал потом на предприятия, где Толик работал. Собрание вести. Думали местных депутатов выбирать, а он, сука, своего хотел пропихнуть. С директором уже договорились, народ согнали, сидят.

Московский говорит, как Дед Мороз, мля, на утреннике: "Товарищи, как вы думаете, кто может стать кандидатом в депутаты от вашего коллектива? Кто самый достойный?"

А в зале заранее несколько человек подучили, чтобы они имя правильного человечка крикнули. Чтобы как бы, падла, демократия, аж глазам больно. Чтобы, типа, народ выдвинул.