Ольга Туманова - Плесень Страница 3

- Слушаю, Григорий Федорович. Доброе утро!

- Фридман, как приедет, сразу ко мне.

Татьяна взяла трубку рации, второй рукой машинально включила в сеть электробигуди.

- Яков Ильич!

- Слушаю, - весомо отозвался Фридман.

Татьяну Семеновну забавляла официальность Фридмана. Деловитость. Уж она-то знала его, как облупленного. Как много она когда-то ждала от него. У него были такие замашки, что казалось: с ним познаешь все. И как-то после очередного сабантуя на фабрике, кажется, после вручения им Красного знамени... После торжественной части, когда остались только главные специалисты, и так они хорошо тогда посидели... И она уехала с Фридманом в охотничий домик. А его хватило на секунды. И те... Весь в язык ушел. Ничего другого в мужике нет. Татьяна даже поморщилась от воспоминания. Надо вычеркнуть его из памяти, не было ничего, и все.

Требовала рация, надрывались телефоны, светились все кнопки селектора. Татьяна споро отвечала, решала, сообщала. Ей нравилась ее работа, она была нужна всем, без нее фабрика встанет в одночасье.

- Диспетчер, прорвало трубы на убойном.

- Татьяна, здравствуй, на яйцескладе не работает конвейер.

- Здравствуй, Семеновна. Я сломался. Стою у деревни.

- Срочно ко мне в кабинет Друка.

- Вам поступил вагон. Стоит на третьем пути. Кто принял?

Заглянул долговязый Шмольц. Светлые в черную клетку брюки, кроссовки, полурастегнутый батник. Утром все чистенькое, отутюженное - жена у него молодец, знала бы для кого старается. А сам Геннадий со своими светло-пепельными волосами и глазами цвета выгоревшей мыши походил на чахлое дерево - длинный, худой, нескладный. В свои сорок пять он был приверженцем молодежной моды. А по стилю поведения - нечто среднее между директором и Фридманом - любой новой особе женского пола тут же предложит ее подвести и через сто метров положит руку на колено. Но рука та задержалась лишь на коленях Сачковой, остальные ее смахнули.

- Маркова не видела? - спросил Шмольц. Покачал головой, выразительно гладя на бигуди. - Хорошая у тебя работа. Уже не знаешь, чем от скуки заняться.

- Слушай, Геннадий Эрихович, - вспылила Татьяна, - хорошо, у тебя машина, можешь в рабочее время с чужой женой в лес кататься. А я после работы своему мужу красивая буду.

Хмур с утра был и Иванюта. Он уже записал по телефону сводку (конечно, диспетчер готовил ночью сводку, и она лежала на столе директора, но Иванюта каждое утро обзванивал птичники и составлял личную сводку) - падеж был больше нормы. Бригадиры все взвинчены. На убойном тайфуном снесло крышу, и, если налетит дождь, там все зальет. А стройгруппа с утра на жилмассиве. И сегодня кровь из носу - надо окончательно решить вопрос о выходе из концерна. И в приемной как всегда полно плакальщиков.

- Да, - резким голосом отозвался Иванюта на вызов вахты.

- Григорий Федорович, тут главный энергетик электрика привел. Хотят проводку менять. Вы позволили?

- Да. Пусть меняет, - Иванюта отключил вахту, нажал кнопку "Партком".

Марков, что сидел на стуле у окна (зашел в кабинет сразу с автобуса, вопрос надо решить пустячный, а уже битых сорок минут на стуле ерзает) отвернулся к окну, шепотом выругался. Ну, когда ему, Иванюте то есть, делом заниматься, когда в каждую ерунду нос сует, без него энергетик с электриком не решат, как лампу перегоревшую заменить.

Молодой, стройный, с открытым лицом, которое при случае умело стать и доброй физиономией свойского парня и суровым ликом партийного деятеля, Валерий Семенович Патрин, парторг фабрики, сидел за столом в своем кабинете. Как всегда, лежала перед ним стопка бумаги, и ручка привычно была зажата в руке. Взгляд устремлен на кончик ручки. Сейф открыт. Жужжит кондиционер. И на столе номер "Правды".

Обычно по утрам Патрин быстро набрасывал план работы на день. Привычно ложилось на бумагу: поручить... заслушать... вызвать... Планы работы Валерий Семенович ежевечерне подшивал скоросшивателем, и это служило ему большим подспорьем в беседах с бесчисленными инструкторами райкома и крайкома партии. Добрая привычка сохранять весь партийный архив и всегда быть во всеоружии при проверках сложилась у него еще в молодости, когда он сразу после института работал в райкоме ВЛКСМ.

Патрин был растерян. Впервые за десять лет своей трудовой деятельности он не мог составить план работы. Он мучительно долго смотрел на лист бумаги... Все его действия могли теперь вызвать действия, как говорят в подобных случаях в верхних эшелонах власти, непредсказуемые. Вызовешь отчитать за неявку на партийное собрание - а в ответ вместо испуга и извинений заявление на стол о выходе из партии. Как призвать к ответственности за неуплату членских взносов, если в таком случае придется исключить из рядов партии половину коммунистов фабрики. А парторганизация и так сократилась за последний год ровно на треть. Исключать из партии - значит рубить сук, на котором сидишь, могут ликвидировать должность освобожденного парторга. Правда, ходят разговоры, что крайком своих позиций сдавать не собирается, и на крупных организациях, тем более на сельскохозяйственных, все равно будут освобожденные парткомы, даже если коммунистов останутся лишь единицы, парторги должны работать со всеми рабочими. А если сократят? Вон шахтеры потребовали вывести парткомы за территорию шахт - и крайком (или обком, что у них там?) не отстоял своих людей. Действительно, все в этой стране стало непредсказуемо.

А ведь как хорошо все складывалось! Какая прямая была дорога: инструктор райкома партии, освобожденный парторг крупного передового предприятия. Он уже ногу занес, чтобы поставить ее на ступень зав отдела райкома партии или инструктора крайкома, а там... А тут!

Последнее партийное собрание не состоялось, не набрали кворума. Сумели провести собрание лишь на третий раз, когда директор лично приказал на планерке всем специалистам быть и коммунистов своих привести. И эта поддержка директора щелкнула его по самолюбию, вернее, не поддержка, конечно, а... Влияние директора на его, его! коммунистов. В который уже раз! И хотя директор вроде бы помогает ему, надежды у Патрина на Иванюту нет. Вот и на прошлое заседание у директора, где решался вопрос о создании птицепрома, его - его! парторга! - не пригласили. Как передал ему Фридман: "Патрон сказал: "Обойдемся без НКВД". А тот же Фридман постоянно говорит, что директор трусоват. Разве позволил бы Иванюта себе такую фразу год назад? Когда Патрин впервые услышал "Иванюта. Григорий Федорович" он представил нечто внушительное, основательное, представительное. А тут... И...

Да, Патрин был растерян. Он был готов к роли партийного руководителя - но к подпольной борьбе и, может быть, еще и на общественных началах?! Валерий Семенович чувствовал себя котенком, повисшим в воздухе. Вот только что он уверенно карабкался по дереву, и вдруг его схватили за шкирку и держат на весу, и неизвестно, то ли поставят его на землю, то ли зашвырнут... куда?!

Никакой ясности не внес и ХХУШ съезд, который так ждала страна; одни, как он, верили, что съезд все вернет на свои места, другие, что будет рывок вперед от прошлого, а съезд раздал всем сестрам по сережкам и оставил все таким же расплывчатым и непредсказуемым.

Зазвучал зуммер фабричной вертушки. Патрин протянул руку к аппарату, миг подержал руку на трубке, не снимая. Почти два года из дня в день он утром говорил в эту трубку одну и ту же фразу: "Слушаю вас, Григорий Федорович". И эта простенькая фраза имела уйму значений: от сыновней преданности и благодарности за поддержку до напоминания о том, что партия у нас руководящая, и парторг всегда сумеет поставить зарвавшегося хозяйственника на отведенное для него в иерархии место. Интонация Патрина каждое утро зависела от его уверенности в силе райкома, то есть, в конечном счете, все определяли, как сказали бы на биржевом рынке, сегодняшние акции КПСС. А с работой вопрос открыт. Патрин видел себя теперь только на советской должности, где и престиж, и хорошая зарплата, и работа ему понятна. Там тоже нужны аккуратные пунктуальные люди, что умеют вовремя спросить о выполнении задания и вовремя доложить обстановку вышестоящей инстанции. А что еще он умеет делать? Иванюта, тот чуть что: "Я на фабрике все могу. Если что - пойду в вахтеры". Не пойдет, конечно, но производство знает. А он как на первом курсе пединститута избрался в комитет комсомола, так и шел этой дорогой. По специальности после института не работал ни дня. Что знал - и то забыл. Но таких, как он, в партийных органах края сотни, тысячи, и на каждое вакантное место рвутся партийные асы, со связями...

Патрин снял трубку, сказал с почтением:

- Слушаю вас, Григорий Федорович.

Маленький человечек полулежал в кресле, и кресло покручивалось то в одну то в другую сторону - его приобрели недавно вместо обычного стула, и директор наслаждался. Как фрагмент хорошо организованного рабочего места кресло было совершенно бесполезно, потому что не мог Иванюта, при своем карликовом росте, не вставая с кресла, дотянуться ни до сейфа, где хранил свои личные деньги, ни до бара, где стояли рюмочки и лежали, пополняемые Фридманом, запасы шоколада и кофе и более существенные и приятные мелочи, ни до холодильника, куда завхоз не забывал регулярно поставлять любимую директором водичку "Иссинди".