Марина Бонч-Осмоловская - Рождественский романс Страница 3

Пробка подвинулась к автозаправке, где Ганс решил переждать, а заодно выпить кофе, не теряя напрасно времени, а еще через час он проскочил мимо дорожного знака: голубой круг со звездочками - так он познакомился с бельгийской границей. Здесь дорога переменилась. На покрытии больше не появлялись заплаты, линии не были заужены и перекрашены, а главное, повороты на шоссе были так длинны и мягки, что Ганс почувствовал: на этих зигзагах он, скорее всего, не вылетит в придорожные кусты. Он отмяк, и последний час пути прошел незаметно. Уже вечером, дома, Ганс вспомнил, что ни разу не заблудился в этом совсем чужом ему государстве. "В общем, у них там тоже неплохие дороги", - решил он.

На бельгийской стороне было разбросано много деревень. В одних жили только французы, в других только фламандцы, ближе к немецкой земле гнездились немецкие поселения. Все знаки в этом районе были на трех языках, но если дорога вела во французскую деревню, фламандские и немецкие надписи на указателе были замазаны краской из баллончика, и наоборот.

Ганс проехал французский поселок, дальше появились немецкие надписи они легко вывели его в нужное место. В этом, немецком Хорсте, дома были такие, как в городе у Ганса, указатели, названия магазинов на немецком - все знакомо и понятно. "Совсем не так, как у французов, - подумал Ганс. - Там поневоле чувствуешь, какое все чужое".

Перед ним открылся автосалон. Немец-дилер, которого Ганс нашел в конторе, его не разочаровал. Вся его стать и ухватки были Гансу очень близки, лицо доброжелательное, щетина на месте. Рита пробовала бороться и с Гансовой щетиной, но он ей объяснил: если человек не брит, значит, у него дела идут настолько хорошо, что можно уже и не бриться.

Ганс вышел из конторы во двор автомобильного салона и увидел машину, Мерседес. Желтого цвета. Она стояла среди других моделей, но не было ей равных. Ганс подошел поближе. Его взгляд скользил по ее бокам, и он чувствовал, что неприятности сегодняшнего дня, тревоги и усталость остались позади, не имеют никакой власти над ним, смотрящим на ее совершенное тело. Эти взволнованные линии обегали округлости колес, как безупречной формы женскую грудь, бежали по спинке, по капоту, наполняя радость нескромных глаз волшебной линией желанного тела. Взгляд Ганса скользнул с ее ног на лицо, на торжественную, гордую сетку решетки и два больших глаза передних фар. Он открыл дверь и, дрожа, сел за руль. Повернул ключ - тихо заворчал мотор. Зажглись мягким светом приборы, как дальние огни в темной траве, притягивая своим загадочным мерцанием. Ганс положил обе руки на руль. Его взволновала мягкая форма руля с выемками для пальцев. Она сразу слилась с его руками, с ним, она позвала его, и он нажал газ. Мотор заурчал сильнее, как кошка, когда она, вытянув хвост и выгибая длинную спину, начинает свой прекрасный шаг...

Ганс выбрал машину на удивление быстро, такого он сам от себя не ожидал. Может быть потому, что он выбрал ее в своей голове уже давно. Всего час Ганс обкатывал две модели, заглядывая в мотор и в бумаги, хранившиеся у дилера, как и у всех немецких дилеров, в идеальном порядке. Ганс выбрал тот, первый Мерседес желтого цвета. Он похож на немецкий флаг, и, вообще, желтый цвет - Гансов любимый. Ганс очень хотел бы повесить немецкий флаг на свою гостиницу или хотя бы на собственную квартиру, как делают во многих странах, но каждый раз с огорчением думал, что немцам вешать флаги теперь не велят...

"Ладно, - решил он, - машина будет вместо флага!" И немец-дилер одобрил его выбор.

Они совсем не торговались насчет цены на Гансов старый Опель, с обоюдной симпатией стукнули по рукам, Ганс опустошил свою заветную сумку и, получив симпатичный ключ вкупе с кожаным портмоне, полным документов, счастливо погнал свой подарок в родной городок. Всю дорогу домой он думал, какое счастливое наступает для него Рождество, и ему казалось, что покупка машины - это еще не самое радостное, что ждет его впереди... Ганс вернулся домой ночью, мирно завершив этот длинный, тревожный день. Ужинал, целовал жену, волшебным веером раскрывал перед ней бумаги на машину, добавлял все новые детали своего пути и чудесного выбора. Ганс был слишком счастлив, и день был таким волнующим, что, несмотря на усталость, он всякий час просыпался среди ночи в своей постели, не вынеся теплой муки родного жениного тела, любил ее вновь и вновь, как будто это была не она, как будто новая машина была Гансовой женщиной в первую брачную ночь... Потом, блаженный, он радостно выглядывал во двор, где в тихих рождественских сугробах привыкал к новому дому желтый автомобиль.

Наутро звонили родители, тети и дяди, поздравляли с покупкой. По телефону Ганс не мог определить чувства родственников к бельгийской машине, так что он оставил эти волнения до завтрашнего предпраздничного ужина. К тому же он сам был слишком переполнен радостью и хлопотал, смеялся больше, чем всегда, летал, работая, по гостинице, забегал целовать жену, сверкая там и тут розовым, плотным и ярким лицом.

Вечером на новой машине они с Ритой отправились в центр. Здесь, начавшись в первых числах декабря, изо дня в день нарастая к Рождеству, росла и хорошела рождественская ярмарка. Сегодня - третье воскресенье перед Рождеством - был последний и лучший ярмарочный день. В центре города каждый переулок и щелка были уставлены деревянными палатками, все они украшены горящими свечами, игрушками и мишурой. Перед ними, дыша белым паром, за высокими столиками толклись веселые компании, прихлебывая горячий глинтвейн. По соседству торговали жареным мясом и сосисками с горчицей. Сюда-то Ганс и торопился показать друзьям свою машину, убедиться, что он не слишком ошибся с моделью и, конечно, с этой Бельгией...

В киоске по левой стороне площади, что напротив входа в кафедральный собор, торговала глинтвейном троюродная сестра Ганса. Здесь уже и Герхард, и жена его, Камен, их друзья... Гансова сестра, Дора, налила ему душистый глинтвейн, поцеловала Риту, что-то про Рождество спросила. Нашла для нее кетчуп, но и горчицу дала, может, думала, Рита уже привыкла. А Ганс заторопился к брату. Хорошая у него компания, все женатые, все немцы...

А у Ганса не так - когда он женился, сразу вышло, что у него дома стали собираться смешанные пары: в одной жена-француженка, в другой муж-австрияк. У Герхарда почему-то все иначе... и у папы все иначе, и у всех старших. Гансу трудно об этом думалось. Он тоже хотел бы, как они... но уже не мог. Не так жизнь у него сложилась, не совсем та у него жена, и поступки тоже...

- Я слышал, ты в Бельгии машину купил? - повернулся к Гансу друг Герхарда. - И номера бельгийские оставил?

- Я машину выбрал немецкую! - сказал Ганс с сильным чувством, стараясь подавить тревогу. - До Нового Года номера нельзя поменять, все закрыто, а потом, конечно, сделаю! - он засмеялся, сверкнув камешком в самой глубине глаз, и через несколько минут компания отправилась оценивать покупку. Как бы то ни было, Мерседес не мог не понравиться, но еще больше всех покорил желтый цвет. Ганс провел тыльной стороной ладони по щеке Риты и счастливо прошептал ей: "Сокровище мое..." потому что в его душе все встало на свои места. О машине хорошо говорили... почувствовал Ганс, что приняли его друзья с его полубельгийской машиной за своего.

День перед Рождеством начался поздно, с долгой постели и подарков. Ганс сам одел Рите на пальчик колечко: хороший бриллиант, а ободок из сверкающего розового циркония - нежное колечко и яркое, на Риту похоже. Ганс от счастья думал, что навсегда будет молодоженом. Рита подарила ему прекрасную серебряную флягу. Ганс коньяк не пил, но тут решил, что начнет.

Ганс поставил сам кофейную машину, а Рита пошла к теннисному корту: около него в кустах жило множество зайцев. Все они кормились на соседних лужках, как травокосилки работали. Ганс их уже не замечал, а Рита жалела и зимой каждый день ходила им корм задавать - сегодня, по случаю Рождества, понесла им пакет морковки. Ганс смотрел, как она шла вдоль корта, разбрасывая морковь, и ему казалось, что вся ее фигурка сияет на снегу, как новый волшебный перстень...

Посмотрев на корт, Ганс вспомнил свой летний теннис с одним жильцом. Тот еще плоховато играл, и Ганс ему установил, сколько мячей надо взять с лету, потом слева, сколько подать под заднюю линию. Жилец старался. А тут мяч возьми и сорвись в задний угол. Ганс остановился и принялся объяснять правила, видя, что жилец не понимает: сейчас надо с лету мячи брать, а под заднюю линию он будет их класть после левой стороны. Вроде жилец во всем разобрался, а через несколько минут снова запулил не туда. Ганс совсем не поленился к нему подойти и очень терпеливо растолковал правила с самого начала и до самого конца. Кое-как обучил иностранца...

Ганс услышал музыку, подошел к другому окну. Эта сторона гостиницы выходила на поля. Справа, за елками, виднелся дом и двор герра Рейхтера. Он держал небольшую конюшню, занимался прокатом лошадей и обрабатывал с работником картофельное поле и фруктовый сад. На них из соседнего леса повадились набегать кабаны, зажиточное хозяйство подтачивать. Герр Рейхтер Гансу жаловался, но они, кроме ружья, ничего придумать не могли. Кабанов запрещено до конца убивать, объяснил фермер, и однажды, в приступе отчаяния, пришло к нему гениальное решение. Он вытащил во двор динамики проигрывателя и включил звук. Кабаны с любопытством отнеслись к современной музыке. В период созревания урожая поперепробовал герр Рейхтер всю эстраду - никакого эффекта. На классику перешел, но еще хуже стало. Тогда он взялся за дело по-немецки основательно: выписал каталог дисков, заказал их множество и начал выяснять отношение свиней к разным певцам и размер приносимой порчи. Потому что понравилась кабанам музыка... Картина открылась такая плачевная, что герр Рейхтер кинулся к фольклору. Но немецкие народные песни сразу отпали - кабаны в тот день сожрали еще больше картошки. Вернулся герр Рейхтер к попсе, и, вдруг, нашел! - случайно поставил им Бритни Спирс. И побежали от Бритни Спирс свиньи дикие...