Изгой - Сэди Джонс Страница 3

– Бывает хуже.

– Мы тебя ни разу не проведали.

Это правда. Поначалу, напуганный и растерянный, он очень страдал без семьи. И даже несколько раз писал домой с просьбой повидаться, но позже решил, что без родственных визитов проще, и забыл о них думать. Или почти забыл.

Элис заставила себя ненадолго замолчать, однако не сдержалась и протянула пальцы к его предплечью.

– С глупостями покончено?

Он отдернул руку.

– Ну и молодец. – Элис чуть смущенно улыбнулась и направилась в дом с туфлями в руках: трава вымокла от росы, и она выходила к Льюису босиком.

Льюис проснулся в темноте в холодном поту и насмерть перепуганный. Снова тот же сон. Усевшись, он уперся ногами в пол, широко открыл глаза и принялся убеждать себя, что все это не о нем и вообще неправда. А даже если правда, то столетней давности, и о ней пора забыть. Этот сон снился ему и в тюрьме, только гораздо реже, чем раньше, – раз в месяц или два, и Льюис надеялся, что навязчивый кошмар скоро пройдет.

Постепенно страх отступал, а вместе с ним и ощущение, что легкие вместо воздуха наполняются водой. Льюис выглянул в окно, выискивая луну, но увидел только черное небо. Он вспомнил, как Элис указала на его руку, и невольно опустил взгляд. Провел пальцами по невидимым в темноте шрамам, зарубцевавшимся и все же относительно свежим, и вновь ощутил себя порочным.

Он подошел к окну и принялся угадывать, что скрывается за размытыми силуэтами. Яблоня, за ней вдали темный лес. Льюис изо всех сил пытался стоять и не шевелиться, однако им овладело невыносимое беспокойство; если бы он мог, то вылез бы из собственной кожи. Это ведь роскошь, убеждал он себя, встать среди ночи и знать, что никого не разбудишь. Когда угодно подходить к окну без решетки. И тут же подумал: «И что с того?»

Часть первая

Глава первая

1945 год

Гилберта демобилизовали в ноябре, и Элизабет с Льюисом, которому тогда шел восьмой год, поехали встречать его в гостиницу на Чаринг-кросс. Они сели на поезд на Уотерфордском вокзале. Ступенька на входе в вагон была очень высокой, и мама крепко держала Льюиса за руку, чтобы тот не упал. Усевшись, он наблюдал, как станция за окном отдаляется, становясь меньше. Элизабет сняла шляпу и откинула голову на спинку сиденья. Льюису нравилось все – как жесткое сиденье царапает голые ноги и как поезд качается из стороны в сторону. Его переполняло чувство, будто происходит нечто особенное, сокровенное, о чем они с мамой не говорили вслух. Общий секрет преображал все вокруг. Интересно, отец будет в военной форме? А может, даже с настоящим пистолетом? А если с пистолетом, Льюису дадут его подержать? Наверное, не дадут… Впрочем, скорее всего, пистолета у отца нет, и даже если есть, это ведь не игрушка.

Над полями висела пелена облаков, так низко, что, казалось, поезд царапает ее крышей. Льюис принялся воображать, что на самом деле поезд стоит на месте, а облака и дома мчатся прочь. Тогда получается, отец не ждет у гостиницы, а несется им навстречу, сбивая с ног прохожих на своем пути? Чтобы не укачало, Льюис отвернулся от окна. Мама смотрела прямо перед собой и безмятежно улыбалась, словно любуясь неведомой прекрасной картиной. Он легонько пихнул маму ногой, чтобы она улыбнулась и ему. Элизабет бросила на сына ласковый взгляд. Удовлетворенный, он вновь уставился в окно. Он не мог сказать, обедал ли сегодня и если обедал, то в котором часу. Да и завтрак толком не помнил. Зато помнил, как вчера перед сном мама сказала: «Завтра увидимся с папой», – и в животе появилось это странное ощущение. Такое же, как сейчас. Мама говорила, это «бабочки в животе», но на бабочек было не похоже – просто раньше желудок никак не напоминал о себе, а тут вдруг решил обратить на себя внимание. Пожалуй, лучше прекратить все время думать об отце, а то и правда укачает, решил Льюис.

– Можно, я погуляю по поезду? – спросил он.

– Давай. Только двери не трогай и не высовывайся из окон. Ты знаешь, куда возвращаться?

Он огляделся.

– «Джи».

– Вагон «джи».

Он не справился с массивной дверью, и Элизабет пришлось открывать ее и придерживать. Льюис побрел по коридору, упираясь руками в стены, чтобы не упасть, и бормоча себе под нос: «Давай-давай!»

Накануне, после звонка Гилберта, Элизабет опустилась на стул в холле и разрыдалась. Ей пришлось уйти наверх, чтобы не попасться на глаза Джейн или Льюису, если он вдруг забежит домой из сада.

Она плакала сильнее, чем при всех предыдущих разлуках, и даже сильнее, чем в мае, когда объявили, что война в Европе закончилась. Зато сейчас была совершенно спокойна, как будто предстоящая встреча с мужем, который четыре года изо дня в день рисковал жизнью, – заурядное событие. Взгляд упал на пряжку на новой сумке. Интересно, сколько еще женщин точно так же готовятся встретить мужей и покупают сумки, которые никто не заметит?

В коридоре за стеклом показался Льюис: ему снова не хватало сил одолеть тяжелую дверь. Элизабет открыла, и сын заулыбался, размахивая руками для равновесия.

– Послушай…

Он так старался не упасть, что высунул язык и растопырил пальцы. Носок на одной ноге сполз к щиколотке. У Элизабет перехватило дыхание от нежности, и она схватила Льюиса в охапку.

– Не надо! Я не упаду!

– Я знаю. Мне просто захотелось тебя обнять.

– Мама!

– Извини, мой хороший, не буду тебе мешать.

Она разжала объятия, и Льюис вновь зашагал по коридору, расставив руки.

Они взяли такси от вокзала Виктория до Чаринг-кросс и всю дорогу смотрели в окно. На месте некоторых зданий зияли дыры, из-за этого улицы выглядели светлее и просторнее, словно так и было задумано изначально, а дома наспех прилепили позже. Машины и автобусы ехали плотным потоком; тротуары кишели людьми. Погода стояла пасмурная, и разрушенные здания сливались с пальто и шляпами прохожих в одно серое пятно. Выделялись только яркие осенние листья.

– Приехали, – сказала Элизабет.

Вылезая из машины, Льюис поцарапал ногу, но ничего не заметил, поскольку не отрывал взгляда от гостиницы. В дверь постоянно входили и выходили, и наверняка отец тоже был там, в этой толпе.

– Мы договорились встретиться с мужем в баре.

– Да, мэм, я вас провожу.

Они пошли за портье. Льюис крепко держал Элизабет за руку. Просторный, плохо освещенный холл гостиницы заполонили мужчины