История одного супружества - Эндрю Шон Грир Страница 31

– Холланд! Ты ведешь себя как ребенок. Это прекрасное событие, немедленно поцелуй Элис и поздравь ее.

Он встал и поцеловал тетю, которая была ему вовсе не тетей, хотя другой родни у него не осталось. Наверное, его потрясло то, что, казалось, незыблемые тетушки способны на перемены. Даже Геркулесовы столпы могут рухнуть.

– Я очень за тебя счастлив, – сказал он, и Элис просто расцвела от удовольствия. Он улыбнулся, ласково похлопал ее по плечу, и вторая тетушка одобрительно закивала. Сыночек подал голос, Холланд улыбнулся и ушел в кабинет, где обещал поиграть с ним и Баззом в «Комнату настроений». Женщины остались одни.

– Я тоже счастлива за вас, Элис, – сказала я.

Элис улыбнулась и кивнула. С момента объявления она не произнесла ни слова о свадьбе.

– Мы все за нее очень счастливы, – сказала ее сестра, отступая от своей обычной манеры. – Вот твой подарок, Перли, немножко заранее, но ничего.

Это была простая серебряная коробочка с дорогой косметикой. Губная помада с маленьким овальным «губным зеркальцем» на футляре – они тогда были в моде.

– Для вас многое изменится. – Я открыла помаду и вернулась к теме замужества. – Вы ведь так привыкли жить вдвоем. Элис, у вашего жениха есть дом?

Она быстро и очень слабо закивала. Орхидея запрыгала на ее груди.

– У него дом в Санта-Розе.

– Но это так далеко! – сказала я бездумно.

Обе тут же побледнели.

– Не так уж далеко, – наконец произнесла Беатрис. – Тридцать минут через мост.

Я заметила, что в зеркальце отражаются мужчины, находившиеся в другой комнате. Холланд и Базз сидели бок о бок на ковре, лицом к свету. Сыночек, должно быть, позировал в углу, а они сосредоточенно на него щурились. Я не видела, что делает сын, видела только мужчин – их лица одновременно осветились восторгом. Один положил руку другому на плечо для равновесия, да так там и оставил.

– Там тридцать минут через мост, – повторила старшая. Я поняла, что они будут это говорить всем и каждому. – Совершенная ерунда, я иногда по тридцать минут ищу Элис у нас дома! – Сестры захихикали, и я увидела, что они обе сущие девчонки.

Глядя на них, я не сразу поняла, что они мне пытаются рассказать о подлинной трагедии. Целая жизнь прожита вдвоем, скрепленная неким договором, подписанным в незапамятные времена, – и вдруг на излете все кончилось. Все ради возлюбленного, которого Элис бросила много лет назад, – того самого, женатого, который оставил на ней отметину. Конечно же, давно позабытого ее сестрой. Кто знает, какой стародевический скандал разразился в старом доме в Филморе, в присутствии одних лишь кошек, молча восседавших на диване, словно присяжные. Мне стало очень жалко ту сестру, что оставалась одна и так любезно мне улыбалась. Она не ожидала, что под конец жизни с ней случится такая вот трагедия.

И другая: взгляд блуждает по комнате, на груди вянущая орхидея, на губах – дельфийская улыбка.

Из соседней комнаты донесся крик мужа: «Страсть! Страсть!»

– Ты сегодня прекрасно выглядишь, – сказал Базз в нашу следующую встречу в Плейленде, меряя меня взглядом. – Ты надела мой подарок!

Корсаж доставили вчера – цвета грозовой тучи, упакованный в красную бумагу, словно сердце со стальными костями.

– Я… Я к нему привыкаю.

– Странное ощущение, да? В некотором смысле освобождающее.

Я спросила, видел ли он их уже.

– Пока нет. Я смотрел на океан. Но Эдит сказала, что они будут здесь.

– Придут ли они вообще…

Он вытащил полевой бинокль и раскрыл его бережно, как энтомолог, расправляющий крылья мотылька. И навел его на толпу, высматривая Аннабель и ее кавалера.

Мы с Баззом пошли по променаду, а низкий туман ложился шлейфом на наши плечи. Мимо нас проходили сан-францисские типы: седовласые «милостивые дамы» в закрытых одеждах цвета пыльного мешка, красноносый коммивояжер, успевший пропустить уже три рюмочки и всем улыбающийся, шайки мальчишек-ирландцев, угрюмо расхаживающих руки в брюки, девушки в нарядах под Дэйл Эванс, кучка филиппинцев, явно свежих иммигрантов, которые американизировались, надев (все до единого, от дедушки до внука) национальный головной убор: уши Микки Мауса. Чернокожая пара поймала мой взгляд, заключая со мной мимолетный настороженный союз.

– Учебная воздушная тревога! Подготовьте ваши подвалы! – выкрикивал заголовки продавец газет. – Будет учебная воздушная тревога!

– Как ты думаешь, он на ней женится, если до этого дойдет? – спросил Базз.

– Я не знаю, выйдет ли она за него.

– Она-то из тех, что хотят замуж.

– Ты правда думаешь, что дело в ней? И если ее устранить, это все решит?

– Я долго об этом размышлял, – ответил он, снова глядя в бинокль.

– А это не просто из желания сделать назло, Базз?

Он продолжал изучать толпу, подкручивая колесико на шарнире, и наконец сказал:

– Нет. Надеюсь, я никогда не стану таким человеком, – и вдруг сверкнул глазами вбок. – Вон они.

Это и правда были они, в первом вагончике русских горок. Посадка только что закончилась, и служитель говорил им приготовиться к самому захватывающему приключению в жизни. Юный Уильям улыбался до ушей, и на его курносом лице разливалось тихое довольство, хотя брови жили своей жизнью. На нем была летная кожаная куртка, галстук и кепка, которую он предусмотрительно сорвал с головы и сунул под себя, глупо гримасничая. Аннабель была, как всегда, нарядная, в матросской юбочке и жемчугах. Я заметила очки в нагрудном кармашке.