Горбовский - Марьяна Куприянова Страница 33

– Хорошо, – решилась, наконец, Спицына. – До вечера.

Ей нравился Крамарь, но сердцем она ощущала довольно остро, что это не ее человек. К тому же Марина была против служебных интриг. Согласиться на предложение Сергея Ивановича ей было непросто. Но она сделала это из благодарности к нему и из опаски, что Матвей действительно будет ее преследовать.

– Во сколько тебя ждать?

– В шесть.

И они расстались. Марина вернулась на склад, доделала все, что от нее требовалось, и часам к двум дня освободилась. Она вышла в лабораторию, отчиталась Пшежню о проделанной работе и осталась вместе с вирусологами, несмотря на то, что ее время уже кончилось: она могла идти домой.

Каждый день Спицына оставалась сверхурочно, потому что домой ей вовсе не хотелось. В НИИ было интереснее, к тому же, здесь к ней хоть кто-то относился дружелюбно, в отличие от отца. Таким образом, практикантка подстроилась под общее расписание и покидала научно-исследовательский институт вместе с основным потоком ученых, не считая тех, кто любил засиживаться до ночи. Никто не препятствовал ей в этом. Завершив свои дела, девушка вела себя тихо и никому не мешала, соблюдаю позицию наблюдателя.

Вернулся Горбовский, прищуренным взором окинул Марину, раздраженно швырнул свою папку на стол.

– Спицына, вы можете быть свободны. Ваше время вышло, идите домой.

– Я хочу остаться, Лев Семенович.

– В вашей помощи больше никто не нуждается, уходите.

– Лев Семенович, помягче, пожалуйста, – встрял Юрек Андреевич. – Она имеет право остаться. Пусть посидит с нами, она никому не мешает.

Горбовский чуть склонил голову и стиснул зубы, бросив гневный взгляд на свою ненавистную подопечную. Он сам не понимал, почему был так взбешен. С того момента, как Марина ушла обедать к Сергею Ивановичу, и особенно с того момента, как он чуть не пришиб ее и Крамаря дверью, он места себе не находил. Ему казалось, что эта девушка старается расширить свои связи в НИИ, чтобы всех склонить на свою сторону и настроить против него. Здравым умом он понимал, что это полнейший бред, но паранойя мучила его.

Теперь ему снова казалось, что информатор – именно Спицына. Кто знает, может, она просто прикидывается бестолковой, чтобы усыпить его бдительность? К тому же она постоянно остается в лаборатории сверх своего времени, несмотря на то, как он к ней относится, а это уже странно. Либо она информатор, либо мазохистка.

Лев Семенович понимал, что его ненависть к девушке начинает ослабевать, и искал пути искусственно усилить столь привычное чувство. Его злоба не могла не начать истощаться, ведь время шло, он привыкал к присутствию Спицыной, его товарищи относились к ней замечательно, да и она не давала реальных поводов себя ненавидеть. Горбовский специально создавал эти поводы.

С горем пополам он досидел до шести часов в одном помещении с Мариной, насильно заставляя себя не смотреть на нее. Несколько раз девушка ловила его взгляды и, удивленная, отводила глаза. Все занимались своими делами, доделывая дневную рабочую норму, и разговор шел не слишком активный, потому что работа с практическими данными требовала высокой концентрации внимания и точности. Естественно, ситуацию в Мозамбике пока обсуждать нельзя было – присутствие Марины накладывало на эту тему прочное табу.

Речь шла о паразитической природе и химическом составе вирусов, о «юности» вирусологии по сравнению с другими науками, о том, как быстро в наше время вирусы продуцируют штаммы, чтобы выжить. Иногда ученые затрагивали темы, пока что малопонятные девушке в силу низкого уровня ее профессиональных навыков. Что самое странное, Горбовский не принимал участия в обсуждении и даже не изрекал редких язвительных замечаний, столь характерных ему. Зато Тойво время от времени выдавал очередные перлы, не способные, однако, вызвать улыбку на губах Льва Семеновича.

В свободное время в лаборатории Марина читала старые отчеты и рылась в архивах. Пшежень разрешал ей возиться с информацией, полезной для саморазвития, и практикантка, вместо того, чтобы сломя голову бежать домой, как сделал бы любой другой, брала старенькую шитую папку и перечитывала отчеты и наблюдения ученых, составленные десять, пять лет назад. Она читала все это, как читают исторические романы, с неподдельным интересом к тому этапу развития вирусологии, который был зафиксирован в тексте.

Попадались отчеты очень познавательные, а попадались и пустышки, ознакомиться с которым следовало бы только ради развития личной научной мысли. Никто никогда не спрашивал Марину, чей отчет она сейчас держит на руках, и она никому не рассказывала этого. Такие документы просто уходили в архив и напрочь забывались, к ним не относились всерьез, пока не возникало срочной надобности обратиться к мелкому факту, сокрытому в далеком прошлом. Если бы, например, Гордееву показали его же записи хотя бы двухлетней давности, он бы не узнал ни свой почерк, ни манеру изложения.

В настоящее время Марина читала дневник наблюдений одиннадцатилетней давности Льва Семеновича Горбовского и находила его крайне любопытным. Забавно было в настоящий момент видеть перед собой этого человека и одновременно перечитывать то, что он писал одиннадцать лет назад, находясь, судя по всему, близко к открытию новой вакцины. Пока Гордеев рассуждал о недостатках научной статьи Илларионова из Костромского НИИ «Вирус как вершина эволюции», Спицына то и дело поглядывала на Горбовского, читая строки, написанные его рукой много лет назад. Ей доставляло удовольствие узнавать что-то об этом человеке против его воли, проникать в его личные мысли, пусть и устаревшие, понимать его волнения и радости того периода научной деятельности, нащупывать его слабости. Лев Семенович сидел за своим столом и даже не подозревал, что Марина копается в его голове, нащупывая ту самую трещину в броне, о которой ей говорил Гордеев.

Лев думал о том, что сегодня уйдет пораньше, вместе со всеми. Впереди выходные, и нужно купить продуктов в супермаркете, куда он не мог добраться уже всю неделю, чтобы завтра утром хотя бы было чем позавтракать. Гаев оставался на работе, Гордеев уезжал домой, Тойво ушел еще в половину шестого, Пшежень шел в другой отдел, чтобы просидеть там до ночи, а Спицына ускользнула незадолго до шести. Помедлив немного, никак не желая расставаться с рабочим местом, Горбовский отправился на вахту – сдать спецодежду и расписаться. Его подпись в журнале расположилась прямо под стройными буквами Марининого почерка. Судя по времени записи, она покинула НИИ на 23 минуты раньше него.

Все это было действительно так. А прямо над подписью Спицыной значилась подпись Крамаря: они покидали здание вместе. Бессонова видно не было, но Сергей Иванович настоял на том, чтобы проводить Марину до самого дома. И только между ними завязался оживленный