Восемь белых ночей - Андре Асиман Страница 35

Для полноты картины я заранее принял вид взъерошенный, рассеянный – якобы потому, что только что дерзко перебежал Бродвей, – что также сможет объяснить, почему я раньше ее не заметил.

Надеялся, что это ты, – потом сказал себе: не может быть, – а это действительно ты.

Пока я примерял на себя все эти фразы, точно подбирая галстук к рубашке, я всеми силами старался не смотреть в направлении толпы. Не хотел, чтобы она поняла, что я ее уже заметил и просто прикидываюсь. Пусть думает, что узнала меня первой, пусть первой ко мне подойдет.

Впрочем, была и еще одна причина не смотреть. Не хотелось развеивать иллюзию и расставаться с радостью случайной встречи. Хотелось цепляться за эту иллюзию – и, уподобившись волевому Орфею, твердо решившему соблюсти достигнутую договоренность, я смирял себя мыслями, что она меня уже заметила, уже двигается в мою сторону, главное – не оглядываться. Хотелось лелеять в ладонях эту крошечную, робкую, готовую упорхнуть надежду, казалось: главное – смотреть в сторону, все время смотреть в сторону, и, если я не брошу притворяться, она подойдет ко мне сзади, накроет ладонями мои глаза и скажет: «Угадай кто?» Чем отчаяннее я сопротивлялся желанию повернуться в ее сторону, тем отчетливее чувствовал ее дыхание на затылке, ближе и ближе – как оно было тогда, на вечеринке, где губы ее почти касались моего уха всякий раз, когда она мне что-то шептала. Было нечто столь завораживающее в том, чтобы ждать и надеяться, ни малейшим намеком не выдавая, что я знаю: за мной наблюдают, что я даже поймал себя на попытке снизить градус надежды – не может она сегодня быть здесь, что это я придумал! – одновременно понимая, что эта отрезвляющая нотка противунадежды – не просто мой способ осознать, что жизнь редко дарует нам то, чего, как ей ведомо, мы хотим, но и мой собственный извращенный способ подтолкнуть эту самую жизнь к подобной благожелательности, сделав вид, что я забыл: чаще всего желания наши сбываются, стоит нам махнуть на них рукой и примириться с отчаянием.

Надежда и противунадежда. Сперва думаешь, что увидел ее, потом не можешь заставить себя в это поверить, а между двумя этими крайностями лихорадочно подыскиваешь, что бы сказать, какую позу принять: скрыть радость – проявить радость – продемонстрировать, что скрываешь радость, – продемонстрировать, что демонстрируешь радость во всей ее беспредельности. А потом взгляд цепляет человека, просто на нее похожего. Иллюзия разбита. Это кто-то другой.

А после этого – ведь то, что ты приготовился сказать, так восхитительно, что легло покрывалом на морозный вечер вокруг, – ты внезапно ловишь себя на том, что хочешь сам развеять это изумление, не дать другим сделать это за тебя. Можно, например, начать думать: наверное, так даже лучше; подобных встреч не бывает, глупо про них и думать, а кроме того, тихий вечер в кинотеатре, который ты предвкушал целый день, наконец-то твой, все так, как ты планировал. Вы с кинотеатром несколько часов проведете в обществе друг друга, ведь из-за лица, мельком увиденного в толпе, у вас с фильмом могут возникнуть совершенно особые отношения, как будто он в состоянии неким странным образом привнести в твою жизнь именно то, о чем ты просил, даровав тебе то же самое на экране.

Потом, когда фильм закончится, я, возможно, обнаружу припозднившийся мираж ее присутствия возле окошечка кассы. Мираж уже озарил своим сиянием весь мой вечер, и я знаю, что, если иллюзию нашей встречи я заберу с собою в кинозал и свернусь в ее мягком нутре на несколько часов, фильм в свою очередь позволит мне, когда я шагну обратно на тротуар, забрать домой ощущение: то, что происходит между мужчинами и женщинами в кино, произошло со мной нынче вечером в действительности.

Возможно, эта последняя иллюзия – всего лишь отчаянная попытка поднять себе настроение, прежде чем окончательно махнуть рукой на прошедший день и на пять часов запереться в кинозале. К полуночи – так я подумал – уже наступит завтра, и это странное Рождество, начавшееся в сказочной оранжерее и впоследствии обернувшееся такой бессмыслицей, наконец-то отчалит от моего берега, точно непривязанная плоскодонка, которая тихо ускользает прочь вместе с убегающей волной повседневности.

После кино сяду в автобус, или дойду до дома пешком, или доеду на такси ближе к центру, или остановлюсь по пути с одной-единственной мыслью: посмотреть на лица, прежде чем лечь спать.

Посмотреть на лица, в противоположность вообще никого не видеть. Лица. Люди. Полуночники, тедругие, что готовы отважно ринуться в метель, чтобы пополнить запас сигарет, выгулять собаку, перекусить, купить газету или, подобно мне, посмотреть на лица.

Я стал думать, куда можно забрести после киносеанса. В какой-нибудь бар с грилем. Или в «Тайский суп».

О «Тайском супе» у меня добрые воспоминания.

«Траншейный суп», назвала бы его она, с «говяжьим пандстрахом». Как мне не хватает ее уловки: взять что-то, вывернуть наизнанку, потом вывернуть на место, прекрасно зная, что прежним оно уже не будет.

Тут-то я ее и увидел.

Хотел изобразить голосом удивление – но не полное изумление, как будто я предполагал нечто другое, но вдумываться не стал – ускользнуло, и ладно.

Может, есть еще способ пересмотреть условия первого моего желания – теперь, когда оно исполнилось, – может, я и не обязан докладывать ей о том, как думал про нее весь день, весь день.

– Клара? – спросил я с подчеркнутым удивлением – так делают те, кто кидается первым с вами поздороваться, чтобы потом вы не подумали, что они вас избегают.

– А, вот и ты. Наконец-то! – воскликнула она. – Я тебе миллион раз звонила, но тебя вечно дома нет. – Похоже на упрек любовнику. – Я уж решила, что ты передумал и вовсе не придешь.

Чтобы показать, что не преувеличивает, она показала мне два билета, стиснутых крепко – аж суставы раскраснелись.

– А я ждала, ждала, ждала. А. Тут. Жуткий. Холод, – отчеканила она, будто я был в этом виноват. – Вот, смотри. – Она поднесла ладонь к моей щеке, показывая – вон как замерзла. – Столько раз тебе звонила, что выучила твой номер наизусть. Вот. – Она повернула ко мне свой мобильник и начала проматывать длинный-длинный-длинный список бесконечных друзей. На то, чтобы опознать цифры на цветном экране, у меня ушло несколько мгновений. А под номером я увидел надпись, показавшуюся до странности знакомой: свое