Виктор Лихачев - Кто услышит коноплянку Страница 36

- С удовольствием. Только теперь я угощаю

- Итак, что зависит от меня? - после небольшой паузы спросила Софья.

- Все. Ты любишь исторические анекдоты?

- Не знаю.

- Послушай. В XVIII веке один генерал русской армии, все свои чины выслуживший на балах в столице, отправился на военную кампанию. Все у него было как полагается - отдельная палатка, денщики, ординарцы, личный повар. Вышел он как-то вечером прогуляться. Смотрит, сидят солдаты у костра, ужинают. Подошел. "Здорово, - говорит, - братки. Ни разу каши солдатской не ел, дайте-ка отведаю". Попробовал: вкуснотища! "Не понимаю, почему солдатики от нее нос воротят?" рассказывает он позже своему другу министру.

- А что дальше?

- Все.

- Значит, после разносолов каша хорошо пошла?

- Да, в охотку, один разок.

- Хочешь сказать, я - генерал, ты - каша? Я пресытилась, потянуло на простенькое?

- Может, так, может, нет. Это - не мое "видение". Только схема.

- А какой ты считаешь меня?

- Это уже другой вопрос.

- Почему же? Тот же самый.

- Другой. Ты сказала, что в душе твоей что-то разбередилось. Уже поэтому Софья Воронова не может быть генералом-гурманом, а Михаил Киреев кашей. Какая ты? Для меня одна, для Аллы другая.

- Любопытно. У Аллы я еще спрошу. А какая для тебя? Киреев на секунду задумался. Потом заговорил, но как-то глухо, чуть слышно:

- Я вижу маленькую заблудившуюся девочку. Очень одинокую. Ей кажется, что, коллекционируя игрушки, одушевленные и неодушевленные, она заглушит возникающую в душе непонятную тревогу, но девочка ошибается. Один человек, которому она верила, ушел очень рано. Другой сказал ей, что жизнь - это большой пир, лучшие места на котором достаются сильным и смелым. Девочка убедила себя в том, что так оно и есть. Поверила и настолько вошла в роль, что и другие уже не сомневаются: дерзость, заносчивость и даже высокомерие - суть этой девочки...

- А какая она на самом деле?

- Очень добрая и застенчивая. А еще нежная и верная. Такой я тебя "увидел" - и ты это почувствовала...

- Все очень красиво. И все - неправда.

- Не буду спорить. Я тебе не навязываю своего "видения". Это тоже, кстати, парадокс. Люди всегда себя представляют другими, чем они есть на самом деле.

- А если ты придумал меня... такую?

- Думают - головой, а "видят" - сердцем. Софья задумалась.

- Говоришь, сердцем? А ты кто для меня?

- Может быть, вестник. Может быть, кто-то еще. Я не знаю, - очень просто сказал он. Наступило молчание.

- И все-таки ты очень странный.

- Спасибо. В твоих устах это звучит как похвала.

- Кира.

- Да?

- Если я попрошу взять икону, но не смотреть ее здесь - это будет очень невежливо?

- А если я попрошу разрешения посмотреть на нее в автобусе...

- Это будет нормально.

- Тогда все в порядке.

- Поедем?

- Еще минуточку. У меня тоже будет просьба... - С этими словами Киреев полез в рюкзак. - Вот. В руках он держал пакет. - Я продал квартиру. Здесь деньги.

- Я в курсе.

- Здесь половина вырученных от нее денег. У меня в Москве остался друг. Я тебе говорил... Лиза, Лиза Боброва. Бобренок. Девочке нужна операция. Я вчера был у нее дома, но не отдал. Почувствовал, что от меня не возьмут. Понимаешь?

- Понимаю.

- Передай им эти деньги, пожалуйста.

- А что я скажу этим людям?

- Что ты из фонда "Дети и здоровье" или "Детство без рака"... Придумай что-нибудь. Скажи, что Лиза включена в специальную программу. Передашь?

- Конечно. А если я... добавлю сюда своих денег?

- Спасибо, - впервые за время их знакомства Киреев прикоснулся к ее руке. - Спасибо. А это тебе в благодарность от меня. Пятнадцать лет стихи не писал. Это первые. - И Киреев вместе с пакетом протянул Софье розовый листок.

Пока она читала, он осматривался по сторонам. Опять долгий взгляд Софьи (Киреев про себя называл его "синяя вспышка").

- У тебя есть дочь?

- Нет. Ни дочери, ни сына.

- А почему тогда ты это написал?

- Сам не знаю. Пришли строки - все.

- Мне очень понравилось. Правда. Ты меня слышишь?

- Что? Конечно, слышу. Соня, ты ничего не замечаешь странного?

- Странного?

- Ну да. Вон в том углу, посмотри незаметно, сидит мужчина.

- В коричневой куртке? Серенький такой.

- Как ты о людях... Скорее, неприметный.

- Вижу. А что?

- Сам не знаю. У меня такое ощущение, что он думает о нас.

- Ты телепат?

- Вроде нет.

- Вообще-то, Михаил Прокофьевич, это вы с высоты своего возраста во мне только маленькую девочку видите. Другие, представьте себе, красивую женщину. У человека просто есть вкус.

- Во-первых, я красивую женщину называю девочкой именно с высоты своих лет, а во-вторых, Соня, здесь что-то другое. Не могу объяснить...

Неожиданно он встал и направился в сторону столика, где сидел мужчина. Софья видела, что они перекинулись несколькими фразами. Киреев вернулся к столику.

- Поехали?

- Ну что? - спросила Соня уже в машине. - Предчувствия его не обманули?

- Ты знаешь, он вздрогнул, когда я подошел.

- Не удивительно: задумался человек, а к нему подошли, вот и вздрогнул. Кстати, о чем ты его спросил?

- О чем? Спросил, не мог ли я видеть его в Пошехонье-Володарском два года назад.

- А это где?

- За Ярославлем.

- Почему именно там?

- Не знаю. Лицо у него пошехонское.

- А какие лица у пошехонцев?

- Как у него.

- Понятно. Признайся, ты очень любишь детективы?

- Сдаюсь. Будем считать, что мне показалось. Минут через двадцать они приехали на Щелковский автовокзал.

- У тебя есть билет? - спросила Софья.

- Нет.

- А если билетов не будет? Надо было заранее заказать. Мог бы мне сказать. Киреев промолчал.

- Нам в какую кассу?

- Ты будешь смеяться, но я не знаю. Пока не решил.

- Я думала, что уже ничему больше не удивлюсь. Ошиблась. Они стояли около огромного табло с расписанием рейсов автобусов.

- Теперь я понимаю, почему от тебя ушла жена.

- Не понимаешь. Я тогда был другим.

- Ой ли?

- Да. Жил строго по расписанию. Как скорый поезд.

- Зато сейчас ты отрываешься по полной программе.

- Точно.

- Что думаешь делать?

- В Одоев бы поехал, там у меня друг живет. Но шесть часов ждать неохота. Кашин - хороший город, но он в другую сторону от Старгорода.

- Михаил, а если поехать в Новоюрьевск?

- Не искушай меня, женщина. Я и так слаб еси.

- И как же ты будешь выбирать себе рейс?

- Буду ждать знака. Ты спешишь? Давай прощаться.

- Не лишай меня, пожалуйста, такого удовольствия. Нет, не права Кремер. Жить надо в России.

- Кто это?

- Так, подруга моя, в Германии живет. Будет ей о чем рассказать. Я раньше с мистиками не была знакома.

- Ну и как?

- Впечатляет.

В это время раздался голос дежурной по вокзалу:

- Внимание! От двенадцатой платформы в 11.45 отходит автобус на Болхов.

- Соня, сколько времени?

- 11.42.

- Как я понимаю, в Ынторсура-Бузэулуй отсюда автобусы все равно не ходят...

- Куда не ходят? - переспросила Софья.

- Ынторсура-Бузэулуй. Подробности тебе Лиза расскажет. Пойдем, если одно место в автобусе будет

- вот мне и знак.

- А если больше, чем одно?

- Тогда это не знак. Кстати, Болхов - не в Орловской области?

- Спроси что-нибудь полегче. Я не знала, что есть такой город. Они подошли к автобусу. Шофер уже принес путевку.

- Земляк, - спросил его Киреев, - местечко до Болхова есть?

- Как раз одно, - крикнул кто-то из пассажиров.

- Садись быстрее, - бросил шофер.

- Спасибо, - Киреев поднялся на две ступеньки и обернулся. - А проститься времени не осталось. Прощай, девочка Соня.

- До свидания, вестник.

- Если доберусь до Старгорода, то...

Двери закрылись. Автобус медленно отошел от платформы. Софья полезла в сумочку за ключами от машины. Мимо нее сновали люди, много людей. Но почему-то ее внимание привлекло коричневое пятно, которое она могла видеть боковым зрением. Софья обернулась. Это был "пошехонец", человек из кофейни. Воронова вздрогнула, не веря своим глазам. Посмотрела в ту сторону - коричневого пятна уже не было.

Только что она видела действие киреевской мистики. Недавно она смеялась и над его, как она считала, подозрительностью.

- Это вж-ж - неспроста, - процитировала Софья свою любимую детскую книжку. Но ей не хотелось смеяться. На душе было скверно.

Глава двадцать вторая

"Наконец-то свободен!" - произнес Киреев, когда автобус миновал последние московские строения. Однако слова прозвучали явно фальшиво. И чем дальше от Москвы увозил автобус Михаила Прокофьевича, тем сквернее становилось у него на душе. Всю последнюю неделю он прожил на эмоциональном подъеме, вызванном готовящимся отъездом. И вот отъезд уже реальность. А что дальше? Смешно сказать, но только сейчас Киреев подумал о том, что в дороге его может застать дождь, что ему надо где-то спать. Он положил в рюкзак томики любимых поэтов - Пушкина, Тютчева и Баратынского, взял Библию на русском языке, но не догадался взять в дорогу плащ и спальник.