Михаил Белиловский - Поведай сыну своему Страница 36

- Привет, кацо! Или что забыл здесь? А может, что-либо ценное ищешь? Здесь, дорогой, штаб был. Теперь от него я один остался. Вполне, может быть, один бы и справился. Да вот войска у меня нет - некем управлять.

Грузинский акцент на минуту сковал Серго.

- Земляк, значит. А я вот с донесением в штаб.

- Поздновато, брат. Позавчера вечером получили срочное сообщение, а ночью в спешке снялись с места. А меня и еще одного бойца оставили для связи. Ждем, когда вернется с задания один штабной командир, чтобы передать ему место передислокации штаба. Сейчас я один - у моего товарища нервы сдали.

- И что же он?

- Ты видел, надеюсь, что на дороге делается? Так вот, говорят, что немцы перешли Днепр на севере у Чернобыля и на юге у Кременчуга. Так что мы теперь в клещах.

- А товарищ твой где? - от этой новости Серго стал учащенно дышать.

- Услышал об этом и решил примкнуть к другой части, чтобы выбраться с нею из окружения.

- Из окружения?!! Ты с ума сошел? - Серго невольно схватил бойца за ворот.

- Не горячись, земляк! Вся эта артиллерия, кавалерия и другие войска на большаке мечутся из одного конца в другой, и каждый раз натыкаются на немца. Так, во всяком случае, бойцы говорят. Думаешь, я спокоен? Хотел и я уйти с какой-либо частью, да не решаюсь - а вдруг вернется штабной с задания? Потом, я могу быть в тягость другим.

- Почему в тягость?

- Да вот ранение у меня. В общем-то, легкое - небольшой осколок при бомбежке в ногу угодил ниже колена, слегка хромаю. А ты из какой части?

Вместо ответа Серго задумался, потом решительно сказал.

- Как тебя величать?

- Гуго Виссарионович.

- Меня - Серго Шеварнадзе. Так вот, Гуго, собирайся, поедешь со мной в мою часть. Моему командиру доложишь все, что знаешь о штабе дивизии. Я из топовзвода 821-го артполка. Про такой слышал?

- Но если далеко, то мне пешком трудно будет.

- Сядешь на моего коня, а я пешком.

- А здесь недалеко двуколка со сбруей брошенная. Там рядом лошадь убитая. Видимо, паслась во время бомбежки.

К мосту, ведущему в деревню, где стоял топовзвод, они добрались к исходу дня. Проезжая мимо колхозной усадьбы, они услышали громкий смех женщин, собравшихся там вокруг взбунтовавшейся стаи гусей. Серго крайне удивился, когда увидел Менделя с двумя бьющимися в его руках гусями.

- Этого еще не хватало! Неужели наш молодой друг до мародерства докатился!? - удивился Серго и спрыгнул с двуколки.

Мендл со злостью кинул связанных гусей в повозку и, проигнорировав этот вопрос, сам спросил:

- Что там на большаке?

Серго молчал.

- Не мародер я, и не смотрите на меня так! - Мендл был взъерошен, возбужден и весь в пыли. - Взводный договорился с председателем. Будь они прокляты, эти гуси! Пришел, а они: - Мендл показал в сторону женщин, - "Лови сам! Покажи-ка, защитничек наш храбрый, что ты на что-то все-таки способен. Может, духу прибавится, и немца из нашей земли прогонишь". И я, как черт, под издевательский хохот, почти полчаса их ловил.

Раскрасневшийся Мендл махнул рукой.

- Ну да ладно, что там на большаке?

Они шли рядом с повозкой. Серго долго настраивался, пока не начал, наконец, говорить.

- Слушай, Мендл, молодой друг ты наш! Если бы ты знал, как трудно сказать правду! Но что ее скрывать!!? - Серго тяжело вздохнул и с глубоким отчаянием произнес: - Нет у нас больше армии, нет командиров! Никто ничего не знает, куда идти и что делать...

Со стороны северной части горизонта над самой землей нависла тяжелая, мрачная громада грозовых туч. Она быстро разрасталась вширь и угрожающе надвигалась на деревню. Буйно разгулялся ветер, разбив и вытянув тучи в длинные на полнеба черные полосы, устремившиеся на восток, туда, где пока еще господствовало светлое, ярко-голубое небо. Извивающиеся змеей молнии и громовые раскаты подбадривали зловещее нашествие, и оно, наконец, обрушило на землю сплошной ливень и беспросветную полутьму.

То, что Гуго и Серго доложили командиру взвода, подтверждалось с каждым часом все больше и больше. Через мост в деревню чаще стали въезжать машины, повозки со снарядами, другим снаряжением и скапливались они в зарослях у реки или просто на прибрежном лугу. К вечеру вся эта техника была в огне. Горели грузовики, взрывались ящики со снарядами, беспорядочно свистели пули, вылетающие из объятых пламенем, раскаленных гильз. Нельзя было осталять врагу то, что он мог использовать в войне против советской страны.

Вечером командир собрал взвод. На длинном столе лежали порайонные карты Полтавской области.

- Больше не приходится сомневаться в том, что... - взводный сделал паузу, прочистил горло и продолжал, - что мы находимся во вражеском окружении. По имеющимся у нас сведениям, сегодня к концу дня немецкие передовые части появились на одном из ближайших к нам участке большака. Перед нами задача сегодня же ночью произвести соответствующие приготовления, наметить маршрут и за два-три часа до рассвета покинуть место нашего расположения. Двигаться будем на восток, на соединение с нашими частями. Ввиду чрезвычайных обстоятельств, с этого момента вы для меня не только подчиненные, но и боевые товарищи, с которыми я могу держать совет. Меня можно звать по имени отчеству - Матвеем Денисовичем.

- Прошу соблюдать спокойствие, - продолжал командир, - и не допускать никакого паникерства. На гражданке я был горным инженером. Длительное время я работал непосредственно на шахте. Возникали обстоятельства, при которых нужно было проявить максимум выдержки и мужества для спасения жизни шахтеров, и именно эти качества нас выручали.

- К нашему взводу примкнул из другой части боец-водитель вместе с большим грузовиком. Вы его здесь видите. Он поведет машину со взводом на борту. Наших лошадей и повозки оставим кому-нибудь из местных жителей. Имущество взвода, приборы, географические карты и прочее закопать.

"Черт возьми, невозможно поверить в то, что Киев скорее всего теперь уже в руках у немцев!" - от этой мысли Мендл вздрогнул и обхватил голову руками.

С первого дня пребывания на фронте Мендл не переставал думать о судьбе своей семьи, оставшейся в Ружине. Вот и сейчас, сидя за столом и слушая своего командира, он нет-нет да возвращался к этому.

Почему дядя Арон и многие другие были так твердо уверены в том, что война может быть только победной для советской страны, что враг непременно будет разбит и уничтожен на его собственной территории? Какие у них были на то основания? Ведь в результате большинство людей остались на территории, занятой теперь фашистами, и жизнь их находится в опасности.

И опять, в который раз, перед глазами авиационный парад над Крещатиком и поднятые к небу сияющие счастливой гордостью лица... А диктор по радио вещает о первоклассных советских самолетах, самолетах-гигантах, равных которым в мире нет; о мировых рекордах советских летчиков - Чкалова, Леваневского, Ляпидевского, Гризодубовой, Расковой, Осипенко. Неужели никому из тех, кто самозабвенно твердил о том, что враг будет разбит, победа будет за нами, не было известно, что наши фанерные самолеты и зенитки не могут противостоять мессерам? Неужели никто в стране ничего не знал о немецких минометах, фауст-патронах, об их механизированной пехоте?

"Не было бы такой самоуверенности, - продолжал мучиться совестью Мендл, - любой ценой добрался бы до Ружина и заставил бы мать, Люсю, Голду уходить с нашими войсками. Пусть пешком, но уходить."

Газеты и радио сообщали о зверствах фашистов в отношении евреев. Но для него было выше человеческих сил представить себе такое в Ружине.

- Разведку берега реки проведут Поздняк и Раневич, - услышал Мендл слова взводного, - после чего нам предстоит миновать мост, повернуть влево и дальше следовать по дороге вдоль противоположного берега реки. Двигаться будем по ней сколько возможно, а потом действовать по обстановке. Прошу учесть, что состояние дорог после дождя неудовлетворительное.

Ночь прошла в сборах и в затаенной тревоге. Выехали в три часа. Потом долго стояли в темноте у реки перед мостом, пока шла разведка противоположного берега.

У реки еще дымились отдельные очаги пожаров. Порою вдалеке взлетали вверх ракеты. Кругом было непривычно тихо и спокойно, как будто на всей планете наступил желанный мир.

Наконец, была дана команда двигаться. Вернувшиеся с разведки Мендл и Павел на ходу вскочили на подножки кабины водителя. Осторожно въехали на мост. Дряхлое дощатое покрытие поскрипывало под тяжестью грузовика. Доски сначала прогибались, потом с тяжелым скрипом возвращались на место. За мостом выехали на грунтовую дорогу, идущую вдоль реки. Справа - прибрежная возвышенность. Тихо и жалобно гудит грузовик, усиливая ощущение страха и неизвестности.

Прошло десять, двадцать минут, полчаса. Неожиданно полотно дороги сильно наклонилось и машина начала сползать в сторону реки, застряв левыми колесами в болоте. Шофер добавляет газ, надеясь быстро проскочить болото. Надрывно загудел двигатель. Машина наклоняется еще больше, и все соскакивают на землю.