Последняя роза Шанхая - Виена Дэй Рэндел Страница 37

Эрнест нахмурился.

– А его имя случайно не Ямазаки?

– Так значит, вы слышали о нем.

Эрнест глубоко вздохнул и рассказал ему о том, что узнал от Айи.

– Я невиновен. Я ни в кого не стрелял.

– Ясно. – Сассун вздохнул. – Мне жаль, что вас в это втянули. Я должен вам кое-что объяснить. Речь идет о безопасности Поселения. Вы не должны никому рассказывать, понятно? – Когда он кивнул, Сассун продолжил:

– Это довольно длинная история. С чего же мне начать? Ладно, с тех пор как Англия объявила войну Германии, я получил несколько угроз от японцев. Они зарятся на мой бизнес и запугивают меня. Да. Меня! Поэтому я решил принять некоторые меры по укреплению сил полиции и приказал полицейским-сикхам набрать людей для охраны Поселения. Ну, это было в прошлом году. Но все пошло не так, как планировалось. Случилось несколько столкновений, в результате которых застрелили японского солдата. Японцы ведут расследование уже несколько месяцев. Теперь по какой-то причине Ямазаки считает, что это вы застрелили солдата.

Эрнест нервно рассмеялся. Он стал козлом отпущения, и как, черт возьми, он должен был защитить себя, если Ямазаки был настроен поймать его? До сих пор его жизнь складывалась хорошо – Мириам училась в школе, у него была работа, и он мог регулярно видеться с Айи.

– Может быть, он оставит поиски.

– Они никогда не сдаются. – Сассун покачал головой. – Никто не понимает их, но я знаю, что японский народ – это загадка, а не парадокс.

Старик был осмотрительным. Он владел многими отелями, многоквартирными домами и торговыми компаниями в Поселении, но Эрнест понимал, что с уходом Сифортских хайлендеров Сассун оставался беззащитным.

– Конечно.

– Члены совета – глупцы. Они говорили, что японцы вежливы и не представляют угрозы. Все, о чем они беспокоятся, – это Европа. Но японцы замышляют что-то недоброе. – Две глубокие морщины прорезали лоб Сассуна.

Старик как будто беспокоился о возможном нападении японцев. Но Эрнест задумался, не перегибает ли Сассун палку. Международное Поселение находилось в пределах юрисдикции Великобритании и США. Нападение на него означало бы нападение на эти две страны. Невообразимо было представить, как такая маленькая страна, как Япония, смогла бы противостоять этим гигантам.

* * *

Несколько дней спустя, выходя из бара, Эрнест увидел на столе английский журнал. Журнал был потрепан, заляпан водой и датирован декабрем прошлого года, но Эрнест прочитал его от корки до корки. Внутри была черно-белая фотография трех чиновников: немецкого в униформе со свастикой, итальянского в фуражке с орлом, сидящим на фасциях, и японского в военной фуражке с изображением восходящего солнца. Они крепко пожимали друг другу руки, их взгляды были полны честолюбивых планов.

Три зловещие державы «Оси» подписали Тройственный пакт! Эта новость вызвала у него отвращение. Но теперь он понял, почему Сассун волновался. Его страх перед японскими нападениями был вовсе небеспочвенным, поскольку японцы являлись союзниками Германии, а все британцы в Шанхае стали врагами японцев.

Сердце Эрнеста сжалось. Если в Поселении начнется война, то его работа, учеба Мириам и вся уверенность в будущем, которой он достиг, и даже их жизни окажутся в опасности.

Глава 31

Айи

В течение многих дней предложение Сассуна не давало мне спать. Поэтому я отправилась повидаться с Эмили, единственным человеком, которому, как мне казалось, я могла доверять, и с которым могла говорить открыто.

Эмили жила в квартире во Французской Концессии. Ее повар провел меня в ее спальню. Как только дверь открылась, меня окатило волной дыма, пропитанного тошнотворно сладким цветочным запахом. Я почувствовала слабость в ногах, а грудь сдавило от тревоги. Невероятно. Она курила «великий дым».

– Эмили? Почему ты куришь? Все в порядке? – В тускло освещенной комнате я едва смогла разглядеть очертания фигуры на кровати. – Эмили?

– Я слышу тебя, Айи. – Она попыталась подняться, ее волосы рассыпались по лицу, словно темное облако.

Я села на диван напротив кровати. С одной стороны, я хотела прочитать ей нотацию об опасности впасть в трясину зависимости. С другой, я понимала, что ничто из того, что я скажу, не изменит ситуацию. Мой отец, наркоман, показал мне все уродливые аспекты зависимости.

– Я думала, ты бросила. Почему ты снова куришь?

– Он меня больше не любит.

– Синмэй? Конечно же он тебя любит.

В полумраке раздался всхлип.

– Но он не хочет уезжать из Шанхая со мной. С меня хватит. Моя жизнь кончена. Я хочу найти другую работу, но не могу написать ни единого слова. Мое красноречие иссякло, я выдохлась, потеряла вдохновение.

– Это временное явление. Синмей однажды говорил, что все писатели сталкиваются с творческим кризисом. Тебе нужно подышать свежим воздухом. Этим наркотиком ты губишь свою жизнь. Не хочешь сходить со мной в кафе Кисслинга? Мы можем выпить чаю. Можем поговорить.

Она молчала. Ее голос все еще был хриплым, когда она ответила:

– Никто больше не приглашает меня на чай, никто не приходит в гости.

– Так ты хочешь пойти?

Она встала с кровати, включила свет и села рядом со мной. Халат свободно болтался на ее теле, обнажая плечи и полную, но слегка обвисшую грудь. Ее большие глаза выглядели печальными и усталыми, а лицо было бледным. Эмили, Эмили. Женщина с многочисленными талантами, множеством любовников, множеством лиц и настроений, но при этом совершенно одинокая.

– Это гостиничный халат Сассуна?

– Это просто халат.

– Послушай, Эмили. Мне нужно спросить тебя кое о чем очень важном. Не знаю, сможешь ли ты мне помочь. Ты знаешь, что я влюблена в своего пианиста и теперь не знаю, что делать. – Я рассказала ей обо всем: об угрозе Ямазаки, моих отношениях с Эрнестом и о предложении Сассуна.

– Сассун сделал тебе предложение? Какой козел. Он никогда не просил меня выйти за него замуж. Если выйдешь за него замуж, ты получишь его деньги и защиту для своего клуба.

– Все не так просто, Эмили. Ты не против, если я открою окна?

Она пожала плечами.

– Понятно. Пианист. Ты влюблена в него. Но также ты не против выйти замуж за Сассуна и спать с ним, потому что он богат и может защитить тебя.

Я предполагала, что смогу привыкнуть к ее стилю, но, если бы я не видела комнату, полную дурманящего наркотика, я бы не поверила, что она курила. Ее разум был кристально ясным и проницательным. Я прислонилась к