На другом берегу - Ирина Верехтина Страница 37

– Нн-ничего… Уже прошло, – Марина взяла себя в руки и лихорадочно вспоминала, какие лицевые мускулы «отвечают» за улыбку. – В кондитерскую вошёл Илья.

Глава XXV. Последняя встреча

Явление первое. Илья

Совершенно такой же, как четырнадцать лет назад! – подумала Марина. – Такой же неотразимый «русский молодец». И такой же чужой. И я его больше – не люблю.

– Илья, что стряслось? Остолбенел от цен? Или потратил все деньги? Транжира! Ребёнка голодным оставил. – Валя смотрела на мужа, а Илья во все глаза уставился на Марину и видел, казалось, только её. – Совершенно такая же, как четырнадцать лет назад. Словно ожившая статуя Фидия. И он до сих пор её любит…

Илья взял Маринину безвольную руку и поцеловал холодные как мрамор пальцы. – «У тебя руки холодные, как у лягушки». (Господи, что он такое говорит, у лягушки нет рук, у неё лапки… И при чём тут лягушка, он же хотел прощения просить…)

– Здесь мой муж. И если он это увидит, набьёт тебе морду. Это я тебе обещаю, – отчеканила Марина.(Господи, да что она себе позволяет? Что она такое говорит! А впрочем, всё равно – здесь никто не знает русского).

– У–уу… Бить будут? Это я люблю! Будем посмотреть! – обрадовалась Валя, и Марина с удивлением на неё уставилась. Аня промолчала – да и как она могла говорить и жевать одновременно?

– И тебе нисколечко меня не жалко? – спросил Илья Валю. – Сейчас примчится – кто у нас муж–то? – свирепый турок с кривым ятаганом… и зарежет меня на твоих глазах. А ты будешь смотреть и получать удовольствие, как настоящий философ (Валя сделала мужу страшные глаза и постаралась придать лицу серьезное выражение).

– Так вы философ? – переключилась Марина на Валю.

– Д-да, я… философию п-преподаю, – подтвердила Валя, почему-то заикаясь. Илья по-кабаньи хрюкнул и зашёлся смехом.

– Что это с ним? Испугался моего кривого турка с ятаганом?

– А… – отмахнулась Валя. – У него это бывает. Нервы. – И принялась за пирожки…

Явление второе. Дионис

Кофе им принёс Дионис, улыбаясь своей неотразимой улыбкой. Поставив перед девочкой бокал с холодным кофе-гляссе, в котором плавали аж два шарика пломбира, он бросил в бокал бело–голубую соломинку и сказал по-русски, смешно коверкая слова: «У тебя красивая сестра. Калон коритца!»

– Даже не мечтай! – ответила ему Валентина, очень довольная собой. Дионис смотрел, не понимая. Марина мстительно перевела, и Дионис расхохотался.

– Ты сейчас говоришь не то, что думаешь, – сказал он по-гречески. Марина снова перевела и добавила: «Счет один – один. Ничья». (Валя почему-то покраснела и опустила глаза, продолжая жевать).

Марина говорила с Валей, а смотрела на её дочь. И не могла отвести взгляда, как ни старалась. А Илья не сводил глаз с Марины, машинально поглощая пирожки – очень быстро, и впрямь как волк.

– Почему ты не ешь? Пирожки не нравятся? – сказала Марина Вале.

– Нет, что ты! Пирожки просто суперские, я три штуки уже съела! Просто мне нельзя больше. Я и так за два дня на двести грамм поправилась! – с обидой сказала Валя, и Марина её не поняла.

Тут двери кондитерской распахнулись, и двумя маленькими торнадо влетели Маринины близнецы – их привёз школьный автобус.

Явление третье. Близнецы

– Знакомьтесь, это… – начала Марина, но дети представились сами. Девочка присела в очаровательном книксене и сказала: «Я Адриана. Можно просто Аня»

– Я тоже Аня, а полностью – Ангелина.

Анастас, во все глаза глядя на Ангелину, представился коротко:

– Стас. Как вам понравилась мамина стряпня?

– Очень, просто очень! – призналась Ангелина. – Я столько съела, что сейчас лопну. А ты где русский выучил? Ты в русской школе учишься?

– Мы из Москвы, – важно заявил Стас. Адриана кивнула, подтверждая слова брата. Валя заинтересованно прислушивалась к разговору.

– А в Москве – где живёте? На какой улице? (это Ангелина)

– Мы не прямо в Москве, у нас дом в пригороде. Красивый. Папа говорит, что скоро выплатит этот… долбаный кредит и долбаные проценты и пошлёт русский банк к этой… как её? к долбаной матери! – добросовестно вспоминал Стас слова Демосфена (И когда Демосфен такое говорил? И когда Стасик успел запомнить?! – ужаснулась Марина).

Адриана мило улыбнулась и сказала: «У нас там воздух, и лес, и речка. Папа говорит, пусть москвичи в своей Москве керосином дышат, если им нравится. Папа говорит, русские вообще странные». – «И в море зимой купаются, им лета не хватает – поддержал сестру Стас. – А ты тоже купаешься зимой?»

– Анастас!! Тэ му! (дословно: «Мой бог!») – вскрикнула Марина, а Илья уже хохотал, по-немецки повторяя между приступами смеха вырвавшееся у Марины восклицание – «О, майн Готт!»

Анастас сконфуженно замолчал, не понимая, что же он сказал не так. К ним присоединился Демосфен, и вся компания долго сидела за столиком. Наконец Валентина, сделав дочке страшные глаза, достала из сумочки кошелёк. Марина её остановила:

– Платить не надо. За счёт заведения.

– Спасибо, – легко согласилась Валя. – Будем дома дышать керосином и вспоминать ваши пирожки. Да чего ты краснеешь, всё нормально…

Прощаясь, Илья задержал руку Марины в своей, но увидев её застывшее лицо, разжал пальцы. Такого не прощают, она права.

– Я никогда тебя не просила… Но эту просьбу ты выполнишь, – с каменным лицом сказала Марина. – Не приходи сюда больше. Твоей Марины здесь нет, она умерла. Понял? Или тебе повторить?

Лунный свет

Лунный луч протянулся через всю спальню и вкатился на кровать, прямо к её ногам. Вот бы встать на него, добежать по лунной дорожке до неба… А там – мама с папой. И Анечка, – грустно думала Марина. Только Демосфен разве позволит? Ни за что не отпустит! – Марина положила голову на плечо мужа и длинно вздохнула.

– Спи, моя колдунья. Сегодня был трудный день, тебе досталось… Спи. Завтра будет легче, – сказал жене Демосфен, словно подслушал её мысли.

– Не будет легче, – всхлипнула Марина. – Та девочка… у меня была такая же. Она умерла, а сегодня… я увидела её живую. Я думала, что сойду с ума. Моя Анечка – живая!

– А насчёт девочки – это мысль, – оживился Демосфен. – Я и сам, понимаешь, думал…

И последнее…

У Ильи помутился рассудок, словно и впрямь колдунья Медея навела на него свои волшебные чары. Перед глазами, как наваждение, стояла Марина, ничуть не постаревшая за эти годы. Всё такая