Вероятности. Разящий крест - Андрей Владимирович Панов Страница 39

Из глаз Маши снова потекли слёзы. Она отвернулась и утёрла их платком.

– Знаешь, я первое время всё смотрела на самолёты ночью: всё мне казалось, что некоторые как-то странно мигают сигнальными огнями, будто пытаются мне что-то передать. Я даже пыталась разгадать этот код, засекала секунды между вспышками, записывала, составляла таблицы… Мне казалось, что Саша не умер, а чиновники, говоря, что тело не нашли, меня обманывают. Будто какой-то заговор вокруг меня, а Саша хочет вернуться, но не может. И вот пилоты пытаются мне передать весточку от него. Ты, наверное, думаешь, что я сумасшедшая?

– Нет, – искренне признался Савва. – Совсем нет. Это бывает, это нормально. Я сам, конечно, не был в подобной ситуации, но понять могу. Представляю, как тебе трудно и больно. Чем я могу тебе помочь? Что сделать?

Маша взяла Савву за руку и пожала:

– Спасибо. Ты уже помог тем, что выслушал. Понимаешь, у меня совсем нет подруг: подевались куда-то в первый же год. Родители в Борисоглебске – я их по полгода не вижу. Да и не очень-то мы близки с ними. Мне совсем не с кем поговорить. А как трудно носить всё в себе! Думать постоянно об этом, иногда разговаривать вслух самой с собой…

В эту минуту Савва явственно ощутил слабость и беззащитность Маши, и ему нестерпимо захотелось защитить, уберечь эту хрупкую черноволосую девочку от всего зла прошлого и будущего. Он вдруг отчётливо понял: вот она – его судьба. Васильев сжал руку Терентьевой в своих, повернулся и сдавленным голосом спросил:

– Хочешь, я буду твоим другом? Если захочешь, я буду просто молча тебя слушать, буду всегда рядом, когда понадобится, буду делать для тебя всё, чтобы ты больше не плакала. Маша?

Та удивлённо взглянула на Савву, не до конца понимая, что скрывается за его словами.

– Я серьёзно, – уверял Васильев. – Давай закроем здесь всё и пойдём ко мне: там тепло, я заварю чай с чабрецом, поговорим?

Маше очень не хотелось сейчас возвращаться в пустую квартиру: ещё десять минут назад она собиралась провести всю ночь в кабинете, забивая голову статьями из научных журналов. И поэтому она согласилась.

Маша сидела на кровати, поджав ноги и укутавшись в одеяло из верблюжьей шерсти. С задумчивым взглядом она пила горячий чай, держа чашку обеими руками. На столе стояли пустая тарелка от бутербродов и корзинка с пряниками, а на коленях Терентьевой лежала уже половина плитки горького шоколада. Савва расположился на стуле напротив и, сидя вполоборота к Маше, запивал пряник чаем.

– Ты не думай, что у меня совсем не было подруг, – сказала Терентьева. – Они были: четыре девчонки, однокурсницы. Мы часто виделись. Особенно, когда Саша был в рейсе. А потом раз – и через пару месяцев после крушения две из них перестали приходить, а когда я им звонила, ссылались на занятость. Третья, Анфиса, пыталась меня в церковь водить, думала, от всех этих молитв, крестов и свечек мне легче станет. Я честно пыталась внедриться, раньше ведь не очень часто посещала. Но как-то не по себе мне там стало: и от обстановки, и от того, что священник говорил о Саше. Ну не верила я тогда: голова была забита мыслями о заговоре, сигнальных кодах и всем остальным. А он глупости какие-то порол о рае и ангелах! Перестала я туда ходить и с Анфисой разругалась. Потом чиновники из «Росавиации» свалили всю вину на пилотов, хотя я уверена, что расследование спустили на тормозах, а обвинить Сашу было легче всего. Я писала заявления, требовала доследования. И, кстати, Даша – последняя моя подружка, – мне помогала во всём, поддерживала. Но и она, в конце концов, не выдержала. Я, конечно, тогда была похожа немного на чокнутую, плохо за собой следила, никакого макияжа, стрижки. Пошла опять в церковь, а этот идиот в рясе начал мне про прощение грехов, мол, замаливать надо: сколько жизней мой муж по халатности своей отправил на тот свет. Ну я и перевернула эту хрень со свечками, накричала на священника. Дашка со мной там была, пыталась успокоить, начала оправдываться перед попом. Вот я и послала их всех вместе куда подальше. Больше она мне не звонила и не приходила. Так вот… И уже почти три года я сама с собой разговариваю, смотрю по ночам на самолёты и, засыпая, надеюсь, что проснусь в прошлом.

Вскоре разговор перешёл к университету, студенческим годам Маши и сравнению с тем, что происходит сейчас. Обсудили преподавателей, предметы. Потом начали вспоминать детство и рассказывать всякие смешные и не очень истории. Слушая Савву при тусклом свете настольной лампы, Маша легла и вскоре уснула. Васильев выключил свет и, потихоньку накрывшись курткой, устроился на стуле. Так и проспали они до самого утра.

Июнь 2044 года. Россия, Воронеж

Месяц выдался тёплым и недождливым. Савва и Маша по вечерам гуляли в ботаническом саду и разговаривали. Иногда вместе ужинали в комнате Саввы и смотрели какой-нибудь старый фильм. По выходным ездили в центр города или на набережную, сидели в кафе или заходили в кинотеатр. Будто и не было Православных дружинников, патрулирующих улицы с пистолетами на боку, репрессий в университетах, школах и других учреждениях, Данилы с Потапом и всего атеистического «подполья». Только тихие тёплые вечера в дымке заката, лёгкий ветерок с водохранилища и Маша, которую так приятно было держать за руку.

В лаборатории тоже всё складывалось благоприятно: вырастили несколько культур клеток картофеля, затем специальными растительными гормонами «подтолкнули» их к дифференцировке и, наконец, получили «проростки» с корнем и стеблем, которые уже можно было высаживать в твёрдую питательную среду для укоренения. Такую удачу и скорое завершение проекта Савва и Маша решили отметить походом в оперный театр на «Сивильского цирюльника».

Постановщики постарались – оперетта получилась весёлой и задорной, а актёры играли искренне и увлечённо, так что друзья вышли из зала в приподнятом настроении и без малейшего сожаления о проведённых в театре часах. На Воронеж уже спустилась ночь, фонари уютным жёлтым светом освещали улицы и площадь Ленина с пустым пьедесталом памятника. При виде его Васильеву вспомнился ноябрь сорок второго, хоругви с ликами святых, заполонившие площадь, и толстый дружинник, грозящий кулаком вождю пролетариата. «Всё-таки они оказались сильнее», – с горечью подумал Савва и тут же, мотнув головой, отбросил в сторону мысли, так не подходящие к приятному вечеру рядом с Машей.

По