Салам Кадыр-заде - Зимняя ночь Страница 4

Но сегодня он не остался бесчувственным.

Осушая стакан, Рахман продолжал разглядывать эту полную, пышногрудую, круглолицую женщину с игривыми глазами.

"Что тебе горевать, Рахман? - подумал он про себя. - Мечтал о любимой, и вот творец послал..."

Стакан прохладной воды утолил жажду, но зато в сердце Рахмана начался пожар.

Дилефруз тоже оглядела Рахмана с головы до тог. Глаза мужчины хитро поблескивали. Казалось, он хочет ей что-то оказать. Ноздри хищного, похожего на клюв орла, носа раздувалисы. Рахман стянул с головы фуражку. Лысая голова блестела от пота и, как зеркало, отражала окружающие предметы. Виски серебрились сединой. К широкому ремню поверх выцветшей железнодорожной рубахи был пришит конец другого ремня - Рахман порядком растолстел за последнее время.

- Налить еще? - спросила Дилефруз, принимая стакан.

Рахман на минуту замешкался.

- Так налить? - повторила с улыбкой продавщица.

У Рахмана бешено заколотилось сердце.

- Да налей... налей еще... - многозначительный взгляд выдавал все, что творилось у него на душе.

Вот так, после второго стакана воды, началась любовная история Рахмана и Дилефруз.

В тот день Рахман до самого вечера, как мотылек вокруг лампы, кружил вокруг зеленой будки Дилефруз. Казалось, второй стакан, который он принял из рук продавщицы, был наполнен не прохладной водой, а волшебным любовным напитком.

Всю ночь до рассвета он ворочался с боку на бок, вздыхал. Когда его взгляд падал на спящего Адиля, на портрет Наргиз, сердце сжималось, в душу закрадывалось сомнение. Но стоило Рахману закрыть глава, как ему опять виделась Дилефруз в белом халате. Она протягивала стакан воды, улыбалась и спрашивала: "Налить еще?" Рахман отходил от зеленой будки и сталкивался лицом к лицу с Адилем и Наргиз. Они хмуро смотрели на него и молчали. Их острые взгляды, как иглы, вонзались в сердце Рахмана. На душе становилось беспокойно и тревожно. Но в ушах продолжал звучать голос Дилефруз: "Налить еще?"

Прошло два месяца. Первое время Рахмана мучили сомнения, он как бы находился между двух огней. Но скоро всем колебаниям пришел конец: Рахман прогнал из сердца образ Наргиз.

Дилефруз стала для Рахмана Дилефруз-ханум. Каждый раз, перед поездкой или вернувшись из рейса, он шел к зеленой будке и часами болтал с Дилефруз, перекидываясь двусмысленными словечками. Дилефруз, догадавшись о намерениях Рахмана, давала волю своему кокетству, из всех сил стараясь понравиться. Время от времени она заливалась громким смехом, который можно было услышать на другом конце вокзала.

Продавщице нравилась профессия Рахмана. Она слышала: проводники привозят из Москвы какие-то вещи. От сослуживцев Рахмана ей стало известно, что он холост.

От первого брака у Дилефруз детей не было. По ее словам, врачи винили в этом мужа. Она рассказала Рахману, что вышла замуж по настоянию матери, мужа не любила, поэтому особенно не горевала, получив с фронта известие о его гибели.

Дилефруз утаила от Рахмана, что была женой другого девять лет. Этот срок, как и свой возраст, она немного сократила. Для достижения цели она готова была все скрывать, все отрицать.

НА БЕРЕГУ МОРЯ

В июне приехала сестра Рахмана. Отмечали сорок дней со дня кончины бабушки. Тетушка Сона, видя, что Адиль дома тоскует, решила взять его с собой в деревню.

Рано утром Рахман проводил сестру и сына на вокзал.

Ехать пришлось довольно долго. К вечеру они сошли на маленькой станции и зашагали по песчаной дороге меж фруктовых садов. Ноги вязли в песке.

- Сними ботинки, сынок. Будет легче, - посоветовала тетка.

Они разулись и пошли дальше. Сумерки сгущались. Повеяло прохладой. Приземистые деревенские домики, прятавшиеся за деревьями, стояли на большом расстоянии друг от друга. Кругом царила тишина. Домики казались необитаемыми.

Адиль и раньше приезжал в деревянно с матерью, шагал по этой песчаной дороге. Но тогда он был совсем маленький, и сейчас места казались ему незнакомыми.

Свежий ветерок развевал курчавые волосы Адиля, играл легким теткиным платком. Концы его то и дело задевали лицо мальчика. Он чувствовал приятный аромат, исходивший от платка, и вспоминал мать.

Они все шли и шли, а дорога не кончалась.

- Потерпи, сынок, скоро придем, - подбадривала тетка, - видишь, вон на скале чинара... Там наш дом.

Когда они подошли к высокой развесистой чинаре, ночь уже распростерла над деревней свои крылья. Взошла луна, и Адиль увидел бескрайную гладь моря, залитую серебряным светом. Ему показалось, что море совсем близко, рядом, стоит прыгнуть - и сразу очутишься в воде.

Во дворе, окруженном низеньким каменным заборчиком, их встретила маленькая девочка, двоюродная сестра Адиля - Мансура.

- Адиль? - радостно воскликнула она и кинулась брату на шею.

Адиль почувствовал, как ног его коснулось что-то мягкое и пушистое. Он испуганно отступил.

- Прочь, Топлан! На место! - закричала девочка картавя. - Это же мой двоюродный брат... - и толкнула собаку ногой.

Топлан, виляя белым хвостом, исчез в темноте. С трудом освободившись из цепких объятий Мансу-ры, Адиль спросил:

- Как живешь, сестренка?

Мансура затрещала, точно сорока:

- Мы хорошо, а ты? Вчера с девочками играли в прятки. Я спряталась за дерево, и меня укусила пчела. Прямо в нос. Он так опух! На грушу стал похож. Я стеснялась во двор выходить. И сейчас еще опухоль не прошла. Вот потрогай...

Адиль попробовал нащупать в темноте нос Мансуры.

- Сильно не дави, больно... - Мансура взяла руку брата и поднесла к носу.

- Ого, распух! И не ухватишься.

Тетушка Сона позвала ребят в дом. Переступив порог, Адиль зажмурился от яркого света. Действительно, укус пчелы сильно обезобразил лицо Мансуры. Распухший нос отливал лиловым цветом.

Адилю понравилось простое убранство дома. Пол был устлан старенькими паласами, стены аккуратно побелены. В углу маленький столик, на нем - стопки книг, тетради, чернильница, ручки, карандаши. Над, столом расписание, разрисованное по краям пестрыми цветами, и календарь. Посреди комнаты круглый стол, покрытый зеленой скатертью, два новеньких стула, недавно купленные. Слева у двери - кованный сундук, на нем - постелыные принадлежности: тюфяки, одеяла, подушки.

Адиль с любопытством разглядывал комнату. Подошла Мансура.

- Ну, как, нравится тебе у нас? - и, не дождавшись ответа, быстро-быстро затараторила:

- Мама, может, Адиль проголодался? Я сварила яйца. Половинку съела, а другая осталась. Пусть Адиль поужинает. Если мало, я еще сварю. А ты сама будешь, мамочка?

- Помолчи, болтушка! - мать нахмурилась. - Я все сама приготовлю.

Мансура умолкла, но не надолго. Через минуту она опять трещала, как кузнечик.

- Мамочка, зарежь для Адиля ту желтую курицу. Ну что тебе стоит? Зарежь желтушку. Мы так давно не видели Адиля! Мама, а мамочка! Так зарежешь? Пойти, поймать ее?

Казалось, девочка может говорить до бесконечности.

Мансуре недавно исполнилось восемь лет. Это была худенькая девочка, круглолицая, большеглазая, с тоненькими косичками, похожими на крысиные хвостики. Выгоревшая на солнце мальчиковая майка было порвана в нескольких местах, из чего Адиль заключил, что сестра большая шалунья.

После ужина Мансура сказала:

- Отдаю тебе свою кроватку, сама лягу на полу.

Адиль попытался возразить, но молодая хозяйка настаивала:

- Нет, нет, все будет, как я сказала. Спи на моей кровати.

Стоило девочке лечь, как она тотчас заснула мертвым сном. Адиль подумал, что сестра не проснется и к полудню следующего дня. Но он ошибся, уже на рассвете комната огласилась щебетаньем Мансуры.

- Адиль, проснись! Сейчас мама будет резать желтую курицу. Вставай, посмотрим, есть ли у нее в животе яйцо?

Адилю очень хотелось спать, но он пересилил себя и сел в кровати, облокотившись на подушку.

Из окна открывался чудесный вид на море. Только что взошло солнце. Бескрайний водяной простор сверкал, как огромное зеркало. Песчаный берег, казалось, был выложен серебряной бумагой. Белогривые волны, напоминающие издали чаек, в исступлении рвались вперед. Адилю даже показалось, что еще немного, и они затопят огород под окном, в котором зрели арбузы, дыни, помидоры, ворвутся в дом. На горизонте вытянулась цепочкой стая перелетных птиц.

В комнату с криком вбежала Мансура.

- Посмотрите на этого лентяя! Адиль! Я ушла, оставила тебя в покое, думала, оденешься, а ты спишь, не хочешь вставать. Неужели не догадываешься, что сестра скучает по тебе? Ну, вставай, вставай, пойдем завтракать. А потом я тебе покажу столько интересного!

Мансура потянула Адиля за ногу.

- Ну, ты слезешь?

Во дворе под деревом была разостлана небольшая скатерть. На цветном подносе стояли стаканы, сахарница, лежали сыр и хлеб. Тут же пыхтел маленький самоварчик.

Мансура подскочила к подносу, схватила два куска сахару, один, как пилюлю, кинула себе в рот, а другой протянула брату.