Петр Оленин-Волгарь - В чужой шкуре Страница 4

— Письмо от Андрея Ивановича… — пробормотал сконфуженный Андрей Иванович, которому в первый раз не подали руку.

— Знаю, любезнейший… но кроме Андрея Ивановича «там» есть ещё одиннадцать директоров, и каждый пишет такие письма… Если по каждому письму я буду давать места, то мне надо увеличить штат втрое…

— Я прошу небольшого…

— Ещё бы, — сказал главнозаведующий, — знаю… Вы откуда же известны Андрею Ивановичу?.. Где служили ранее?.. — не дожидаясь ответа, главнозаведующий добавил, — Идите в контору, я спрошу там… Если можно — я помещу вас… и то только потому, что Андрей Иванович, кажется, ещё не просил меня… Но смотрите — старайтесь! Я, любезнейший, требую работы… Сам тружусь и от других требую… Лежебоков мне не нужно… Можете идти… Кстати: я требую полнейшей трезвости — примите это за правило…

Главнозаведующий повёл носом, взглянул в упор на покрасневшего Андрея Ивановича и торжественно вышел.

Так как операции комп. «Заря» были преимущественно по водяной части (она перевозила нефтяные продукты), то контора её летом разбивалась на два отделения: одно находилось на берегу, а другое на плавучей пристани на противоположном берегу реки. Так как время было ещё раннее, и река не вскрылась, то все служащие занимались в зимней, береговой конторе. Андрей Иванович, раздевшись в прихожей, объяснил швейцару, что сам главнозаведующий прислал его и поэтому был допущен наверх в обширную комнату, где за столом и конторками сидели «за письменными занятиями» служащие. Андрею Ивановичу, когда он объяснил цель своего посещения, снова велели подождать и указали на скамью — «посетительную». Здесь он сидел и наблюдал за тем, что делалось в конторе.

Ранее в Петербурге, приходя в своё правление, где к его услугам была особая, шикарно отделанная комната «директорская», Андрей Иванович издали видал всю эту конторскую «мелкую сошку» и не обращал на неё никакого внимания, т. к. ему приходилось иметь дело только с «тузами» — делопроизводителями, бухгалтерами, заведующими отделами. Андрею Ивановичу и в голову не приходило, что эта «мелкая сошка» существует и за стенами своей канцелярии, что у неё есть нужды, желания, заботы. Он был вполне уверен, что это уже такой определённый свыше порядок, правильный как день и ночь, что он, как и все люди, или, вернее, господа с «директорскими окладами», живёт сам по себе, а «мелкая сошка», корпящая за жалкие рубли над работой, сама по себе, и что единственными точками соприкосновения между этими двумя разновидностями человечества является только момент «назначения и увольнения». Андрей Иванович был добрый человек, но откуда же мог он знать, как существует вся эта «мелкая сошка»? Он знал только, что ей совершенно достаточно получать то жалованье, которое платила Компания, что экономия в каждом деле — главное, и что если сам он получает «какие-то» пять тысяч, то потому, что он «директор», имеет развитые потребности и для того, чтобы поддержать престиж Компании, должен жить «прилично», а не кое-как… Другое дело — мелкие служащие! Их сколько угодно… Как они живут, чем питаются — дело их, и если им не хватает 30–40 р. в месяц, то потому лишь, что они не умеют жить, не ограничивают свои потребности, плодят нищих и пьянствуют. Вот что знал Андрей Иванович о «мелкой сошке», пока ему самому не пришлось, вследствие нелепого пари, попасть в её ряды.

Теперь, сидя на «посетительской», Андрей Иванович имел случай в первый раз наблюдать вблизи всю трудящуюся конторскую мелкоту, и нельзя сказать, чтобы это наблюдение сулило самому Андрею Ивановичу розовую будущность. Занятия в конторе продолжались с 9 до 4 и вечером иногда, когда имелись спешные дела. Человек сорок разношёрстно одетых людей сидело в канцелярии. Слышалось щёлканье костей на счётах, отрывочные фразы, и как докучливое жужжание роя пчёл комнату наполняло скрипение перьев. «Мелкая сошка» сидела, согнувшись и уткнувшись в бумаги… Труд был по-видимому утомительный и скучный.

За стеной, где находились кабинеты главно- и просто- заведующих, слышался смех и весёлые разговоры. Изредка оттуда выходили то один, то другой «господин» и направлялись к какой-нибудь конторке. Тогда мелкий служащий, прикованный к этой конторке, вставал и почтительно выслушивал замечания и распоряжения.

— Это что такое? — воскликнул один из таких господ, почти вырвав у писца лежавшую перед ним работу, — опять миллион ошибок! Я вам сказал, что не потерплю больше такой небрежности. Откуда здесь «ять»… откуда?.. Раз вы не смыслите, идите в сапожники: там «яти» не нужны… Без рассуждений. Переписать! — отчеканил господин, разорвав бумагу, и перешёл к другому столу.

— А вы где находитесь? Где, позвольте вас спросить?..

Спрашиваемый недоумевал.

— Вы опять с протёртыми локтями… Сказано было вам!.. Не хватает жалованья?! Не служите… вы конфузите фирму… здесь не место для героев Максима Горького… Где взять? Не моё дело… украдите, а будьте одеты прилично… Ну, не разговаривать!..

Слыша всё это, Андрей Иванович вздохнул и невольно пощупал свои локти. К счастью, его костюм был беден, но ещё свеж.

«Однако, ничего этого я не знал», — подумал он.

Сердитый господин ушёл.

«Василиск проклятый! — пронеслось шёпотом в канцелярии… — Поедом ест, варвар!»

— Кто здесь Васильев? — крикнул другой господин из дверей кабинета. Андрей Иванович вскочил с места. — Подите сюда.

Через минуту Андрей Иванович очутился в кабинете пред особой длинного и сухого господина с чёрной бородкой, который не подал ему руки.

— Вы от нашего директора?

— Я… — ответил Андрей Иванович…

— Иван Яковлевич, желая исполнить просьбу уважаемого Андрея Ивановича, согласен дать вам место… испытать вас… Что вы умеете делать?

Андрей Иванович стал в тупик: он положительно не знал, что «умеет делать».

— Вы уже занимались раньше в канцелярии? — продолжала особа.

— Я пишу грамотно, — заикнулся Андрей Иванович.

— Очень нужна мне ваша грамотность! А в деле-то вы, конечно, ничего не смыслите… Так вот, на первый раз поручаю вам «входящий и исходящий» журнал… Жалованье вам назначается 25 руб. в месяц… Будете стараться — прибавлю…

Господин позвонил; вошёл один из секретарей.

— Вот, покажите ему, что надо делать… Пусть Вавилов даст ему дела и поучит… Идите… Главное, знайте, что здесь не богадельня… И пунктуально: с 9 до 4… никаких болезней я не признаю… Кто там ещё? Никого… отлично… Представьте ваш документ… Да одеться получше… До свиданья…

Таким образом началась служба Андрея Ивановича. Выйдя из кабинета, он узнал, что поступает на «живое место»: «входящие и исходящие» вёл до него этот самый Вавилов, но по старости его давно собирались уволить, дав за продолжительную службу двенадцатирублёвую пенсию. Узнав это обстоятельство, Андрей Иванович хотел было отказаться, но сам Вавилов убедил его этого не делать.

— Всё равно-с, — сказал он, — участь наша такая: состарился за их конторкой — ступай по миру… Это ещё благодать, что пенсию дали-с: могли бы и просто прогнать. На что я им нужен? Вижу плохо, а триста рублей в год всё-таки для компании составляет расчёт…

Вавилов оказался очень словоохотливым стариком и, «сдавая» Андрею Ивановичу «дела», порассказал много такого, чего тот и во сне не видал. Предварительно он порасспросил Андрея Ивановича об его «обстоятельствах» и, узнав всё, что рассказал ему Андрей Иванович, предложил к его услугам свою квартиру.

— Я человек одинокий, — сказал он, — занимаю две комнатки-с… Одну могу уступить… Готовит на меня Мавра-с… она всё может: и заштопать и починить.

Новые знакомые сладились. За 15 руб. в месяц Андрей Иванович получил комнату, стол («разносолов у меня не полагается, но, однако, говядину употребляю-с»…) и услуги «Мавры». Андрей Иванович был даже рад получить возможность чем-нибудь облегчить участь старика и вручил ему тут же десять рублей вперёд, что растрогало Вавилова. «Сдав» в полчаса «дела», Вавилов предложил Андрею Ивановичу сходить в одну «ресторацию» для «первого знакомства». Хотя Андрей Иванович и вспомнил, что главнозаведующий «требует полнейшей трезвости», но всё-таки согласился, и оба писца, новый и отставной, отправились в ресторацию, носившую приятное название: «Свидание друзей». Там за столиком, где на грязной скатерти, заставившей брезгливого Андрея Ивановича поморщиться, появилась «сотка» и закуска, Вавилов начал вводить Андрея Ивановича в новый круг «идей».

— Василиск этот, — повествовал он бесстрастным тоном летописца, — первейший, ежели хотите знать, варвар-с… То есть, такого аспида поискать. Он в тебе и человека-то не признаёт, а как бы животное. И чем выдвинулся? Наш же брат был, писаришка-с… Сумел в начальники пролезть… Первое — за женой тысчонки три взял, да на место повыше пересел… Ну, а там и пошло… Был у нас тут инспектор один… Так, «празднослов», ни больше, ни меньше. Так он, василиск-то, ему юбилей устроил. Альбом с крышкой поднесли служащие за десятилетие… Как же: прослезился даже… при всех василиска обнял… А, ведь, из кровного нашего жалованья по трёшнице на этот альбом удержать приказали… Пуще всего его опасайтесь… Есть и другие начальники… ну, в тех такого ехидства нет… Только очень о себе много понимают… Кабы и в деле столько же, так Компания-то, чего доброго, озолотилась бы… «Сам»-то только важность имеет, а смыслу очень мало-с… Да и откуда?.. Из гвардии он-с… Там эфтой нефти не обучают… И все они такие! Не будь нашего брата-с, истинно говорю, — делу пропасть надо бы. На нас ездят, ровно на лошадях упряжных. Мы день-деньской в труде, на гроши перебиваемся, лба перекрестить некогда-с… Ну а те что: их дело совсем особь-статья. Придумал, приказал написать, — вот и всё-с… Живут весело… Да и не мудрено: экие тысячи получают… Главная причина, отдыха у нас нет. Праздника Божья не знаешь… Ну летом, я не говорю: летом праздновать по нашему делу нельзя… А зимой? На зиму-то ведь кое-кого и вовсе увольняют или на половинное жалованье переводят… для экономии-с… Себе-то, небось, не убавят… Но зато даже и зимой-то праздновать всё же не полагается. Вот, например, лавочные приказчики… о тех дума позаботилась: отдых им дали… А мы, «пишущая братья», так обделены и остались. Позабыли-с… В прошлую зиму в газете здешней было пропечатано на счёт этого-с: внимание думы на нас, грешных. обратили… насчёт праздничного отдыху… Так что же-с: одного из наших писцов, Надеин по фамилии, тут же и уволили… А и писал-то вовсе не он, а другой… В правление не раз по почте анонимно посылали-с… и тут не вышло… Разве они, в Питере-то, понимают? Одно название, что директора… А так… тоже «празднословы», ни больше, ни меньше… Где им о пишущей братии думать!..