Людмила Богданова - Дело о физруке-привидении Страница 4

- Снимаю шляпу, - произнес Максим, делая соответствующее движение. То, что шляпы у него отродясь не водилось, было ничего не значащей мелочью. - Как тебе это удалось?

Катюша гордо молчала. К ней подступили с обеих сторон. Под угрозой полета в крапиву пришлось ответить.

- Ну, я сказала восьмому отряду, что здесь спрятан клад.

Катька наслаждалась своим триумфом ровно пять минут. Потом пришлось браться за лопату и назад все закапывать.

- Во избежание травматизма, - как всегда, туманно выразился Максим.

Они оставили только неглубокую сторожевую ямку. Если кто-то пройдет, обязательно о нее споткнется, не расшибется, но вскрикнет от неожиданности. Тут-то его и накроют.

(...)

- ... сил нет ... днем и ночью... медом намазали.

В голосе явственно просквозило отчаянье.

Симрик отмахнулся, как от августовской мухи. Ну, жалится в ольховнике кто-то, место нашел.

- ... отпугнешь, ага. Не знаю!..

Тут опять взорвалась дискотека. Но Максим, погрузившись в дневник, ее тоже уже не слышал.

"Около полудня мы пришли в товарный вид и смогли подумать, что нам теперь делать дальше. Вытащили карту - мы сидели под мостом через ту самую речку Беседь, к которой стремились. К северу от нее и начиналось междуречье, которое мы собирались исследовать на предмет места для проведения игры. Наша подробная топографическая карта, лист "Новозыбков N-36-XXXII", кончалась как раз селом Новоивановка - вот она, Новоивановка, на том берегу, как раз, где она по карте показана. Стало нам понятно, отчего на административной карте в этом районе обозначено так мало населенных пунктов - никакой тут не лесной массив, а вовсе даже зона отселения. А вот следующего листа подробной карты, листа с номером N-36-XXXIV, который бы и рассказал нам, что за география там, на северном берегу Беседи, у нас не было. Мы не смогли его купить, когда готовились к походу. Кто ж знал, что тут все по-другому, чем мы думали!

(...)

- Даник, - сказала Катька нежно, - можно тебя?

Заинтригованный и польщенный Даник отошел с девчонкой за ольхи.

- Пока я не забыла, что это за трубка?

- Какая трубка?

- Ну та, которой в Беларуси нет.

- А, кимберлитовая. Я сам не очень знаю, но, кажется, в них находят алмазы. А чего ты Макса не спросишь?

Катька тоже выдрала пучок травы и честно призналась:

- Не могу. Умру от скуки, пока он объясняет.

Они вернулись к Максиму. Главный сыщик как раз доедал последнюю картошку.

- Ой, извини, - сказал он Данику, протягивая уцелевший огрызок. Даник искренне отказался от оного в пользу приятеля.

(...)

Симрик изволил проснуться, а Кахновский выпучил глаза.

- Все сходится, - заголосил он, почти становясь на голову. - Говорю вам, все сходится! Вот, - он ткнул пальцем в лист, - черным, то есть, серым по белому: "... не реже раза в неделю пугать людей..." И туфелька!

- По-моему, тогда они явно перевыполнили обязательства... - сонным голосом пробормотал Максим.

Его растолкали и заставили бежать в садок для привидения. Но самые упорные поиски ничего не дали: одинокая туфля исчезла бесследно.

(...)

- Что случилось? Меня чуть не убили, а он спрашивает!

- Кто?

- А я что, видела? - Катька поняла, что заговорила, когда собиралась гневно молчать, и опять нырнула в одеяло. Даник сидел и сопел на краешке постели. Ему было очень стыдно. И любопытно тоже.

- Катька, - осторожно начал он. - Хочешь, я на колени стану? Или клумбу у Ростиславыча обдеру?

Катька повозилась под одеялом:

- Хочу.

С Виолкой Даник столкнулся в дверях. Какао расплескалось, а бутерброд классически упал маслом вниз, вызвав ярость дежурной и крыскину радость.

- Ножницы давай, - рявкнул Даник.

- Маникюрные подойдут? - Виолка глядела с обожанием. А потом ринулась в косметичку. На кровать посыпались тюбики туши, губной помады, заколки, тени и бантики.

- Вот!

- Все, я пошел.

- Чего это он? - спросила Виолка в пространство. А Катька выбралась из кровати и со стонами начала одеваться.

- Тебе лежать надо, - произнесла подружка неуверенно.

- Ща! Пропустить такую корриду!

(...)

Максим пропустил Катькину инсинуацию и торжественно поднял палец:

- Мы имеем живого преступника. К тому же, преступника нервничающего. А значит, совершающего ошибки!

- Первую он уже совершил, - пробормотал Даник. - Оставил ее в живых.

- Он старался, - Катька отряхнула руки, доломав о Даника букет. - Я не виновата, что ему не повезло.

- Зато теперь ты его знаешь, - сказал Максим. - И он может постараться еще раз, чтобы ты никому ничего не успела рассказать. Так что поторопись.

- Умрешь в хорошей компании.

Катька повела плечиками и, небрежно потянувшись, сняла с уха Даника повисший пион:

- А я ничего не видела.

Они с возмущением взглянули на Катьку. Быть так близко, можно сказать, рядом с разгадкой - и ничего не увидеть?!

- Жаль, что он этого не знает, - с насмешкой посочувствовал Даник, убивать раздумал бы.

- Возможно, это не входило в его намерения, - утешил Максим.

- Зато в мои - скоро войдет, - Даник демонстративно отряхнул с рубашки остатки зелени. - Так-таки ничего и не видела?

- Не-а, - вздохнула Катька. - Он подкрался сзади, фонарь не горел.

- Мужчина или женщина?

- Мужчина, кажется. Я чуть не сдохла.

- Здорово бы облегчила чью-то жизнь.

(...)

...Максим подумал и вычеркнул.

- Вот что, - надувшись, сказал он. - Мы должны поставить себя на место преступника. Если он хотел сделать гадость Жанночке - это одно, а если подстерегал нас или Катьку... Мы думаем на Жанночку, а он спокойно обделывает свои дела. Прекрасное алиби!

- Если не попадешься на краже.

- Не попался же. А заловили - мог сказать, что зашел по делу.

- Ночью?

Максим хлопнул ресницами:

- А в самом деле, отчего мы решили, что он заходил ночью?!

(...)

Тихий час - очень полезное для воспитателей время. Немного бурное в начале и в конце, но в середине... Существует мнение, что тихий час взрослые выдумали специально. И только потом стали оправдывать тем, что детская нервная система нуждается в отдыхе. Ща! Это их воспитательская система нуждается, что бы там ни говорили и ни писали высоколобые ученые мужи от валеологии. Так что тихий час - это здорово.

(...)

Валькира пожала плечами. Почему-то при слове "игра" ей чаще всего вспоминались теплые воскресенья, желтые листья на фоне яркого осеннего неба, прозрачность веток и перестук деревянных мечей. Игра - это неограниченная возможность быть самим собой. Сбросить маску, не подстраиваться под обстоятельства, жить полно так, как больше нигде... ведь в игре даже смерти можно не бояться. И если прохожий шарахается от людей с деревянными мечами это проблемы прохожего. Почему он от пьяниц так не шарахается? Привык?

(...)

- Кстати, иностранное слово там было "ковен" - ведьмовская организация.

- Ага, спасибо. Из факта третьего, - Максим внушительно поднял палец, вытекает желание одного известного нам человека поставить себе на службу эту суету. Кстати, мысль мы ему подали сами. Помните, когда он в акациях подслушивал? И он весьма умело подливал масло в огонь. Не корысти ради, а чтобы доказать себе и другим...

- Кто он? - не вынесла Катька. Глаза ее сверкали.

- Тот, кто на тебя напал, тот, кто облился Жанночкиными духами, в общем, тот, на кого мы могли подумать в последнюю очередь.

- Кто?!! - проорала Катька. - Убью!

- Тебя убьет, - пояснил другу Даник.

- Я назову это имя позже. Тем более, что оно не главное. Этот м-м... мужчина только помог усугубить замешательство и помешал настоящему преступнику добраться до клада.

На него уставились, как пораженные громом. А Максим довольно улыбнулся и произнес слегка укоряюще:

- Я же вам говорил, что читать полезно.

(...)

Сыщики перестали дышать. А неизвестный одним ловким движением перемахнул подоконник. Доска задвинулась, отрезая им путь к спасению. В бараке стало темно.

Двигаясь все так же уверенно (а по скопившейся тут пыли не скажешь, что у него богатый опыт!), преступник поскользил вдоль стены плавным ниндютским шагом. Не скрипнула ни одна половица. Мгновение - и он уже у печки. Еще мгновение... визг несмазанных петель заслонки... И громкое:

- Не шевелиться! Вы окружены!

Максим ткнул преступника ручкой между лопаток. Тот застыл, как добрый дурень, даже не делая попыток к сопротивлению. Собственно, очень трудно сопротивляться, стоя в полуприседе, с руками, по локоть засунутыми в поддувало. Да еще сжимая ими огромный и достаточно неудобный предмет.

- Шевелиться не буду... - произнес преступник задушенным голосом.

(...)

Возле заброшенного барака снова стало темно и тихо. И одна только сова, вылетевшая на охоту с чердака восьмого отряда, видела, как сгустившийся между соснами над тропинкой туман весело подмигнул несуществующим глазом, отфутболил с дорожки камешек, распростерся над крышей барака и нырнул в зацементированную печную трубу.