182 - Вероника Валерьевна Сёмушкина Страница 4

«Зрение». – Он внимательно посмотрел в ее глаза, – Попробуй почувствовать другое, без визуального контакта, закрой глаза. София покорно прикрыла веки.

«Слух» – бесшумно зашел за ее спину, поднял локон, завел за ухо. «Чувствуешь, как горячо мое дыхание, твои уши наполняются теплом моих слов».

«Обоняние. Существует теория, что люди выбирают себе собеседника по запаху. Все мы животные по своей сути. От тебя притягательно пахнет. Что это? Миндальное молочко?».

Он слегка коснулся носом ее шеи, аккуратно провел им до основания подбородка – «И я постепенно, как ты понимаешь, подошел к…

Осязанию».

Она медленно повернула к нему голову, все ещё с закрытыми глазами:

– Неужели, человеку свойственно только четыре чувства?

– Ты действительно хочешь узнать, какое пятое?

– Я довольно посредственно училась в школе.

– Ну, что ж, должно же что-то остаться на память обо мне. Пятое из чувств – это…

«Вкус» – Он прильнул своими губами к приоткрытому рту Софии.

– Видишь, как быстро у тебя начинает биться сердце. Что скажешь?

– Что у тебя глаза черные как ночь. Неудивительно, для такого любителя встреч после захода солнца, – испугавшись учащенного сердцебиения София отстранилась от него.

– Интересное сравнение, но все генетически объяснимо. Цвет глаз и прочее. – усмехнулся он в ответ.

III

В ту ночь Софии не спалось, задремала под утро. В приоткрытое с ночи окно дул морской воздух. София втянула в себя свежесть нового дня, приоткрыла глаза. Взгляд лениво шарил по предметам, составляющим обстановку комнаты. Всё теперь казалось еще более нелепым, чрезмерным в этой экспозиции «счастья». Фигурки, статуэтки, олицетворявшие ранее домашний уют. Купидоны, вырезанные в изголовье кровати рукою искусного мастера. Все они как – будто посмеивались над ней: «Ну, что же, ты, окруженная роскошью и блеском высшего света, всё делаешь вид, будто по-прежнему спишь в выходной Доминика. Ты, разнеженная мягкими шелками простыней, кремами и ароматами лучших салонов, будешь валяться. Чувствуя, как устает тело, напрягаясь от вынужденного замирания на правом боку, до полудня. Пока Доминику не надоест поднимать тебя».

Больше всех заливалась смехом фарфоровая фигурка дамы и господина 18 века, спрятанных под зонтом. Девушка, одетая в лучшие наряды того времени: нежнейшее платье небесно-голубого цвета, с туго стянутой корсетом талией. Ее кавалер в блестящем фраке, модный и элегантный под стать ей. Софии казалось даже, что зонтик опускался и приподнимался от приливов их хохота. Дама сверкала глазами, ища поддержку у сопровождающего:

«Как же, мы с тобой похожи, дурёха. Облачаясь в лучшие наряды, драгоценности и улыбки, ходим по светским мероприятиям. Слушаем речи сильным мира сего, дурим себя и голову бесконечными литрами шампанского. Живем как скажут. Ждем любви, обходящей нас мимо. Спим с нелюбимыми. Верим, что способны их полюбить. Разочаровываемся. Ищем отдушину. А знаешь, в чем разница между нами, милая? У тебя все же был выбор, у меня – нет. Нас выдавали, ты – отдалась сама. За мечту. За возможность жить безбедно. За море у ног. Но ведь оно несет не только радость. Оно – губит людей. Тех, кто настолько предан ее величию».

– Да что ты знаешь? – кинула София в ответ воображаемой собеседнице подушку. Статуэтка покачнулась, и, выделывая в воздухе нелепые па, вдребезги разбилась у основания комода. «На счастье» – подумала надежда. «На беду» – твердило подсознание.

В открывшуюся дверь спальни просунулась голова Доминика:

– Чего шумим? Сколько можно спать? Уже одиннадцать. Давай, поднимайся, сегодня прилетает Дебора. Я еду в аэропорт, а ты, будь хорошей девочкой, приведи себя в порядок

– Кто такая Дебора? – нахмурившись, спросила София.

– Я же тебе говорил, дорогая, – в легком раздражении ответил Доминик, надевая спортивный костюм, – Вероятно, ты не слушаешь меня совсем…Дебора – моя младшая сводная сестра. Она прилетает к нам погостить ненадолго. Сестренка долго возилась с оформлением наследства своего отца, мы не виделись больше двух лет. Родственники делили небольшую империю, – усмехнулся он, – Потрачено уйма времени и нервов, сама понимаешь…Но зато теперь, у нее есть возможность жить в свое удовольствие. Куш оказался немалым.

– Ну, а без меня никак нельзя? – потупив взор, спросила София.

Доминик обернулся и внимательно устремил на нее взгляд своих карих глаз. Махнул рукой.

– Ладно, хвала небесам, она забронировала номер в отеле «Гранд-плаза». Тогда собирайся и приезжай прямо к мадам Мартен. Мы будем там. У ее дочери юбилей, в честь чего нам обещают пышный карнавал.

– Да, извини, Доминик, сейчас я буду приводить себя в порядок.

– Да уж, будь добра.

«Господи, как я ненавижу эту фразу» – закатила глаза София.

Сладкий плен кровати ласково манил ее обратно в объятия сна, лишенного смысла, но все же спасающего от обреченности посещения вечера бутафории радости. Все шло не так: макияж не ложился, ее кожа будто отторгала чуждое, несвойственное. Платья не подходили к новым туфлям и не избиралось из них лучшее. Наряды как воплощение лжи и притворства. София чувствовала отвращение к ним, резко срывала очередное и отбрасывала в сторону. Количество нарядов на вешалках редело, принося в гардеробную больше света. София заходила все глубже, как будто пытаясь выбраться из шкафа и оказаться на другой стороне его. Там, где нет лейблов, фикций, брэндов, звона монет и бокалов, обязательности и обусловленности. Устала, присела на пол гардеробной. Взгляд туманно шарил по сваленным вещам, среди которых, словно жемчужину в темных водах океана, поймал темно-синее платье, когда-то подаренное ей бабушкой Эльзой.

Эхом возвращались воспоминания…

«Вставай, девочка моя, сегодня ты станешь совсем взрослой, – так звучали слова бабушки в восемнадцатый день рождения Софии. Проснувшись, она увидела преисполненные добротой глаза Эльзы, склонившейся над соней. Воздух был наполнен неповторимым ароматом яблочного пирога и какого-то особенного счастья. Весь день был таков до самого позднего вечера. Обнявшись с бабушкой и соседскими приятелями, они сидели на веранде, освещенной дюжиной китайских фонариков, празднуя день рождения. Ели пирог и весело в унисон исполняли старые песни.

Через две осени Эльзы не стало. Это была последняя утрата, последняя для Софии. Покинув родной город, она устремилась на встречу неизведанному, подальше от пропитанных грустью воспоминаний. Наступала взрослая жизнь, полная лишений и нужды, но более всего в теплом слове. Одна работа сменяла другую, давила объемами, оглушала сном ночью до самой зари и будила единственным инстинктом выжить.

Вдохновившись воспоминаниями о силе духа тех лет, откинув лишние эмоции, София, облачилась в подаренное платье и лодочки, отправилась на бал.

К придуманному Мартен «вечеру-сказке», украшенному разноцветными лампочками, шумом веселья и суеты прибывали кареты самых неожиданных вариаций. Причем, чем экстравагантнее было их обличье,