Михаил Салтыков-Щедрин - Современная идиллия Страница 41

- Из Петербурга, - ответил Глумов за всех.

- Проездом, значит?

- Нет, так... посмотреть захотелось... Сведения кой-какие собрать...

- Чего собирать-то?..

- Ну, вот, например, нравы... Промыслов, вы говорите, у вас нет, так, вероятно, есть нравы... Песни подблюдные, свадебные, хороводные, обычаи, сказки, предания... В иных местах вот браки "уводом" совершаются...

- Может, у вас об Мамелфе Тимофеевне какой-нибудь вариант есть, пояснил я, - или вот нет ли слепенького певца...

Но Разноцветов серьезно рассматривал нас и неодобрительно качал головой.

- А пачпорты у вас есть?

"Вот оно... начинается!" - мелькнуло у меня в голове.

- Есть паспорты, - ответил Глумов.

Хозяин словно преобразился. Лицо у него сделалось суровое, голос резкий, сухой.

- То-то, - сказал он почти начальственно, - ноне с этим строго. Коли кто куда приехал, должен дело за собой объявить. А коли кто зря ездит - руки к лопаткам и в холодную!

Он ушел, а мы остались погруженные в раздумье. В самом деле, ведь мы и не подумали, что прежде всего нужно дело за собой объявить. Какое дело? Ежели объявить, что собираем статистику, - никто не поверит. Скажут: какая в Корчеве статистика? Корчева как Корчева. Фабрик-заводов нет, каланчи нет, мостовых нет, гостиного двора нет, а все остальное - обыкновенно, как в прочих местах. Да и компания слишком велика для статистики собралась. Зачем, например, попала сюда 1-й гильдии купчиха Стегнушкина? к чему понадобился меняло?

Ежели объявить: путешествуем, только и всего - пожалуй, и еще несообразнее покажется. Спросят: для чего путешествуем? и так как мы никакого другого ответа дать не можем, кроме: путешествуем! - то и опять спросят: для чего путешествуем? И будут спрашивать дотоле, покуда мы сами не отдадим себя в руки правосудия.

Ежели сказать, что купец Парамонов, купно с купчихою Стегнушкиной, затеяли коммерческое предприятие - опять никто не поверит. Какое может осуществиться в Корчеве предприятие? что в Корчеве родится? Морковь? - так и та потому только уродилась, что сеяли свеклу, а посеяли бы морковь наверняка уродился бы хрен... Такая уж здесь сторона. Кружев не плетут, ковров не ткут, поярков не валяют, сапогов не тачают, кож не дубят, мыла не варят. В Корчеве только слезы льют да зубами щелкают. Ясно, что человеку промышленному, предприимчивому ездить сюда незачем.

Господи! хоть бы развязка поскорее! в "холодную" так в "холодную"! Сколько лет прожили, никогда в "холодной" не бывали - надо же когда-нибудь!

Положение было трагическое. К счастью, я вспомнил, что верстах в тридцати от Корчевы стоит усадьба Проплеванная, к которой я как будто имею некоторое касательство. Дремлет теперь Проплеванная, забытая, сброшенная, заглохшая, дремлет и не подозревает, что владелец ее в эту минуту сидит в Корчеве, былины собирает, подблюдные песни слушает...

- Да просто скажем, что Фаина Егоровна сторговала у меня Проплеванную! - предложил я.

Глумов подозрительно взглянул па меня. Очевидно, у него мелькнула в голове мысль, не задумал ли я, пользуясь сим случаем, сюрпризом спустить Фаинушке свою дедину и отчину? Фаинушка тоже изумилась, словно и у ней что-то закружилось в головке; а что касается до "нашего собственного корреспондента", то он прямо воскликнул:

- Вот так ловко!

Разумеется, я без труда оправдался, объяснив, что ни задатка, ни запродажной расписки - ничего не требую. Что, конечно, я готов продать Проплеванную всякому, кто заблагорассудит сделать из нее увеселительную резиденцию, но к насильству даже в этом случае прибегать не намерен. Выслушавши это, все успокоились и признали мой проект весьма целесообразным. Поэтому условились так: сначала мы скажем, что приехали для осмотра Проплеванной, а потом опять юркнем на пароход, как будто не сошлись в цене.

Но покуда мы толковали, снова пришел хозяин и на этот раз объявил, что нас без потери времени требуют в полицейское управление.

Разумеется, мы с радостью поспешили на приглашение.

XVII

Дело обошлось очень мило и просто.

Ни исправника, ни помощника его в городе не было. Нас принял непременный член, ветхий старичок, по имени Пантелей Егорыч, и сейчас же предупредительно посадил.

- Ах, господа, господа!

Он качал головой и смотрел на нас - впрочем, не столько укоризненно, сколько жалеючи. Как будто говорил: какие большие выросли, а самых простых вещей не знаете! Мы сидели и ждали.

- Знаете, какие нынче времена, а что делаете! - произнес он, все больше и больше проникаясь состраданием.

Дело происходило в распорядительной камере. Посредине комнаты стоял стол, покрытый зеленым сукном; в углу - другой стол поменьше, за которым, над кипой бумаг, сидел секретарь, человек еще молодой, и тоже жалеючи глядел на нас. Из-за стеклянной перегородки виднелась другая, более обширная комната, уставленная покрытыми черной клеенкой столами, за которыми занималось с десяток молодых канцеляристов. Лампы коптели; воздух насыщен был острыми миазмами дешевого керосина.

- Михал Михалыч! посмотрите... там! - обратился Пантелей Егорыч к секретарю.

Секретарь направился к перегородке, приотворил дверь, заглянул в канцелярию и доложил, что никого за дверьми нет, все при деле. С своей стороны, Пантелей Егорыч приподнял сукно и заглянул, нет ли кого под столом.

- Ну зачем? - начал он, удостоверившись, что никого нет. - Ну, что такое Корчева? А между тем себя подвергаете, а нас подводите... ах, господа, господа!

Мы продолжали молчать. Не то чтобы мы не понимали, а оправдательных слов не могли отыскать.

- Знаете, какие нынче строгости - и решаетесь! знаете, сколько везде гаду развелось - и рискуете! Вон Вздошников только и ждет... чай, и сию минуту из окна высматривает... ах, господа, господа!

- Но что же мы... - заикнулся было Глумов.

- Знаю, что ничего, - перебил Пантелей Егорыч, - и вы ничего, и я ничего, и все ничего... Об Вздошникове слыхали? ах, господа, господа!

- Да уж простите нас ради Христа! - решился я покончить все сразу.

- Что меня просите! Бог может простить или не простить, а я что! Ну, скажите на милость, зачем? С какою целью? почему? Какую такую сладость вы надеялись в нашей Корчеве найти?

- Но ведь, кажется, паспорты у нас в исправности? - опять вступился Глумов.

- И паспорты. Что такое паспорты? Паспорты всегда и у всех в исправности! Вот намеднись. Тоже по базару человек ходит. Есть паспорт? есть! Смотрим: с иголочки! - Ну, с богом. А спустя неделю оказывается, что этого самого человека уж три года ищут. А он, между прочим, у нас по базару ходил, и мы его у себя, как и путного, прописали. Да.

- Но ведь из одиночного случая нельзя же заключать...

- И это я знаю. Да разве я заключаю? Я рад бы радостью, только вот... Вздошников! И Корчева тоже. Ну, что такое? зачем именно Корчева? Промыслов нет, торговли нет, произведений нет... разве что собор! Так и собор в Кимре лучше! Михал Михалыч! что это такое?

Михал Михалыч осклабился.

- Это так точно-с, - пошутил он, - даже рыба, и та во весь опор мимо Корчевы мчится. В Твери или в Кимре ее ловят, а у нас - не приспособились.

- Ничего у нас нет, а вы - рискуете! И себя подвергаете, и нас подводите!

- Может быть, господам отдохнуть захотелось? - вступился за нас секретарь.

- И отдохнуть... отчего бы на пароходе не отдохнуть? Плыли бы себе да плыли. Ну, в Калязине бы высадились - там мощи, монастырь. Или в Угличе там домик Дмитрия-царевича... А Корчева... что такое? какая тому причина?

К великому моему ужасу, Глумов забыл об нашем уговоре насчет Проплеванной и вдруг брякнул:

- Да просто полюбопытствовать.

- А я об чем же говорю! Почему? как? Ежели есть причина любопытствуйте! а коли нет причины... право, уж и не знаю! Ведь я это не от себя... мне что! По-моему, чем больше любопытствующих, тем лучше! Но времена нынче... и притом Вздошников!

- Да кто же наконец этот Вздошников? что это за сила такая? полюбопытствовал я.

- Да так... Вздошников, - только и всего.

Он постепенно все больше и больше волновался и наконец начал ходить взад и вперед по комнате.

- Как мне теперича поступить? - произнес он, останавливаясь против меня.

- Право, Пантелей Егорыч, мы ничего...

- Знаю я, что ничего. До сих пор - ничего, а завтра может быть - чего! На этом нынче все и вертится. Ну, что такое? Плыли, плыли, и вдруг... Корчева!

Очевидно, что "Корчева" у него колом в горле застряла, и никак он не мог ее проглотить.

- Пантелей Егорыч! да ведь мы только на денек. Посмотрим достопримечательности, и опять в путь.

- Какие такие достопримечательности?

- Собор, например.

- Собор? ну, собор... положим. Это похвально.

- Еще сказывали нам, что в Корчеве ста семи лет старичок живет.

- Ну, и старичок... пожалуй! Старость уважать - это...

- Может быть, и еще что-нибудь найдется...

- Что вы! что вы! ничего у нас нет! - заговорил он быстро, словно боялся, чтоб и в самом деле чего не нашлось.

- У мещанина Презентова маховое колесо посмотреть можно... в роде как perpetuum mobile {}, - подсказал секретарь. - Сам выдумал.