Навоз как средство от простуды (хроники пандемии) - Алекс Кожин Страница 41

беда – к земле прилагались три деревни: Терпилово, Погорелово и Челобитьево вместе с селянами. Вначале Троекуров хотел выселить деревенских из купленных угодий, но потом передумал. Граф восстановил колхоз, назвав его «сельской общиной», отобрал у крестьян паспорта и заставил вспахать и засеять заброшенные поля. Урожай Троекуров продавал на рынках Москвы, а крепостным платил «ермолайками». Таким образом, историческая справедливость, как ее представлял себе Троекуров, была восстановлена, и имение графа вернулось в дореформенный, крепостной период.

Деревенские после разрухи распада колхозного строя были рады вернуться к труду и социалистическому соревнованию, которое Троекуров все же сохранил. А воровать с барских полей было даже удобнее, чем с колхозных.

Кроме продукции сельского хозяйства Троекуров забирал из деревень красных девок для своего двора. Графская дворня жила отдельно, занимаясь домом, конюшней, псарней и прочим приусадебным хозяйством. Для охраны всего этого добра граф нанял донских казаков, славившихся почитанием бога, традиций и особой свирепостью.

Когда Троекуров занемог после сеанса гальванизации потенции, дела в хозяйстве зашатались. Бывший мажордом Прохор, хоть и избранный главой поселения, авторитетом у дворни не пользовался. Дорвавшись до власти, Его Высокородие много воровали и пользовались служебным положением, вступая в связи с молодыми бабами. За это дворня окрестила Прохора «тушинским вором». Вечно поддатый пресс-секретарь главы поселения Мишка Леонтьев, как ни старался, имидж Прохора исправить не мог.

Осень сыпала редкими дождями и прорастала грибами в лесу. Граф лежал в искусственной коме, отсвечивая новым золотым прибором, толку от которого, впрочем, не было никакого. Дела в имении шли все хуже, и народ все чаще стал обращаться к Марфе-Посаднице, которая вместе с нашими друзьями сидела в темнице.

Чувствуя, что власть утекает из рук, Прохор решил извести Марфу, приказав подсыпать ей в кислый хлеб плевел спорыньи. Но кухарка вовремя предупредила графиню и дело не вышло. Тогда Прохор собрал поселковый совет из кравчего, ловчего и стряпчего, чтобы отрешить Марфу от Троекурова, ввиду невозможности исполнить последним супружеский долг. Стряпчий бумагу составил, совет вписался, но бюрократы из районного ЗАГСа бумагу не приняли.

В это время «забродили» казаки, разочарованные положением. Прохор из жадности стал выдавать им вместо овса жмых и солому. Казаки собирались группами и высказывали недовольство.

Ситуацию в поместье легко обрисовать словами русского классика: «Все смешалось в доме Облонских. Жена узнала, что муж был в связи с бывшею в их доме гувернанткой… Дети бегали по всему дому, как потерянные; англичанка поссорилась с экономкой… повар ушел со двора, во время самого обеда; черная кухарка и кучер просили расчета». В общем, в поместье был настоящий бардак.

Толпа в центре усадьбы густела с каждым днем, жужжа как пчелиный рой. Как-то незаметно количество перешло в качество, и вот уже раздались ясные голоса, что царь ненастоящий, и в воздухе замелькали предметы садового инвентаря, включая грабли и вилы. Идея наконец обрела материальную силу: толпа кинулась в барские покои искать самозванца Прохора и Мишку Леонтьева. Не отыскав виновных, которые заранее скрылись в столице, кинулись в ноги к Марфе просить вернуться на царствие. Марфа хоть и читала романы, играя на арфе, была женщиной деловитой. Она с достоинством приняла бразды управления и первым делом направилась навестить мужа.

Троекуров лежал в отдельном покое. Граф так и не пришел в себя. Рядом, в домашней часовне, нашелся отец Онуфрий. Он возлежал на деревянной лавке в окружении икон и свечей. Онуфрий, как и граф, пребывал в равновесном гомеостазе, искусно поддерживая жизнедеятельность с помощью сестры-хозяйки.

Марфа распорядилась немедленно отправить графа в больницу. Однако этот процесс затянулся. Сначала скорая никак не могла доехать в имение, потом медики долго совещались по рации, куда везти больного, потом из-за пандемии и большого числа болезных четыре часа стояли в очереди в больницу в Коммунарке. Когда графа наконец разместили в палате, оказалось что золотое хозяйство Троекурова куда-то пропало. Кинулись по следу искать золото – безрезультатно. В каком точно месте оскопили графа, так и осталось загадкой.

Узнав о потере, Марфа призвала на помощь друзей, с которыми близко сошлась в темнице.

– Граф всегда мечтал об огромном хозяйстве, – объяснила графиня, – вот и пришьем ему прибор от коня, пусть порадуется.

Друзья хоть и удивились, но возражать не стали, заявив, что у них в колхозе был ветеринар Христофор, так он приделает графу не только хозяйство, но, если угодно, рога и копыта.

Марфа от копыт отказалась, но пожелала, чтобы хозяйство графа осталось золотым, а чтобы не травмировали лишний раз супруга, повелела вначале позолотить хозяйство коню, а потом уже пересадить его Троекурову.

Освободившись из темницы, друзья поначалу собирались отпраздновать, как полагается, но строгая Марфа времени на раскачку не дала. Пришлось ехать искать Христофора.

Акт пятьдесят второй

Несколько последних месяцев колхозный ветеринар Христофор Венедиктович трудился в аграрном отделе корпорации «Роскосмос». Навсегда отстав от американцев в освоении космического пространства, руководство корпорации пускало пыль в глаза соотечественникам, создавая видимость соревнования с США. Наши космонавты то летели на Марс, то строили небоскреб в центре Москвы в виде фаллического символа нашего космического превосходства. Как только одна идея приедалась публике, Роскосмос выдумывал следующую, еще более грандиозную. Дмитрий Олегович – президент организации – вскоре после посещения Оздоровительного центра в Новых Оглоблях объявил о запуске новейшей метановой ракеты «Амур». Получив у друзей рецепт навоза, способного поднять на воздух 40-тонную силосную башню, специалисты «Роскосмоса» надеялись использовать новое навозно-метановое топливо, чтобы обогнать Америку в космической гонке.

В аграрном отделе Христофора включили в группу животноводства. Идея руководства «Роскосмоса» состояла в том, чтобы отправить на Международную космическую станцию пару коров, основав там агроферму. Выгода от проекта казалась бесспорной: космонавты ежедневно получали бы свежее молоко, коровы производили метановое топливо, но главное – даже американцам не могла прийти в голову столь безумная идея. Осуществив проект, Россия навсегда застолбила бы за собой первенство в космическом животноводстве.

Опыты с крупным рогатым скотом начали ставить в СССР еще в 60-е годы, во время Хрущевского подъема аграрной науки. Проект назывался «Ковчег» и предполагал распространить советскую колхозную систему на Луну и ближайшие планеты. Первоначально планировали заполнить Солнечную систему растениями и животными, имеющими большое сельскохозяйственное значение. Создав на планетах благоприятные условия, туда предполагалось отправить колхозников для передачи инопланетянам передового опыта ведения хозяйства.

Тяжелые ракеты проекта «Ковчег» заполняли семенами клевера, овса и других сельхозкультур, включая корнеплоды. Туда также помещали крупный и мелкий рогатый скот, лошадей, кур-несушек и кроликов. Считалось, что даже при самых неблагоприятных условиях что-то из содержимого ракеты должно выжить, размножиться и подготовить почву для создания коллективного хозяйства. Главным было – доказать преимущества советского колхозного строя перед буржуазным капитализмом.

Проект, как и все в Советском Союзе, держали