Забвение - Дэвид Фостер Уоллес Страница 41

господствующей деревни в конце концов, очевидно, обеспокоились из-за другой деревни с мессиански-гениальным ребенком: они страшатся, что по мере того, как ребенок из деревни будет развиваться и становиться все более и более просвещенным и умудренным, раньше или позже какой-нибудь предусмотрительный член касты воинов маленькой деревни обратится к ребенку с вопросом: «Как нам напасть и одолеть деревню – (знакомец не смог разобрать или воспроизвести произнесенное пассажиром авиарейса название _______ господствующей деревни, судя по всему, состоящее большей частью из горловых щелчков), чтобы завладеть ее землями и охотничьими угодьями для нашей более просвещенной и умудренной культуры?» – и так далее; и делегация из граждан верхней касты деревни воинственных _______ наконец набирается духу и выходит всей толпой на аудиенцию с тираном-шаманом, который, как выясняется, не только чрезвычайно стар и могущественен, но и на деле альбинос – со всем вытекающим из врожденной бледности значением в этой части доисторического мира, – и который, по всей видимости, обитает в маленькой и аскетично обставленной хижине в пригороде той господствующей деревни и проводит бо́льшую часть времени за тайными некромантскими ритуалами с исполнением грубых музыкальных произведений человеческими тазовыми и берцовыми костями на рядах разноразмерных человеческих черепов, словно на какой-то жуткой палеолитической маримбе, а также, судя по всему, пользуется черепами в качестве и личного котелка, и унитаза; и элита деревни приходит с традиционным пиететом и подношениями, а затем представляет свое беспокойство в связи с быстрым развитием деревни-парвеню под руководством гениального несовершеннолетнего lusus naturae[22] – кто, как нам, кстати говоря, к этому времени становится известно, жречески заседает на своем приподнятом центральном помосте уже не один солнечный цикл и теперь перевалил за десятилетний возраст, – и уважительно справляются у своего лидера-некроманта, не уделит ли он, часом, свое внимание вопросу уберребенка и/или посчитает нужным вмешаться прежде, чем деревня-выскочка достигнет такого уровня просвещения, что окажется не по зубам даже белокожим воинам деревни хищных _______. В ходе повествования звучат некоторые намеки, что в господствующей деревне _______ царит каннибальская культура либо, возможно, в обиходе каннибальские практики по отношению к вражеским военнопленным для еще большего устрашения и деморализации конкурирующих культур, но это подается в недомолвках и не выходит за рамки двусмысленности. Все, что знакомец мог сказать наверняка, – что весьма аналитический повествователь с рейса был темноволосым и – судя по его позе и характерно подровненным волосам у загорелой шеи – моложе и более высокого социального или экономического положения, нежели второй пассажир – опять же, производивший впечатление человека с неким слуховым или, возможно, когнитивным дефектом. Структурно эта сцена, судя по всему, служит одновременно и кульминацией протазиса, и, так сказать, катализатором завязки повествования, поскольку именно в этот момент нам сообщается, что оригинальный экземплум здесь делится или ветвится по меньшей мере на три главные эпитазические вариации. Все три версии упоминают, что зловредный шаман выслушивает страхи и мольбы от совета граждан высшей касты деревни _______, а затем осуществляет продолжительный и весьма изощренный пантеистический ритуал, во время которого варит ямс в особом церемониальном черепе и читает будущее по поднимающемуся пару – в том же духе, как некоторые другие примитивные культуры читают будущее по кофейной гуще или внутренностям птицы, дабы предвестить и обосновать определенный курс действий. Далее в одной вариации эпитазиса шаман – чьи глаза в рассказе называются буквально красными точно так же, как зрачки некоторых современных представителей альбиносов могут казаться рдяными или алыми, – судя по всему, употребляет внутрь некое пигментирующее снадобье или обмазывается темной глиной, маскируется плащом и пышной раввинской бородой и кудесническим образом телесно перемещается через весь регион в ту деревню-выскочку, где внедряется в долгую очередь селян с их соответственными вопросами к ребенку на помосте, и по скором прибытии к началу очереди вороненый шаман дарует ребенку подношение в виде некоего таинственного плода-мутанта хлебного дерева со странным новообразованием в виде выдающегося нароста: тот напоминает глиф из нового грубого алфавита деревни, обозначающий «рост», «плодородие», «мудрость» или «судьба» (письменный язык деревни все еще не очень развитой или разнородный), на боку плода, а затем вместо того, чтобы задать вопрос вслух и в полный голос, всенародно, что в этих лунных ритуалах вопросов и ответов уже постепенно эволюционировало в целый обычай, зловещий шаман – в мантии из шкуры ягуара и с развевающейся раздвоенной бородой – взамен придвигается и что-то произносит шепотом ребенку на маленькое ушко – у туземцев этого региона, судя по всему, очень маленькие и близко посаженные уши, примерно как у аборигенов из других областей третьего мира развились расово специфичные веки, цвет кожи и тому подобное, – нашептывает некий вопрос, совершенно неслышимый остальным в очереди, но, по всей видимости, возымевший сильнейший эффект на ребенка, поскольку сразу после того, как шаман-танатофил удаляется и растворяется в дождевом лесу, ребенок на помосте закрывает глаза и на целые недели или даже, согласно одной из подверсий вариации, месяцы удаляется вглубь себя в некоем медитативно-кататоническом состоянии, категорически отказываясь отвечать на всяческие вопросы, реагировать или даже замечать присутствие остальных селян; и, судя по всему, существуют дальнейшие под– и подподверсии вариации всех мастей, уделяющие немалую часть повествовательного времени различным спекуляциям и гипотезам, что же именно шаман-инкогнито господствующей деревни _______ прошептал ребенку, хотя все теории подверсий, по всей видимости, сходятся в том, что прозвучавшее облекалось в стандартную грамматическую форму вопроса, а не какого-либо декларативного заявления, апофегмы или стихотворного гипнотизирующего заклинания. Во второй из трех главных вариаций эпитазиса шаман-автократ, по всей видимости, нимало не маскируется и не внедряется, но собирает всех граждан высшей касты могущественной деревни _______, а также когорту прислужников, носильщиков паланкина, холуев, белоликую службу охраны и специализированные антиягуарские отряды и отправляется с сим контингентом ан масс чрез дождевой лес в педократическую деревню для полномасштабного Государственного визита или Дипломатического саммита, и в этой версии эпитазические козни обязаны не вопросам шепчущего шамана – поскольку, судя по всему, весь Саммит состоит лишь из бесконечных круговых расшаркиваний и ритуальных тропов, которые обязательно влекут за собой междеревенские государственные визиты в этом регионе дождевого леса, – но какому-то зелью или заклинанию, наложенному на плод-мутант с глифом-наростом, представленный в папильотках из декоративного пергамента восседающему ребенку шаманом в качестве одного из несметных продиктованных обычаем церемониальных даров и знаков уважения государственного визита, каковое зелье или заклинание понеже подвизает ребенка на помосте сомкнуть глаза и войти в оное онейрически-кататоническое мистическое состояние наподобие процесса компилирования в мейнфрейме, и несколько лунных циклов он категорически отказывается отвечать или замечать вопросы селян. Тогда как в третьей