Правила Лебядей - Елена Ровинская Страница 42

– Что случилось? – уже всерьез спросил Кроткий.

– Она ебанутая! – так и не вычленив чего-либо необычного, Олег хлебнул еще чаю.

Хотелось есть. Он ненавидел ощущение голода. Макс, словно прочитав его мысли, встал. Порывшись в холодильнике, достал колбасу, сыр, масло. Хлеб он привез с собой. Все еще теплый, сладко пахший дрожжами.

Олег проглотил слюну.

Что-то поскреблось в памяти, но он не до конца понял, что.

– Ты был вчера звездой. «Великано» плакал и аплодировал, – сказал Макс, нарезая хлеб.

Крошки брызгали во все стороны.

– Принцесса сдохнет, когда узнает.

– Почему ее вообще называют Принцессой? – спросил Олег. Все его мысли были лишь об Алене.

– Потому что выебывается, – не раздумывая, ответил Макс. – Точнее, она не выебывается, а в самом деле может себе позволить кое-кого получше. Но пацаны с ее работы это не понимают.

– Дебилы, бля!.. – Олег поморщился.

– Сколько ты с ней уже спишь? – сочувственно спросил Макс.

Олег попытался сосчитать, но не смог. Мозг не желал работать. Он дернул плечом. Первый раз, когда было еще тепло. Хоккейный сезон только-только начался. Потом в ноябре или декабре? Нет, в ноябре был день рождения Ангелины. И Алена была приглашена, и они танцевали с ней под мистера Кредо.

Значит раньше…

– Мы расстались, если ты не заметил.

Макс присвистнул. Его взгляд обрел свет, что его сестра называла «блядским».

– Поссорились?

– Она сказала, что меня любит и что я должен уйти.

– И ты ушел, кусок долбоеба?

– А что я должен был? У нее, блядь, видишь ли, денег нет, чтоб мне бутер сделать. Но у меня она денег взять не может. Я должен метнуться в магазик и принести все сам.

Макс вздохнул.

Он знал, что журналистки получают копейки. Особенно, такие, как эта его Алена. Чтобы быть репортером, надо уметь совать нос в кишки собеседника. Глубоко, словно муравьед. А такие девки не любят совать свой нос в чью-то жопу. Они привыкли, что нос туда всегда суют им. И очень удивляются, заметив, что в журналистике мало просто добиться согласия на интервью с кем-либо. Надо еще вопросы уметь задать.

Ангелина, он помнил, долго не могла с этим справиться и приноровиться.

– Ты не думал, что может, денег реально нет?

– Я предлагал дать ей денег, чтобы купила. Но она же не пала так низко, чтоб трахаться за еду! Она продается исключительно за валюту… Шлюха!

– Олег, – сказал Макс. – Если она – шлюха, какого хера ты так изводишься? А если нет, то зачем ты называешь так телку, которую любишь? Она тебе соврала про Стэна? Она тебе хоть раз дала повод прийти и застать ее с кем-то? Она с ним хоть раз встречалась, пока она спит с тобой.

– Он просто не приезжал.

– Он приезжал. Много раз. Просто ты теперь на хоккей не ходишь! Как и Алена, к слову. На кой ей теперь хоккей?

Малыш нахмурился и свел бровки.

Кем бы ни был их с Ангелой папаша, гены у него были столь доминантные, что даже в его внуках сквозили его черты. Сейчас Олег был чертовски похож на сыновей Димы. Макс близнецов любил лишь немногим меньше, чем собственную дочь. Они с Димой даже шутили, что у них – шестеро детей. Трое младших и трое старших: Ангела, Сонечка и Олег.

Максим не мог смотреть, как один из детей страдает. Но и позволить ему подставлять их всех, не мог тоже.

– Вчера ты на весь клуб орал, чтоб тебя звали Станислав Сергеевич и чьи-то морды обтирал о свою ширинку, называя этих девок Аленами… Я не знаю твою Алену, но тех других девок, знаю. Они это разнесут… Станиславский – не тот человек, который станет терпеть унижения. Ты понимаешь, о чем я?

– Так пусть придет и возьмет меня за базар, – проворчал Олег. – Будем биться и Смерть унесет нас в темное царство, бла-бла…

Ему все на свете было глубоко безразлично. Собственная боль терзала его. Боль, которую он считал слабостью, боль, которую он не хотел признавать, боль, которой он стыдился больше всего на свете. И тем не менее, боль все росла.

Макс покачал головой.

– Дело не в этой бабе. Дело в тебе, дело в том, что было между ними с Димоном. По твоему поводу, Станиславский пойдет к Димону. И что ему тогда делать? Списать тебя? Или самому за тебя вписаться? Что?!

Олег молча взял бутерброд.

– Если что-то поднимется, я сам за себя отвечу, – проговорил он.

– Ответишь? Ты себя ему равным вообразил?!!

Олег промолчал.

Вчера он думал только о том, как растоптать Алену. О том, что, возможно, он унизит и Станиславского, он не думал. Мозг пытался собрать остатки воспоминаний того, что он вчера болтал, но не мог. Большинство фрагментов состояли из смеха, гогота, вспышек света и грома музыки. И еще алкоголя. Алкоголя и кокаина.

Его передернуло.

– Сегодня же полетишь в Корею, – закончил Макс. – Димон тебя ждет.

Олег спокойно и сухо кивнул. Он посмотрел в окно. Максим посмотрел туда тоже. Все внутри него ныло от жалости к этому молодому кретину, который влюбился… впервые и не в ту бабу. Хотя, какая из них действительно та?.. Как из толпы их всех выходит Та Самая? Эта, по крайней мере, любила Олега.

В глубине души, Максим это знал. Как он всегда знал и верил, что Соня любит его больше остальных.

– Слушай, Малой, я знаю, что ты сейчас чувствуешь. Можешь не верить, но я ведь тоже и страдал, и любил. И я тоже по краю шел, не в силах сопротивляться… Ни одна телка не стоит того, чтобы умереть.

– Моя сестра всегда говорит, ты ей жизнь испортил, – сказал Олег.

Кроткий мрачно посмотрел на него.

– А что тебе твоя говорит? Что ты ей свет принес?

– Точно… Слушай, давай в «Самбери» заедем.

Доместос

– Открой.

Она подчинилась. Загадала про себя: если он вновь с пустыми руками, то выгоню. Олег был нагружен пакетами «Самбери». Не зная, как это расшифровать, Алена посторонилась, позволив ему войти.

Потом расплакалась, когда обнаружила там какие-то бытовые, необходимые, но полностью лишенные всякого романтизма, вещи. Консервы. Гречку. Спагетти. Сырокопченую колбасу…

– Ты издеваешься, или что? – завопила Алена.

Олег не понял. Он никогда ее особо не понимал, а тут еще и башка гудела. И боль предстоящей разлуки текла по венам… Лишь когда Алена в истерике швырнула в него «Доместос», он понял: что-то идет не так. Мозг еще думал, что именно, когда сама собой взлетела рука.

Отец был прав: она была ядом.

Он дал ей пощечину. Сильно, резко и жестко. Алена отлетела к стенке, упала и осталась лежать на полу.

– Если ты, сука, еще раз повторишь что-нибудь подобное, я выпущу из тебя кишки и намотаю тебе на шею.

Она поднялась на локтях, неловко села, держась за скулу и рассмеялась:

– Да, ну давай! Намотай! Маленькое ничтожество!

Олег не стал бы вставать, если бы противник