Триллион долларов. В погоне за мечтой - Андреас Эшбах Страница 43

триллионов долларов. Иными словами, он мог бы купить на свои деньги пятнадцатую часть всех товаров и услуг, которые производятся в мире за год. Невероятно, не так ли? И что он может сделать? Должно быть, пророчество подразумевает какое-то утонченное мероприятие, какой-то шахматный ход, который можно осуществить, только имея огромную сумму денег, совершить что-то решающее… Но что?

Он подождал некоторое время, но там, где ему требовалась молния озарения, был только клубящийся туман и размытая пелена незнания, поэтому он снова занялся брошюрой. Значит, экосистема Земли стоит тридцать триллионов долларов.

Было замечательно, что кто-то дошел до такой идеи. До сих пор в своей жизни он слышал аргументы преимущественно эмоционального характера – как прекрасна природа, как ужасно, что с ней так обращаются, все эти слезливые жалобные песенки. На это было нечего толком возразить, и, таким образом, дискуссия обесценивалась. Конечно, ужасно, когда красивый лес выкорчевывают под автобан или фабрику, но когда нужны какие-то причины, когда против чувств выступают деньги, побеждают обычно деньги.

Но разве в действительности люди не забывали о стоимости экосистемы? Допустим, кто-то попытается на Луне или каком-нибудь другом неуютном небесном теле, где нет ничего, кроме пространства, воссоздать Землю. В этом случае нужно обеспечить все то, что на Земле давалось даром: воду, воздух, разнообразие растений и животных, плодородную почву. Нужно привезти воду или создать ее искусственно. Нужно производить воздух, обогащать его, очищать и так далее. Все это будет стоить невероятно больших денег. Вероятно, не удалось бы оплатить создание на Луне такого похожего на Землю ареала всего лишь размером с деревню с окружающими ее полями. И, судя по всему, поступая так, как будто все на Земле дается даром, люди совершают большую ошибку.

Это же значит, что защитники природы тратят свое время впустую, блокируя экскаваторы и распевая песни под гитару во время пикетов? Корчевщиков можно побить только их же собственным оружием. Что нужно сделать – так это подсчитать все, вычесть стоимость экосистемы и посмотреть, что окажется под чертой.

Но сам он не смог бы это сделать. И наверняка не существует признанного способа расчета стоимости леса, озера или вида животных.

В конце письма еще раз подчеркивалось, что экосистемы не заканчиваются на границе стран и поэтому с ними нужно обращаться на межгосударственном уровне, для чего и предназначен Всемирный фонд дикой природы. И его, если он решит пожертвовать крупную сумму – миллионов сто, – почтят на особой церемонии. Джон сложил письмо, попросил принести фруктовый коктейль с небольшим содержанием алкоголя и стал задумчиво глядеть в окно.

В чем причина массового вымирания видов? Исчезновения первозданной природы? Со временем люди побывали на каждом клочке земли, исследовали его и наконец начали использовать. Они рубили деревья, строили дома, с помощью удобрений, пестицидов и техники отвоевывали у земли пищу. И причиной этого развития было – как это ни банально звучит – увеличение количества людей. Все больше людей, которые хотят есть, которым нужно где-то жить, которые опять же производят на свет детей. И так далее.

Все это чертовски сложно. И чертовски безнадежно. Может быть, он должен потратить свой триллион долларов на то, чтобы обеспечить мир презервативами и противозачаточными таблетками? Это ведь похоже на проблему всех проблем. Люди, много, много людей. Толпы, безбрежное море людей, все больше и больше тех, кто ютится на планете, размеры которой не меняются.

Он огляделся в салоне первого класса, хоть и узком, но довольно-таки просторном по сравнению с похожим на баночку шпрот туристическим классом на нижней палубе, подумал о своей вилле у пляжа, большом заборе вокруг сада, охране, частном пляже, яхте. И, словно зубная боль, его пронзило осознание того, что богатые люди тратят огромное количество денег на то, чтобы держать подальше от себя это море людей.

Он опасался, что родительский дом станет ему чужим, покажется дешевым и жалким, как его старая посуда. Но когда он вошел в двери, все оказалось таким знакомым, все дышало родиной и домом. Он обнял мать в коридоре, где пахло кожей и ваксой из мастерской, которую отец ради такого праздника закрыл. В гостиной пахло кухней, помидорами, свежим базиликом и отваром из-под макарон; Джон с отцом обнялись, а мать не могла нарадоваться тому, как хорошо он выглядит и как хорошо загорел.

Все было как всегда. Коричневые обои с ромбами в прихожей, с годами становившейся все темнее. Лестница наверх, третья ступенька в которой все еще поскрипывала. Его комната, в которой ничего не изменилось со времен его переезда к Саре. Сегодня ночью он будет спать в музее. И здесь все еще ощущается этот непонятный запах с чердака, все больше и больше напоминающий ему о детстве.

Как бы там ни было, в гостиной стоял новый телевизор. Он сел на диван, на спинке которого лежали вязаные покрывала, и сказал, что чувствует себя хорошо. Мать накрывала на стол. Отец рассказал, что у него в последнее время проблемы с ногами. По его виду нельзя было понять, заметил ли он, что Джон надел старые часы, но этого не стоило и ожидать.

Вскоре пришли Элен и Чезаре. Принесли большой букет цветов. Они поздоровались с Джоном несколько принужденно, словно не зная толком, как себя вести. Элен выглядела как обычно, все та же умная женщина, преподаватель философии – распущенные длинные волосы, вся в черном по последней моде, нисколько не постарела, словно раскрыла секрет того, как уйти от внимания проходящих лет. Чезаре же, напротив, менялся, у него все сильнее редели волосы, из-за чего он выглядел так, как будто ему уже далеко за сорок, несмотря на то что ему и тридцати восьми не было. Напряженных морщинок у рта Джон и не заметил на прошлое Рождество. Чезаре все еще был худощав, но особенно счастливым не выглядел.

– Какая по счету у вас годовщина свадьбы? – спросила Элен, когда они сидели за столом. О Лино не было сказано ни слова, стул для него просто не ставили. – Тридцать девятая? Тогда в следующем году нужно устроить что-то совершенно необычное!

Джон заметил, что мать бросила на него мимолетный взгляд.

– Посмотрим, – коротко сказала она.

Сальтимбокка получилась потрясающей. Просто невероятно. Проглатывая первый кусок, Джон смотрел в тарелку и спрашивал себя, подавали ли ему что-то настолько же вкусное в одном из множества хороших дорогих ресторанов. Или это кажется ему настолько вкусным, потому что он вырос на этой кухне?

– Джон, – негромко спросила мать, – этим двум ребятам обязательно сидеть в прихожей?

Он не совсем понял, к чему она клонит. Его другая, новая жизнь вдруг показалась ему сном.

– Они выполняют свою работу, mamma.

– Но ничего, если я вынесу им тарелочку?

Охранников удалось уговорить пройти на кухню и поесть там за столом.

– Да у них же оружие под пиджаками, – испуганно прошептала ему мать, вернувшись за стол.

И он снова вспомнил, чего хотел. За десертом он объявил, что намеревается сделать каждого члена семьи финансово независимым.

– Лино тоже, конечно же, – добавил он. – Каждый должен получить десять миллионов долларов, капитал, с процентов которого можно хорошо жить, не беспокоясь о деньгах.

– Впрочем, это будет подлежать налогу на дарение, – вставил Чезаре своим лучшим чиновничьим тоном.

Его отец громко откашлялся, убрал салфетку с колен, положил ее рядом с тарелкой и наморщил лоб, нахмурил кустистые брови.

– Ну хорошо, – произнес он. – Но работать я не перестану.

– Но ведь тебе уже не нужно будет работать!

– Здоровый человек должен работать. Такова жизнь. Джон, не могут же все жить на проценты! Должен кто-то печь хлеб, чинить туфли и так далее. Я приму деньги, скажу «спасибо» и перестану беспокоиться о том, что мне может на что-то не хватить. Это будет большое облегчение, да. Но в принципе, я полагаю, что беспокоюсь я именно потому, что мир так странно устроен: тот, кто занимается только честным трудом, больше не может получать за него честную оплату.

Джон посмотрел на него, и ему показалось, что он сделал ужасно смешное предложение. Ко всему прочему, Элен, надув губы, произнесла:

– Мы не примем твоих денег, Джон. Мне очень жаль. Я знаю, ты хотел как лучше. Но они не нужны нам. У нас у каждого есть своя профессия, мы хорошо зарабатываем, и у нас есть все, что нужно.

– Я понимаю, – сдержанно произнес Джон, глядя на старшего брата.

Тот согласно кивал, но на лице его вдруг появилась серая тень, которой не было прежде. Джон спросил себя, в одиночку ли приняла это решение Элен. Так или иначе, здесь, за столом, выяснить это возможности не было.

– Пару лет