Правила Лебядей - Елена Ровинская Страница 45

И Элина не стала рассказывать это Фирс. Только совсем уж слепая могла решить, что отмороженный Олег-гей – мажор! Вся его история была написана у него на лбу! Кровью. От одного только его взгляда у нормальных людей смерзались кишки!

А Фирс на голубом глазу уверяла, что он мажор, и рассказывала, что Олег починил ей собственными руками проводку и заменил кран. В курилке все только переглядывались. Да, она была слегка неотсюда и многое воспринимала не как они. К примеру, что инженеры и врачи в России – не то, что в Греции. Но даже в Греции, – Бонечка была в этом уверена, как в самой себе, – богатые сыночки богатых отцов не увлекались ни сантехникой, ни электрикой!

Верить, будто каждый мажор способен запросто поменять розетки, было немного слишком. Даже для стриптизерши!

Торг – Принятие

Тушенка оказалась протухшей.

Макая каменные сушки в стакан с горячей водой, Алена думала об Олеге.

Да, она была неправа, запустив в него долбаной бутылкой. Но ведь она же не знала! Он ей ничего не сказал! И то, что он пихал деньги в чьи-то там чужие трусы, пока она сидела тут, прижав к лицу пакет долбаного горошка, снимает с нее обязательства!

Как и то, что он в нее кончил, вынудив потратить деньги на постинор!

Она не была уверена, что Стэн позвонит. Олег рассказал ей, что они говорили. И признался, притворившись смущенным, что ляпнул нечто в духе: «Ну, ей уже двадцать восемь, ей замуж надо, а мне пока нет!» В тот вечер Алена сочла это глупым, хоть и веселым. Сейчас, была готова его убить!

Ясно же, что Станиславского это отпугнуло. Даже странно, что он спросил ее номер… Может, Элина врет? Звонок телефона заставил ее вскочить и разочарованно выдохнуть.

– Здарова! – гаркнул Возитель. – Говорят, ты опять свободна?

– С чего вдруг?

– Говорят, у тебя синяк.

– Синяк – это ты, мудила пропитая, – прорычала Алена.

– Че делаешь? – не обиделся Денис.

– Картошку жарю, – огрызнулась она.

– Пожарь и мне! – повелел Возитель.

– Пусть тебе твоя баба жарит.

– Я хочу, чтобы это сделала ты, – тоном падишаха, ответил он. – И вообще, хочу тебя… Правда!

Алена рассмеялась. Теперь ей и самой казалось невероятным, что она могла так страдать из-за этого идиота. И очень постыдным.

– Плевать мне, чего ты хочешь, – сказала она.

Она с минуту подумала, убедив себя, что звонок Сидоренко – знак, трясущейся рукой набрала Олега, но… его номер был по-прежнему заблокирован.

Должно быть, он сменил его, порвав с нею. Какое-то время, Алена думала: не позвонить ли его сестре, но потом передумала. Ей не хотелось опускаться до шпионажа. Возможно, Ангелина тоже знает про его шлюх.

Расстроившись, Алена попыталась сосредоточиться на Стэне. Она нагуглила его фото и удивленно вспомнила, как Станиславский-старший очень даже приятный тип. Через час у нее стало получаться произносить «Олег» без внутреннего рыдания. Через два часа она поняла, что Станиславский – очень красивый мужчина. И тут ей вновь позвонили. С незнакомого номера.

– Да?

На том конце спутника довольно захихикал Возитель. Алена бросила трубку в стену и выругалась так, что даже цветы на обоях слегка пожухли. У мужчин была особая способность: бесить тем самым, чего от них когда-то не дождалась. Телефон почти сразу же затрезвонил вновь.

Похоже, у Возителя обнаружился склад СИМ-ок, которые он непременно хотел на ней испытать.

– Да ты, блядь заебал, козел! – гавкнула она в трубку. – Чего тебе надо?! Между нами все кончено, пупырка ты малолетняя! Я лучше под поезд лягу, чем под тебя!

– Во-первых, – сказал Станиславский, едва сдерживая смех, – не пупырка, а Станислав. Во-вторых, – тут он не сдержался и все же захохотал, – если ты так говоришь со своим бойфрендом, то до смерти от СПИДа ты точно не доживешь.

– Привет! – сказала Алена и улыбнулась, глядя в стакан, на дне которого лохмотьями плавали сушечные крошки. – Мы расстались. На этот раз, навсегда и я уверена, это тебе известно.

***

– Что с рожей? – спросил Станиславский зло.

Он ждал ее в номере, все еще в костюме и то, в каком виде пришла она, заставило его сорваться. Алена хмуро поджала губы. Стас был единственным, кто внимание обратил. Сразу же. Она машинально прикрыла лицо рукой.

– Ударилась.

– Об кого?

Сузив глаза, Алена раздула ноздри и с вызовом уставилась на него.

– Об Олега. Хочешь грязных подробностей?!

Станиславский подвигал челюстью.

– Поймал на измене?

Алена подумала с отвращением: он боится? Олега? Тоже мне, Суперхрен. Неудивительно, что Хомяк так выпендривался, когда считал, что людей к нему послал Станиславский. Это еще сильнее ее взбесило. Тошнота поднялась до горла. Что за слизняк?

– Я в него бутылкой швырнула.

– Ты больная? – уточнил Стэн. – Когда ты поднимаешь руку на мужика, то превращаешься из бабы в спарринг-партнера. В кого ты такая отбитая, Котеночек?

– Понятия не имею, – сообщила Алена мрачно. – Это ты меня своим многотерпием, видно, избаловал.

Она посмотрела на Стэна, но тот лишь сузил глаза. Алена вспомнила, как она рыдала тогда и с каким лицом Олег спросил ее: это Станиславский? А Станиславский ничего не спросил. Он даже смысла не видел во что-то из-за нее ввязываться.

В груди заныли осколки сердца. Олег любил ее. заботился по мере способностей. А она швырнула в него «Доместосом», чтобы теперь зарабатывать на спине. С другим мужиком. Которому на нее насрать, которого она никогда не любила.

– Давай куда-нибудь сходим?.. – Станиславский посмотрел на нее. – Съезди переоденься, закрась это как-нибудь…

Алену кинуло в жар. От одной мысли, что их опять кто-нибудь увидит. От мысли снова бежать пешком три квартала обратно и вновь сюда. По ледяному ветру, сквозь декабрьскую ночь.

– Стас, знаешь, позови кого-то другого. Ты здесь проездом, а мне еще с этой рожей жить.

– Стой, – сказал Стэн, удержав Алену и она с горечью подумала, что у него, наверное, тоже выбора нет. – Постой!

Есть такие моменты, когда мужчина еще с тобой, вы оба пытаетесь быть обычными, но что-то уже не то. Что-то изменилось, необратимо, бесповоротно. Словно кто-то открыл все двери и ветер швыряет пепел по догоревшему очагу.

Стэн был с ней рядом и в то же время не с ней. Все шло наперекосяк. Алена, презирала сама себя, но то и дело ловила себя на мысли, что пресмыкается. От голода и виски жгло внутренности. Она даже завестись как следует не смогла. А Станиславский, как назло, никак не мог кончить.

Когда он слез с нее, у Алены уже болели колени.

Потом он обзванивал всех подряд друзей, – чтобы с нею не разговаривать, – бичевала свою гордость Алена. Хвастался, что он с девушкой… Боже, какой дебил. Она смотрела краем