Право на одиночество. Часть 1 - Сергей Васильцев Страница 45

«А как же справедливость?» – спросите вы. Справедливость – расплывчатое понятие в головах современников, потому что как предки, так и потомки носят в головах нечто другое. Богатство, бедность, благоденствие, страдание никакого отношения к справедливости не имеют. И если уж говорить, то говорить о счастье. Но и счастье не имеет отношение к принятым постулатам.

Богатство и бедность, ум и глупость, красота и …? – ряд противопоставлений можно продолжать, заполнив ими целый справочник антонимов и антагонизмов. И что? Без внутреннего напряжения общество рассыплется. Наш социализм – тому яркий пример. Бедные должны стремиться к достатку. А богатым на хрена такое могущество, когда за него не с кем бороться?

В этом случае хваленая добродетель превращается в систему привычек и проволочек, прикрывающих душевную лень. Забор, заслоняющий от тебя силу возможности. А Сашкин маленький человек, он всегда ощущал этот мир как моллюск свою раковину. Тесно, но, однако, удобно. Сейчас она треснет. Что тогда? Справедливость…

Я снова и снова обращался к одной и той же теме. Еще со времен пифагорейцев повелось, что путь, ведущий к добру всего один. Един аки палец. Зато ко злу тянутся тысячи дорог. И если ты не идешь со мной к добру, твой путь приведет тебя в погибель. «Кто не с нами, тот против нас!» Просто и ясно. Особенно доходчиво, если лозунг подкреплен позвякиванием железа.

Оставим идеальное государство Платона, из которого недостойно живущих попросту изгоняли. «Modus vivendi!» А не пошел бы он в пень!…Чаще даже этой обузы на себя не брали – стереть с лица земли. И баста! «Нет человека – нет проблемы». Двоякая польза – удобрение для почвы и зрелище для оставшихся в живых. Сашка прав – замечательный способ мышления – мечта любого миссионера: «Давайте сократим мир до числа тех, кто думает как и мы. И уж тогда-то остальные уж точно между собой договорятся». А лозунг: «Пусть расцветают все розы!» – обычно приводит к тщательной стрижке газона.

Очень удобно пожонглировать такими понятиями как «добро» и «зло», справедливость и …, тем более все равно никто до конца не понимает суть, скрывающуюся под буквенной оболочкой. Столько крови уже пролито не против зла, а именно за добро и справедливость (будущие), что может быть уже больше и не надо?

Мои собственные мысли стали скорее напоминать лозунги и поэтому совсем перестали мне нравиться. Они проплывали в голове с размеренностью конвейера: «Пусть историю двигают личности, но живет-то в ней однако же маленький человек…»

На этом бесформенно логическом сочетании Сашка и выдвинулся из ванной. Он был вымыт, выбрит и покрыт толстым слоем грима, как актер пантомимы. Оказавшись в дневном освещении и оценив свои промахи, он несколькими профессиональными штрихами оживил свое лицо. По крайней мере следы вчерашней потасовки практически не прослеживались. Ну, так – чуть-чуть. Попробуй-ка спрячь почти откушенный кончик носа. Изменив имидж, Сашка вдруг повеселел. Внимательно оглядев меня, лениво пережевывающего селедку с луком, он произнес с напускной задумчивостью:

– Жрать как хочется. Счас бы даже памперсом закусил.

* Сникерсом, в смысле?

* Да хоть бы «Юнкерсом». Жрать, тебе говорят, хочу! Тырым-пырым! Наливай! – И начал делать это самостоятельно. – Что ты пялишься все время в одну точку. Спишь или в дзен подался?

* Созерцание – основа творчества.

* Созерцатель, значит?

* Соглядатай.

* Это еще как? Фискал?

* Не участник значит. Отвяжись.

* Слушай, Серега, а не попользоваться ли нам насчет клубнички?

* С твоей-то харей?! Жену, значит, спровадил…

* Дашу не трожь, – жестко перебил он меня. – Придумай лучше кого-нибудь.

* В такой ситуации могу только коллег-аспиранток.

* Идет!

* Звонить будешь сам, – порывшись в записной книжке, я извлек оттуда, как первый попавшийся – номер Марининого телефона. Она миловидна, неглупа и без больших комплексов. То, что сейчас и нужно для израненной Сашкиной души.

*  Облес оближ … – выдал Александр подобие французкого. «Положение обязывает…», – перевел я сказанное и огрызнулся:

*

Если облез, сам и облизывай!

*

Не прикидывайся идиотом. Тебе не идет.

Он взял номер и ушел звонить в другую комнату. До меня долетали только его интонации. Благожелательность, предупредительность и напор. Что-что, а убеждать Сашка умеет виртуозно.

* Через полчаса будет. Я заложил под это твое честное имя. Смотри-ка, подействовало.

* И свою размалеванную рожу.

* Не понял.

* Ну, в смысле, заложил.

*

А я поведаю ей историю про бабушкиного кота. – Беспечно брякнул Сашка. – В моем переложении. По нему, родимому, и траур. Если она приедет, разумеется.

* Вы о чем-то не договорились?

* Женщина, друг мой, – наставительно заметил Александр, – может поклясться тебе в чем угодно. И при этом соврать только из желания попрактиковаться.

* Марина не такая.

*

In nullos unquam pervenit amplexus

. – Было сказано с напыщенным видом. – Тебе верю! – Для достоверности он увесисто похлопал меня по плечу.

* Слушай, мы же с тобой луку нажрались!

* Хорошо, что вспомнил! – Он выгреб из-под дивана пачку жевательной резинки и засунул в рот сразу половину, лаконично добавив, – Тебе не надо. О поцелуях забудь! Слушай! – Продолжил он без всякого перехода. – Какие же мы все-таки циничные подонки. Думаем, что понимаем в этой жизни. И возомнили о себе из-за этого невесть что. Круче чем яйца! Ты же заранее считаешь себя умнее всех остальных. Да еще презираешь их же за это. Не так? А я еще хуже.

* Не надо о лирике. Слишком отдает философией мелкой сошки.

* Поясните, сударь.

* Это когда начинаешь с: «У нас тут собственная гордость. И срать нам на вас!» Нет не всё! И заканчивается классическим (Да! Да!): «А вот такое я говно!»

* Ладно, не буду, – примирился мой собеседник, как-то сразу обмяк и пошел варить кофе.

Уборка квартиры не предполагалась. Мы цедили кофе и перебрасывались ничего не значащими фразами в ожидании нового члена коллектива. Потом, когда стрелки отмерили свой полукруг, он побежал ее встречать, даже не особенно представляя, как она выглядит. Молодец-парень! Не то, что я. Как бы сильно мне самому чего-нибудь не хотелось, все равно сначала я изображаю деликатность и ломаюсь. Но это скорее от страха, чем от желания поманерничать. Так как он я, во всяком случае, никогда бы не смог.

Появились Александр с Мариной. По их виду можно было сразу понять, что они понравились друг другу. Девушка, слегка раскрасневшаяся от быстрой ходьбы и необычного знакомства и рядом – Сашка, не Сашка, а эдакий джентльмен, утомленный опытом жизни. Мое участие в представлении вокруг стола или болтовне только что познакомившихся людей становилось излишним. Отключиться не получилось, да, верно, и не могло получиться. Поэтому, выдержав