Избранное. Том первый - Зот Корнилович Тоболкин Страница 46

кудрявый мох. Ель тихо поскрипывала вершиной, над которой гулял неспешный ветер, с доверчивым шёпотом осыпала иголки. В ветках стрекотала любопытная сойка, и где-то рядом, на лиственнице, тихо, прозрачно тенькала какая-то маленькая пташка. Пахло потом, дымом, хвоей. Парила земля на проталинах. Из-под снега вытаял край некогда богатого и щедрого ягодника. На ближних, ещё зелёных стебельках с упругими, прогнутыми по середине листочками краснело несколько брусничек. Увидав их, Володей невольно сглотнул слюну, сдвинув костёр, накрыл хрупкие стебелёчки прошлогодней жухлой травой, присыпал снегом. «Теперь выживут... Весной пташки склюют. А может, сам я сюда вернусь», – стыдясь нежности своей к лесу, ко всякой травиночке, Володей вспоминал, как в лихую минуту лес пришёл к нему на подмогу. Разве не чудо, что посреди тайги, в сугробе, отыскалось кресало? Не другое ли чудо, что встретил Егора? Да разве само солнце, звенящее радужными иглами лучей, не есть чудо? «Теперь, – думал Володей, – в какую оказию ни попаду, вечно солнцу молиться буду!»

Вождь, кинув меховую одежду Любиму, насторожил чуткое ухо. Из кустов, вспугнутая лайкой, вылетела крупная копалуха. На взлёте её пронзила стрела.

– Вот, ешьте... свежее мясо, – Егор бросил подбитую им птицу к костру.

– Лихо! – искренне позавидовал Володей. – Я бы так не сумел.

Стрелял он из лука неплохо, но туфан словно родился со стрелою в зубах.

Отогревшись и насытившись, отправились в путь.

– А Филипп-то? – забеспокоился Володей. – Замёрзнет там.

Огонь есть. Еда есть. Да и вас долго не задержу, – успокоил Егор.

Вёрст через пять увидали санный путь.

– Дорога, – удивился Володей.

– Купцы ехали... Они у меня, – коротко отозвался Егор.

27 На Амуре мы чудо видели... У крутой горы по-над берегом... Во златой дворец сини волны бьют...

Уныло текла от костра сочинённая некогда хожалыми людьми песня. На бревне сидели двое русских. Они и пели. Крупны, плечисты, крутогруды. Похоже, братья. И одеты одинаково: собольи шапки, синего плиса штаны, залоснившиеся от дальних дорог, крытые зелёным сукном шубы. Тяжёлые жилистые руки устало лежат на коленях. У одного рука перевязана тряпицей, сквозь которую проступила кровь.

– Доброго вам здоровья! – отчётливо поклонился купцам Володей.

Любим тоже пробурчал что-то. Его не братья интересовали, а женщина, ради которой чуть не сгинул в пути. Она где-то в одной из юрт.

- Будь здоров и ты, – кивнули братья, подвинулись, освобождая место на бревне.

- Где бывали? Кого видали? – стал пытать Володей, зорко оглядывая лагерь. Поодаль высилась белая юрта. Подле неё сани, гружённые товаром, заиндевевшие лошади. Дальше, за деревьями, виднелись другие юрты, скромней, чем эта. Там дымились костры, всхрапывали олени.

– Ты лучше спроси, паренёк, – с печальной улыбкой отозвался тот, у которого была перевязана рука, – где мы не бывали.

– Ну, земля велика, – возразил Володей.

– Да ведь и мы не первый год ходим.

– Может, и тятьку моего знали, Семёна Дежнёва? – спросил Любим, следя за дальней юртой, возле которой метнулась женская фигурка.

– Знать не знали, а слыхивали... Человек известный.

Вождь скрылся в белой юрте. Появился оттуда не скоро.

– Везучие! – позавидовал братьям Володей. – Я вот, можно сказать, ишо нигде не бывал.

– Не завидуй! Доля наша несладкая, – сказал мужик, поглаживая перевязанную руку.

– Как же не завидовать? Столь повидали.

– Видать, верно много видывали. А лучше родимых мест нет. Имя-то как твоё, паренёк?

– Володей Отласов.

– Знали мы одного Отласа. Того так же звали.

– Отец мой. Год уж, как помер.

– Царство небесное, – перекрестились братья.

Из белой юрты вышел Егор.

– Ну как он, братец-то наш?

– Уснул.

– Слава Христу. Может, выправится.

Володей чтоб как-то начать разговор, вынул из-за пазухи добытую у Антуфия карту, подал её одному из братьев.

– Беспёрстый я, – сказал тот. Его звали Кириллом. – Даур мечом отхватил. Братану ловчее.

«Ага, – отметил для себя Володей, – стало быть, и с даурами лоб в лоб столкнулись».

Другой брат, Василий, развернул на коленях карту, неизвестно кем нарисованную, внимательно вгляделся.

Чертёж знакомый. Вот край якуцкий... Лена-река, люди. Олёкма, Алдан, Учур. Тут Байкал-море, а тут братские люди. Князька тамошнего знаю, Ойгула. Гостил у него. Сюда вот, к реке Амуру,