Избранное. Том первый - Зот Корнилович Тоболкин Страница 48

– Не птицы: леса да горы не перелетите. И снег глубок шибко. А лошадёнки ваши слабы. – Володей уж всё высмотрел, про себя прикинул.

«Глазаст, умён», – опять мысленно похвалил Логин.

– Хочу сторговать у вожа оленей. Лошадей ему оставлю.

- На оленях ловчей, – кивнул Володей и оглянулся на Егора: как, мол, уступишь оленей?

– Говори, вож, какая нужда у тебя. Товаров хоть и немного, а всё ж везу: топоры, котлы, утварь разная. Корень китайский есть бесценный, пищали, порох, шелка, юфть...

– Шелка женщинам, мне – оружие.

Сторговались скоро и дня через три, когда Логину полегчало, собрались в путь, но заупрямился Любим, требуя, чтобы отпустили с ним Милку.

- Оставайся с нами. Или выкуп плати, – поставил условие Егор.

– Оставаться ему неможно. А выкуп сам видишь, он гол как сокол, – зная, что Любим от своего не отступится, принялся убеждать побратима Володей. – Может, в долг поверишь?

– Поверил бы, да Гарус вас больше сюда не отпустит. Не любит он тебя шибко.

– Не любит, верно. А как быть, брат? Любим-то голову совсем потерял.

– Платите выкуп, – настаивал Егор. Володей не узнавал своего побратима. Словно перековали человека. Ещё недавно, будучи простым охотником, радовался маленькому подарку – обыкновенному ножу. Теперь вдруг жадность одолела. Или чего-то добивается Егор? Был близок к истине. Племя, попавшее к Исаю в зависимость, обнищало. И неслучайно вождь смотрит на русских как на врагов своих. Может, и прав он: добром надо с иноязычными ладить. Оружие – не всегда безотказное средство. Егор видел, что у братьев Добрыниных есть немало товару, который не худо бы поубавить. Знал и то, что Володей Добрыниных не бросит, тем более что душа в душу сошёлся со старшим, с Логином, жадно впитывал в себя рассказы бывалого человека, учась у него уму-разуму.

– Неужто оставишь в залог Любима? – пытливо глядя на казака, спросил Логин, заранее угадывая ответ.

– Не оставил бы... платить-то нечем, – вздохнул Володей, намекая купцу, мол, не худо бы и помочь человеку в беде.

– Уплачу... – усмехнулся Логин, перебирая тонкой рукою серебряную узкую бороду. – Невелика цена.

Цена и верно была незначительна: три котла медных.

- Пошто три-то? – удивился Володей. – Девка всего-навсего одна.

– А тебе? А Потапу? – возразил вождь.

– Потапу – ладно, он холост. У меня баба есть... – испугался Володей вообразив, как возвращается в Якутск с туфанкой, а у крепостных ворот их встречает Стешка.

– Двух не прокормишь, что ли?

- Вера не позволяет двух жён держать, – в иную пору он вспоминал вдруг о вере.

– Вера, – думая о чём-то своём, вздохнул Логин. – Мне вот так же пришлось выбирать: вера или женщина. В Канбалыке с купцом с одним сдружился. Тот дочь в жёны хотел отдать. Токо, говорит, веру смени. Не согласился я... с купцом разошлись. Девку обездолил.

– Не пойму я вас. Бога вашего не пойму. Воспрещает жить, как хочется, – недоумевал Егор.

– Боги разные, как и люди, – сказал Логин, которого с детства учили, что создатель всего сущего на земле един. Но повидав мир, усомнился в боге... молитвы складные позабыл. Не шибко спасали они от стрел вражеских, от лютого зверя, от голода, от хворобы. Не молитва, а смекалка да находчивость выручали в пути. – Разные... и договориться меж собой не могут.

– Ежели боги не могут, – усмехнулся Володей, – куда уж нам, грешным?

– Три котла за трёх женщин, – снова напомнил Егор.

– Получишь, – успокоил его Логин. – И сверх того нагружу за хлопоты обо мне.

– А женщину можешь себе оставить, – осторожно вставил Володей.

– Нет. Что продано, то продано.

– Ладно. Пущай будет по-твоему. Токо щас я её не возьму. После как-нибудь заберу.

– После ты где нас найдёшь? Мы как ветер... по всей земле летать будем.

И все же Володей на своём настоял. Но едва первая нарта коснулась льда на Учуре, как из лесу вынырнула маленькая фигурка.

Вон твоя за тобой гонится, – рассмеялся Любим, узнав лыжницу, догонявшую их. – Ишь как чешет! От бабы смерть примешь, не иначе. Ходу тебе не дают.

«Уж больно баской парень. Потому и льнут к нему девки», – посмеивались братья Добрынины, слушая, как бранит казака брошенная им молодая туфанка.

Зимовье Учурское кучно. Живут все друг у друга на виду. Один лишь Исай в сторонке. И ласков, и обходителен человек, а казаки его сторонятся. Да и он не слишком к ним липнет. После походов надолго запирается у себя в избушке, пьёт, хотя пьяным его не видывали. Дверь вечно заперта изнутри, единственное окошко завешено рогожиной, и слышится не то вой волчиный, не то жуткая утробная песня, булькает жидкость – вода ли, водка ли, звенит медная ендова о столешницу: пирует