Шломо Вульф - Глобус Израиля Страница 5

Я отдам растворитель Израилю, лихорадочно думал Артур, когда за милиционером захлопнулась дверь. Я буду работать день и ночь, я найду ограничивающие компоненты, чтобы Израиль получил оружие сильнее в миллионы раз, чем атомное. Чтобы ни у кого в мире не возникло и мыслей о погромах навеки. Чтобы погромщиков каждое общество боялось как огня. Все. Родина для меня кончилась. Я всегда был ей искренне предан, я не мыслил о предательстве. Но на предательство можно ответить только той же монетой. Завтра же еду к этой, как ее, "сионистке Дине" и узнаю всю процедуру переселения в Израиль. Никаких америк и канад. Всюду рано или поздно будет то же самое. Только в Израиль -- целевым назначением, для его и нашего спасения от гибели! Я стерплю все унижения и отмену всех рукопожатий. Хватит!..

Процедура оказалась достаточно простой. В 1990 не было уничижительных собраний, где евреи первыми истерически-фальшиво клеймили отъезжающих. Ни один не удивился, что профессор Айсман уезжает в Израиль. Куда же еще ехать еврею? Тем более никто не удивился, что он вообще уезжает, покидает родину навсегда -- какой идиот не покинет ее при такой уникальной возможности, кроме русских, у которых, как всем известно, родины нет... Даже те, кто достаточно холодно относился к Артуру и евреям вообще, смотрели с откровенной завистью. Мировоззрение изменилось буквально за год -- евреи стали превилегированной частью великого советского нерода, им одним разрешено с этим народом расстаться. Артур купался в лучах доброй зависти и всеобщей поддержки, слушал еврейские песни с израильских кассет, Марк носил на шейной цепочке моген-давид на зависть ребятам с крестиком на груди: он уже почти иностранец. Директор сиял партийной улыбкой, подписавая доктору Айсману блестящую характеристику для ОВИРа: "Почти израильтянин, Артур Евссевич?" -заискивающе, как с иностранцем, произнес он, прощаясь. Откуда-то вдруг появилось уважительное это слово "израильтянин", почти инопланетянин, такое красивое, уважительное после заставляющего вечно вздрагивать на улице, в очереди, в трамвае слов "еврей" или жид... Эйфория длилась почти до последних дней в Москве, когда Айсманы впервые пришли на Ордынку не на дружескую тусовку, а уже в огромную гудящую очередь, просачивающихся с документами в калитку голландского посольства с израильским флагом на мачте в центре дворика. В очереди Артур впервые в своей жизни увидел евреев, своих будущих соотечественников, евреев России, Украины, Кавказа, Средней Азии, Молдавии, услышал интонации, знакомые до сих пор только по антисемитским анекдотам. Поразила карикатурность публики, наглость тех, кого он презрительно привык называть грузинами, до него вдруг дошло, что не элита России -- москвичи, а вот эта разношерстная беспардонная и замученная публика будет отныне и до конца жизни его народом, ибо паспорт он сдал, за отказ от советского граждантва заплатил, с работы уволился, из Москвы выписался... Согревала только одна мысль: скорее заинтересовать их растворителем, дальше -- работа в западной науке, там этих всех не будет, вокруг только бывшие советские и израильские профессора, неслыханные условия на работе, персональный компьютер вместо "машинного времени" в очередь на допотопной институтской ЭВМ, занимающей полэтажа огромного здания, а там, Б-г даст, квартира, а то и машина... Скорей бы! Внутри дворика была упорядоченная суета. Поразила четкая организация работы чиновников. В лихорадочном возбуждении, панически боясь даже здесь вездесущего КГБ, он рискнул обратиться к шустрому молодому человек с бородкой: "Вы работник посольства?" "Какие проблемы?" -- торопливо, но веживо ответил он, неохотно останавливаясь. Артур привык, что все израильтяне, которых он видел здесь и на тусовках у синагоги, преимущественно какие-то странные, словно ряженные религиозные, всегда куда-то лихорадочно спешили... Этот выслушал начало тирады о растворителе, которую веским профессорским тоном произнес было Артур, и брезгливо-устало показал на флигель, где у бесчисленных окошек толпились люди с бумагами: "Сдайте все, там получите. Идет дипломатической почтой. Нас это не касается. До свидания." Артур стал в очередь, запаковал труд всей своей жизни в пакет, сдал в окошко. Кольнула мысль: ведь тут труд не только его, но и Андрея, не только еврейских, но и русских сотрудников его лаборатории...

x x x

"Меня -- в Тель-Авив! За что?" -- вспомнил Артур свой обнаженный крик души, стоя на просторном балконе циклопического отеля ближневосточного Нью-Йорка, глядя вдоль роскошной тель-авивской набережной. За что по-прежнему непонятно, но не наказали, а наградили. Его злобной соседке и не снилась вся эта красота, эта теплынь в феврале, пока она там, сволочь, надевает меховые сапоги, чтобы сходить мусор выбросить в сплошном мессиве московской метели. Она будет сегодня волком рыскать по пустынным, огромным как аэровокзалы московским гастрономам в поисках ХОТЬ ЧЕГО-НИБУДЬ, пока они с Аллой ходят с тележкой, набитой доступными даже их скудным средствам, невиданными даже в кремлевских буфетах деликатесами в супермаркете, похожем на музей. "Вы не слышали? Там хорошее снабжение?"- спрашивала старушка на Ордынке у соседа Артура по четырехзначному номеру очереди. "Мадам, -классически поправил пенсне сосед. -- В Израиле вообще нет снабжения." "Боже мой..." "Мадам, в Израиле просто вместо снабжения -- изобилие." "Молодой человек, -- заторопился старик с колодками наград на выгоревшем кителе. -Правда, что в Израиле ветеранам тоже дают продуктовые подарки ко Дню Победы? Мне в Севастополе всегда давали килограмм гречки к ..." "Это наглая антисемитская ложь, папаша. В Израиле ветеранам и всем прочим дают продукты круглый год." "И гречку?" "Нет, гречку не дают," -- отрезал сосед. "Там не растет гречка и ее туда не завозят?..." -- ужаснулся ветеран. "В Израиле растет все и все туда завозят, но гречку там не дают, ее продают повсюду и очень дешево." "Без очереди? -- не поверил старик. -- Так не бывает". И вот они уже месяц наяву живут в сказке израильского изобилия. К тревогам и к скадам они давно привыкли, да и война идет к концу. Начинается новая, неожиданно счастливая жизнь. Артур неумело прочел благодарственную молитву и пошел навстречу своему звездному часу -- на три пополудни назначена встреча в Министерстве обороны! В конце концов, подумал он, лучшим другом его на покинутой родине оказалась именно эта вечно шипящая соседка. Все мы должны быть благодарны в этой ситуации спасения от кошмара Союза не друзьям, а врагам. Без ее путевки в Тель-Авив стоял бы сейчас Артур с Марком и Аллой и получал бы какую-то дрянь по полкилограмма в одни руки. Да, шекелей катастрофически нехватает, но сегодня, через полчаса изумительной февральской прогулки по зеленому цветущему городу он будет выслушан наконец официальным лицом. Он отдаст растворитель евреям!..

Израильский чиновник принял его брезгливо-вежливо, долго расспрашивал о его предполагаемом сотрудничестве с КГБ, удивился, когда Артур сразу сказал, что да, естественно, имел дело с КУРАТОРОМ, все ученые его уровня были ухожены всесильными органами. Менее внимательно выслушал чиновник предложения Артура о спасении Израиля от его врагов с помощью уникального растворителя, зевнул и пожал плечами: "А плевать нам на них. У нас всегда было, чем с ними разговаривать, а теперь и подавно. Не берите в голову, доктор." "Но... я же говорю с представителем государства?.." "Адони, я разведчик, а не химик, не мне оценивать стратегическую мощь вашего растворителя. У нас государство в эти дела не лезет. Предлагайте сами оборонным фирмам, но я бы на вашем месте на работу там не рассчитывал. По крайней мере, в течение пяти лет." "Как? И тут?" "А вы как думали? Вон генерал КГБ Калугин заявил, что каждый пятый оле -- его бывший добровольный помощник. Мы не собираемся их ни вычислять, ни наказывать. В конце концов, каждое государство должно иметь секретные органы, а они без помощи населения работать на умеют. У нас с вами речь идет о другом: о доверии вам НАШИХ государственных секретов, от которых зависит мощь и даже жизнь нашей страны. В ваш, к примеру, институт КГБ рекомендовало бы незнакомого эмигранта из Штатов? То-то. Почему же мы должны быть глупее?" "Ваши рассуждения -бюрократическая чушь, господин офицер. Я ведь не претендую на существующие секреты Израиля. Я предлагаю совершенно новый проект. Вы можете его засекретить от кого угодно, но не от меня, единственного в мире, который все о нем знает. Вы не только обрекаете меня на прогрессирующее бесплодие: через пять лет мой проект естественно устареет, а я совершенно потеряю квалификацию. Вы обрекаете Израиль на разработку вторичных идей. Это в свое время погубило Германию. Я приехал помочь Израилю..." "А кто вас звал именно для этого? Ни в одной брошюре Сохнута вы об этом ни слова не найдете! Мы же как-то обходились без вашей помощи со своей "вторичной наукой" до сих пор, обойдемся, бзэзрат ха-Шем, и далее, адони. Вам, в вашем возрасте, есть о чем подумать кроме как о безопасности Израиля. Никто другой вам здесь не поможет вписаться в страну, кроме вас самого. Научитесь что-нибудь делать, сторожить там или пляжи убирать. Подумайте о материальной безопасности своей семьи, а об Израиле, уверяю вас, есть кому позаботиться без советских гениев, создававших непобедимое оружие нашим противникам. Когда мы его захватили нетронутым на поле боя, во всем мире не нашлось покупателя на битую продукцию вашей военной промышленности. Думайте, адони, о себе. Советского гражданства вас лишили, обратной дороги нет. В Штатах и Канаде после 45 на работу не берут, тем более с вашим-то английским. Впрочем... пробуйте, предлагайте. Вы в свободной стране, барух ха-Шем. Желаю удачи." "Но проект совсекретный, вдруг попадет в руки врагов?" "Врагов? Вы их просто не знаете. Они без русских готовый танк помыть не могут." "А вам не кажется, что вы в демократической стране переплюнули все антисемитские ограничения тоталитарного режима? Те хоть открыто не признавались, что евреи не имеют права работать над секретными темами." "Это их проблемы, доктор, нам не указ. Тем более, что ограничения коммунистов для работы советских евреев в оборонной промышленности -- из области нашей пропаганды. Через этот кабинет прошли тысячи специалистов. И каждый, если ему верить, от таких должностей и наград, какие ему не только в Израиле, а в любой стране свободного мира и не снились бы. Создается впечатление, что вся неслыханная мощь империи зла создавалась евреями. Во всяком случае, процент евреев в вашей оборонке не ниже, чем в Штатах. Не надо мне пудрить мозги, я не фрайер, адони. Я склонен верить, что вы старательнее других работали на свою империю и ее союзников, включая наших смертельных врагов. Но, повторяю, я вас не упрекаю: вы жили в своей стране, а я уважаю патриотов и терпеть не могу изменников и перебежчиков. До Горбачева люди вроде вас и не думали об Израиле, вам было хорошо на родине, никто вас там не угнетал, иначе откуда взялась бы алия начальников, ученых и орденоносцев. Горбачев выпустил из бутылки много джинов, в том числе настоящих, а не мнимых антисемитов. Потому-то вы и здесь. Мы впустили вас, мы вам прямо в аэропорту дали гражданство, а вот уступать вам наши немногочисленные рабочие места в наиболее престижной отрасли мы вам не обещали. Ваша невостребованность на родине и спрос на вас за рубежом -- из области ваших собственных иллюзий. К нам это не имеет ни малейшего отношения. Я не стал бы вас "проталкивать" даже если бы мог. Но, повторяю, у меня совсем другие функции. Сохнут, врет он или не врет, но вас из рушащейся империи вывез. Оборонные фирмы могут вас использовать или нет. К нашему ведомству это отношения не имеет." "Рано или поздно вы горько пожалеете о нашем разговоре и вашей чванной тупости, офицер." "Доктор, я слышу это к концу каждого разговора за этим столом. Успокойтесь, вы не к зулусам приехали. Мы тоже кое-что умеем, знаем и имеем. В том числе и ясное представление о научно-техническом потенциале алии. Что же до якобы уникальных советских проектов вродле вашего, то наши фирмы сначала рассматривали их очень внимательно. И что же? Человек, выдающий себа за автора, как правило, оказывался то начальником над учеными, то третьестепенным исполнителем, а то и смежником, не способным не только довести проект до нормального обсуждения, но и объяснить его суть. Но сколько амбиций! Поймите, вы в еврейской стране, безмерными амбициями здесь никого не удивишь. Тем более не напугаешь. Спасибо вам за добрые намерения и успехов вам..."