Ольга Туманова - Плесень Страница 6

А контейнеры на яйцескладе, действительно, менять необходимо. И трубы надо менять и на убойном, и на водозаборе, да и по всей фабрике. Все ржавело, протекало. Завод-поставитель прислал трубы большего диаметра, но скандалить и подавать протесты в арбитраж было безрассудно - в другой раз не получишь ничего. Не завод ищет покупателей, а покупатели умоляют завод об услуге. Всю прошлую неделю главный энергетик тем и занимался, что искал, у кого есть в наличии трубы нужного диаметра, и что необходимо достать, чтобы взамен получить нужные трубы. Танаев объездил десятки фабрик и заводов, намотал на колеса пикапа сотни километров, и все вхолостую - человек в крае новый. Надо подключать Фридмана. Или Шмольца.

- Ладно, - устало махнул рукой Иванюта. - Разберемся. - День только начался, а уже из всех фабричных щелей ползли на него нерешенные проблемы, догоняли друг друга, громоздились, наслаивались, путали все его планы. Но он умел выхватывать главное и отсекать второстепенное. А главное для него сегодня - торговля с Китаем.

Китай был лучшим покупателем. Яйца летом молниеносно портились, а холодильников на фабрике не было и не было денег на их закупку, постоянно возникали непредвиденные расходы и все время надо что-то строить: новые дома, детсад, сауны, а Китай покупал яйца подпорченные, попросту говоря, протухшие, что шли на свалку. И хотя платил Китай не валютой, а товарами, при полнейшем дефиците в стране товары были не менее, а может быть и более выгодны, чем деньги: магнитофонные кассеты, тушенку, кожаные куртки можно было и продавать по кооперативной цене и менять на необходимые фабрике товары, в том числе на те же трубы. Ладно, трубами он займется сам. Но сначала ему надо в Крайисполком, те решили запретить торговлю с Китаем, и это было очередной петлей, наброшенной на его шею. На весь мир прокричали, что отныне можно все, что не запрещено, и по-тихому запрещали все, по-семейному, но письмо-протест было уже готово, и, отпустив главного энергетика, Иванюта рявкнул в селектор:

- Юриста ко мне.

Марианна Викторовна была в бухгалтерии. Она недавно вошла и стояла у дверей, вслушивалась в разговор бухгалтеров в ожидании фразы, которая даст ей возможность в разговор встрять, и заранее улыбалась с восторгом и пониманием.

Никто не ответил на ее энергично-радостное "здрасте", никто не поинтересовался, что ей нужно, но Марианна Викторовна давно уже привыкла, что смех и оживленные разговоры во всех отделах управления стихают, едва она переступает порог комнаты. Сколько раз она всплакнула, выходя из чужого кабинета. Она - такая возвышенная, такая достойная, ее должны любить, ею должны восхищаться, но - как несправедлива жизнь, как грубы, как черствы люди.

Большая комната бухгалтерии залита солнцем. Как гирлянды, свисают с потолка и вьются по стенам ампельные растения. Но зелень не создает иллюзию прохлады, и кондиционеры не справляются с жаром июльского солнца.

Марианна Викторовна семенящей походкой, как заштатная манекенщица, прошла к окну, подхватила горшок с бегонией и радостно воскликнула:

- Зацвела! Ах, какая красота. Какое великолепие! Нет, это очаровательно!

- Марианна Викторовна! - от крайнего стола резко обернулась Патина, сказала, не скрывая раздражения. - Не трогайте цветы!

Марианна Викторовна деланно рассмеялась, словно услышала нечто забавное, жеманным жестом водрузила цветок на место, покрутила горшок, видимо, решая, какой стороной цветок лучше смотрится из комнаты, и обернулась, и на лице ее была все та же готовность поддержать беседу.

Из маленькой каморки, что служила кладовкой для хранения всевозможных бухгалтерских бланков, несся приятный гул, там закипал электрический чайник. Впрочем, гул в бухгалтерии был постоянен, он висел над комнатой, как заграничный смог. Гудело все: кондиционеры, счетные машинки, новенький компьютер и голоса. Непосвященный никогда не мог понять, как в постоянном разговоре можно считать. Сидя за столом среди папок, учетных книг, ведомостей семь женщин-бухгалтеров весь день говорили - о фильме, что показывали вчера в видеосалоне, о том, кого и с кем встретили вечером в деревне, о новом рецепте салата и о ценах на барахолке. Ни одна новая вещь, надетая фабричной женщиной, не проходила мимо внимания бухгалтерии. Обсудив со всех сторон чужое новоприобретение, приходили к единодушному мнению, что наряд либо старомоден и безвкусен, либо совершенно не идет данной особе, поскольку она слишком толста или тонка и вообще уродлива, и как это несправедливо, что кто-то может купить все, а им достается так мало.

После девяти утра, а рабочий день начинался в восемь, начинали предугадывать, что привезут сегодня в столовую.

Но вот, наконец-то, проехал за окном синий "пирожок", остановился у дверей столовой. И, выждав десять минут, Валентина Эмильевна Леонидова, заместитель главного бухгалтера, позвонила в столовую, и Римма Михайловна Гулова, заведующая столовой, подробно доложила, что привез сегодня из рыбкопа Иванов.

Валентина Эмильевна еще молода, ей зимой исполнится тридцать, но болезненная сверхполнота делает внешность ее безобразной, возраст неопределенным. Валентина Эмильевна страдает из-за своей фигуры, хотя остальные привыкли. Лишь когда в кинотеатре Валентина Эмильевна не может подняться после сеанса, застряв между поручнями кресла, и у нее появляются очередные слезы, у знакомых - легкий смех и тема для недолгого разговора.

Валентина Эмильевна тяжело выбирается из-за стола и закрывает собой весь дверной проем в смежную комнату, где склонилась над бумагами Тамара Васильевна. В маленьких голубеньких глазах Леонидовой напряжение: Валентина Эмильевна всегда ждет несправедливости и всевозможных нарушений и с удивительной для ее комплекции прытью постоянно бросается в бой, не ожидая первого хода оппонента. Сейчас Валентина Эмильевна встревожена тем, что десять килограммов сыру и ящик персиков, что только что привезли в столовую, опередив бухгалтерию, может забрать плановый отдел.

Перед общим противником Валентина Эмильевна примиряется со своим главным врагом - Сачковой. Каждый раз в десять утра, когда к столовой подъезжает синий "пирожок", как в добрый мусульманский праздник, между ними наступает кратковременное перемирие с полным взаимопониманием.

- Не волнуйся, Валя, - успокаивая голосом своего зама, говорит Тамара Васильевна и звонит Гуловой. В отличие от Леонидовой, Сачкова говорит мягко, спокойно, но категорично.

В бухгалтерии затихают голоса, женщины напряженно глядят в дверной проем.

В привычной стойке напряженного ожидания застыла Марианна Викторовна, готовая и защебетать от восторга и расплакаться от обиды. Как ни старалась Тамара Васильевна говорить бессловесно, произнося лишь: "Ну, что?.. И сколько?.. И... А... О...", ясно, что что-то дефицитное столовая привезла. Ей в столовой не дадут, либо не сознаются в наличии продукта, либо подсунут что-то завалящее, а если она и пронюхает, что именно у них есть, скажут, что все забрал директор да его замы.

Нет, ничто не заставит ее уйти из бухгалтерии прежде, чем ей выдадут ее долю. Она тоже не последний человек на фабрике, она тоже не уборщица, она...

Едва Тамара Васильевна заговорила с Гуловой, Римшина уже стояла, нависнув тощей грудью над ее столом, молитвенно сжав руки и привычно поблескивая всегда готовой слезой. Она вспоминала поименно всех: своих детей и внуков, престарелых родителей и дальних родственников, перечисляла все случившиеся в их жизни болезни и все постигшие ее клан несчастья, и получалось, что если сегодня ей не дадут - что же, кстати, привезла столовая? сыр? - ну, конечно, именно сыр она и ищет уже месяц по всему городу, как лекарство для всей своей родни.

Над бухгалтерией нависло злобное напряженное молчание: бухгалтерия не любила делиться, и дело даже не в том, что им могло самим оказаться мало продуктов, продуктов было достаточно, ведь столовая, кроме воскресенья, работала каждый день и каждый день что-то завозила, но делиться! и с кем? с юристкой? Но Тамара Васильевна никогда не отказывала тем, кто случайно или, как Римшина, преднамеренно, оказывался в бухгалтерии при распределении дефицита.

- Конечно, конечно, - сказала Тамара Васильевна Римшиной и вышла в зал официально сообщить девочкам, что именно, по сколько и за сколько можно сегодня купить.

Римшина повертелась у туалетного столика, полюбовалась на себя в зеркало. На столике лежали расческа, массажная щетка, раскрытая косметичка. Из косметички торчала головка флакончика духов. Римшина взяла флакончик - духи французские, надо же, и где достают? Подушилась, глянула в комнату, блеснув слезами благодарности, и вышла из бухгалтерии.

Несколько секунд в сонном воздухе висела тишина, но тут же заговорили все разом:

- Вечно она...

- Целыми сумками каждый день прет...

- Всем без мыла в жопу лезет...