Неонилла - Исповедь Страница 6

Устроившись в гостинице в номере "люкс", Мария долго не могла уснуть. Перед ней калейдоскопом мелькали события минувших дней. И среди всех этих видений: ЗАГС, Медный всадник, голая оттопыренная задница Мишеля со спущенными брюками, закинутое, искаженное похотью лицо ее жениха, и дорога, дорога, дорога, вдруг выплыло и заняло все пространство внутреннего экрана лицо отца Кирилла. И вновь замелькал калейдоскоп, но уже другой: плетень, церковь, деревянная миска с хлебом, голая розовая попка Олесика, Матрена Евлампиевна, Камышинка, большие руки с длинными пальцами, осеняющие ее крестом, и опять дорога, дорога, дорога... "Зачем я оттуда уехала?" - подумала Мария и вдруг ужаснулась: она ведь даже не знает названия этого места... Даже письма послать не сможет... разве что: "На деревню, отцу Кириллу"... Вскочив с кровати, Мария кинулась к сумке, надеясь разыскать в ней атлас дорог, но, вспомнив, что оставила его в бардачке машины, чертыхнулась. Тут же спохватившись: "Господи, прости!", она накинула халат и как была в тапочках, побежала по лестнице вниз к стоянке машин. Лихорадочно нащупав замок ключом, она распахнула дверцу, и быстро отключив сигнализацию, (чтобы жильцам гостиницы не пришлось "менять перину"), рванула на себя крышку бардачка. Выхватив оттуда атлас, она стала листать страницы, нервничая, словно лишняя секунда могла лишить ее памяти, а заветная долина превратится в таинственную Землю Санникова. Найдя нужный квадрат, она прочертила пальцем сегодняшний маршрут, несколько раз сомневаясь в поворотах, но все же постепенно продвигаясь в правильном направлении. Странные названия, помеченные в карте, останавливали взгляд: Букрин, Глинча, Пищальники, Грищенцы, Канев... В Каневе она бывала - там жил папин фронтовой друг и были похоронены два знаменитых литератора - Тарас Шевченко и Аркадий Гайдар. Мария вспомнила, как она карабкалась по многоступенчатой лестнице (куда там Потемкинской лестнице в Одессе!) к Тарасовой могиле, которая находилась на высокой горе над Днепром. До вершины народ добирался, почти задыхаясь, но вид оттуда был красивейший. Рядом с могилой находилось большое здание музея Шевченко, перед которым по праздникам устраивались концерты, где вживую играли настоящие бандуристы. С именем Аркадия Гайдара ее связывало большее, нежели обычный литературный интерес. Для нее Гайдар был не просто автором "Тимура и его команды", "Голубой чашки", "РВС" и других повестей, которыми она зачитывалась в детстве - дедушка Марии по отцу воевал в одном партизанском отряде вместе с Аркадием Гайдаром недалеко от Канева, под Леплявой, и погиб спустя несколько дней после гибели своего командира. Правда, могилу его так и не удалось найти, хотя ее отец предпринял все меры, чтобы разыскать хоть какой-нибудь след. Мария всегда останавливалась у могилы Неизвестного Солдата, и, вглядываясь в типовую посеребренную фигуру, склонившуюся над могилой, думала, что так же где-то может быть похоронен и ее дедушка. "Надо будет обязательно заехать в Канев", - подумала она, проползая пальцем очередной поворот, приближающий ее к цели. "Вот! - обрадовалась Мария, наконец, найдя свою долину. - А деревня-то, оказывается, называется Остаховка, и это совсем недалеко от Канева". Успокоенная удавшимися поисками, Мария отправилась спать, твердо решив, что перед отъездом домой она обязательно еще раз навестит священника и его детей.

Глава третья

Неделя после отъезда отца пролетела незаметно. Устроив Марию в пансионат, Николай Дмитриевич улетел в Питер, обещая вскорости вернуться и присоединиться к ней. Они давно вместе не отдыхали, а отдых сейчас был необходим им обоим. Отец все чаще начал болеть... Мария совершила набег на пансионатскую библиотеку, и теперь целыми днями лежала на берегу Днепра, обложившись горой книг, запоем читая все подряд от фантастики и приключений до детективов. Любовные романы она, не глядя, отложила в сторону еще на библиотечном прилавке, очень удивив этим пожилую библиотекаршу. В таких местах подобные романы всегда пользовались большим спросом... Но Марии сейчас совсем не хотелось читать о неизменно благородных красавцах с мускулистым телом, которые навечно влюблялись в не менее ослепительных красоток, даря им непередаваемый экстаз в первую же ночь и продляя его на всю оставшуюся жизнь... Вся эта идеальная мишура совершенно не соответствовала ее настроению и реальности, в которой все было гораздо хуже. Да и жених ее бывший хоть и был красавцем с мускулистым телом, но оказался не очень мужчиной... Ее пугали навязчивые сравнения, и она всячески старалась отвлечься, пытаясь не дать коварным мыслям окончательно ее доконать. Правильно сказал отец: "Жизнь не кончилась", нужно только это пережить. Ведь это даже хорошо, что она тогда все увидела своими глазами. Рассказали бы - не поверила бы никогда! Во что могла превратилась ее жизнь, не узнай она все вовремя!.. Слава Богу, что в паспорте штамп еще не успели поставить, а запись в ЗАГСе отец постарается удалить. И все будет по-прежнему, как будто ничего не случилось. Вот только на сердце почему-то лежал какой-то грязный тяжелый камень... Мария, погружаясь в прозрачные волны Днепра, часами плавала, словно пытаясь вымыть из себя всю эту грязную тяжесть. Иногда в ее голове всплывало старое слово: "испытание". А может, и правда, это было испытанием? Может, не за того она шла, вот ее и отвели с ложного пути? Ведь в их отношениях с Геннадием не было любви, так - простая симпатия, замешанная на дружбе отцов и общности их дел... Марии никто не мешал предаваться ее невеселым размышлениям - в пансионате отдыхали пожилые люди и семейные пары, в основном занятые собой. Спать Мария ложилась рано. А по утрам, на заре, пробежав километра три вокруг пансионата, выходила на берег Днепра встречать солнце. Вскоре, несмотря на подавленное настроение, она почувствовала себя бодрее и умиротворенней. Вода и солнце сделали свое дело. Ее бледное, слегка сутуловатое, тело типичной студентки-отлич-ницы загорело и на глазах наливалось здоровьем. Приходя в бикини с пляжа, она все чаще вертелась перед зеркалом, с удовольствием разглядывая подтянувшиеся мышцы живота и бедер. Даже спина ее будто бы выправилась от многочасового плавания, постепенно приобретая горделивую осанку. Печальные события понемногу отступали в тень, подергиваясь дымкой нереальности.

Через десять дней к ней приехал отец. Поцеловав Марию и опустив ей на колени охапку ее любимых пионов, Николай Дмитриевич молча протянул дочери подарок. Развернув бумагу, Мария достала небольшую коробочку и открыла ее. На белом атласе лежал отливающий зеленью, искусно вырезанный из нефрита мужской орган со всеми прилагающимися к нему деталями. Несколько опавшие формы наводили на мысль об унылом настроении его носителя. - Бог ты мой! - залилась краской Мария. - Пап, да ты что? Что ты мне такое привез?! - Я, конечно, не в буквальном смысле эту штучку у него оторвал, - не смущаясь, серьезно ответил отец, - хотя очень хотелось, но считай, что это заслуженный трофей - символ того, что нужно делать с изменщиками. Мы с Генкиным отцом не хуже разобрались с его сыном... Да, кстати, Павел Владимирович прислал тебе свои извинения. Очень переживает, даже похудел на нервной почве. Он сам вызвался аннулировать ваш брак, как только узнал, что произошло. Так что теперь ты снова не замужем. - А что вы с ним сделали? - с любопытством спросила Мария, имея в виду своего бывшего мужа-жениха. - Не женского это ума дело! - отрезал отец. - Пусть тебя это теперь не беспокоит. Мария еще раз посмотрела на подарок, и, грустно улыбнувшись, вернула его отцу: - Спасибо, пап, но он мне будет все время напоминать обо всей этой гадости, а я, наоборот, забыть все хочу. - Ну ладно, Марусенька, - сказал отец, засовывая коробочку обратно в карман. - Забудем Герострата... Рассказывай, как ты тут жила, что делала? - Да ничего особенного не делала, ела, спала, читала, загорала, купалась... Вот и все... - ответила Мария. - А что мы с тобой делать будем? - и, помолчав, попросила: - Пап, а давай съездим в Канев? Навестим дядю Гришу. Помнишь, как мы с ним ходили на Тарасову могилу? - А давай! - в тон ей ответил отец. - Мы, действительно, с Григорием давно не виделись. Только подъем к Тарасовой могиле я теперь уже не осилю, а вот по городу погулять и в музей Гайдара заскочить - можно.

Несколько дней они провели в пансионате, предаваясь простому отдыху. Много гуляли, купались, играли в большой теннис, причем, несмотря на возраст, отец все время вел в счете. "Хотя дыхание у него уже не то", - с грустью заметила Мария. В один из дней, встав с утра пораньше, они собрались в Канев. Позвонив обрадовавшемуся папиному другу, они предупредили его, что приедут к вечеру в гости, и, сев в машину, отправились в путь. До Канева при хорошей скорости было часа три езды. По обеим сторонам дороги то и дело мелькали деревушки с садами, огородами и неизменными подсолнухами. Иногда приходилось притормаживать, пропуская коровье стадо, лениво бредущее с одного поля на следующее, лежащее по другую сторону шоссейки. Несколько раз они проезжали мимо пасущихся у обочины, привязанных к колышку коз, которые поднимали свои рогатые головы, и, не переставая жевать, провожали задумчивым взглядом их машину. - Вот, сатана! - воскликнул отец, встретившись взглядом с недобрыми глазами черного козла, охраняющего двух белых козочек, мирно пощипывающих травку на обочине дороги. Козел, грозно глянув на их машину, наклонил голову, выставляя рога, и взблеял мерзостным голосом. Мария хмыкнула, и, нажав на газ, рывком послала машину вперед, проехав совсем рядом с воинственным животным. Козел в испуге отскочил, чуть не затоптав одну из своих козочек. - Маруська! - шумнул на нее отец, - не хулигань, а то у него потомства не будет! Мария рассмеялась. По пути они миновали Белую Церковь, с любопытством разглядывая город, издавно считавшийся одним из центров ворожей и белых магов на Украине. Правда, по улицам ходили вполне нормальные люди. Только один раз они заметили человека с помелом в руках, да и тот оказался обыкновенным дворником. И вот, наконец, они достигли "пункта назначения". Канев раскинулся вдоль берега Днепра, наползая новыми кварталами на холмы, покрытые зеленью. Это был милый, почти полностью восстановленный после войны, старинный украинский городок. В нем не было бы ничего особенно примечательного, если бы здесь не были похоронены два знаменитых писателя. Оставив машину на площади недалеко от музея Гайдара, Мария с отцом неспеша прошлись по парку, где среди деревьев были разбросаны яркие, разноцветные клумбы с чернобривцами, маргаритками, анютиными глазками и прочими цветами. Вдруг над парком поплыл колокольный звон. Мария оглянулась. Невдалеке, среди деревьев, она увидела местную церковь, у которой толпился народ, и в душе у нее что-то встрепенулось. Она вспомнила отца Кирилла и прикинула про себя, что до его деревни отсюда не больше часа пути на машине. "Надо заехать", - подумала она снова. - Пап, давай в церковь зайдем, свечку поставим, - окликнула она отца. Но тот, посмотрев на толпящийся у входа народ, воспротивился: - Давай как-нибудь в другой раз, смотри сколько народу! Терпеть не могу толкаться. Может, сегодня какой-то церковный праздник? Мария растерянно развела руками - знаток в этих вопросах из нее был никакой. Поэтому они молча свернули в другую аллею и пошли по направлению ко входу в музей Гайдара. Побродив около часа по его тихому прохладному залу, с грустью вглядываясь в лица на фронтовых фотографиях, они вышли на улицу и почувствовали, что проголодались. Нужно было найти какое-нибудь кафе или ресторан. Люди группками тянулись от церкви в сторону площади, на которой была остановка автобусов. Служба, видимо, уже закончилась. Мария с отцом влились в этот поток и неспеша пошли, слушая доносившуюся со всех сторон украинскую мову. Перейдя площадь, они добрались до своей машины, которая радостно пиликнула при их приближении, когда Мария нажала кнопку снятия с сигнализации. Мария очень любила этот звук, ей всегда казалось, что ее "Ягуар" так по-своему, по-машиньи, приветствует ее. Мария открыла дверцу и только хотела сесть, как ее что-то остановило. Она оглянулась, и, не веря своим глазам, замерла. Из толпы, идущей со стороны церкви, отделилась знакомая высокая фигура и пошла от площади вниз по улице. "Отец Кирилл!" - ахнула Мария, узнавшая его с первого взгляда, несмотря на то, что сегодня он был одет в цивильный костюм, а не в рясу. Оставив дверцу открытой и ничего не объясняя отцу, Мария бросилась через площадь вдогонку за священником. Подбежав к нему почти вплотную и сдерживая дыхание, она позвала его запыхавшимся голосом: - Отец Кирилл! Тот повернулся, и, увидев Марию, чрезвычайно удивился. - Мария! Откуда вы здесь? - воскликнул он. - Мы с папой приехали повидать его фронтового друга, а заодно и на экскурсию, - ответила она, чувствуя, как в ней от звука его знакомого низкого глубокого голоса поднимается волна необъяснимой радости. - А вы здесь какими судьбами? Как там Олесик, Илюша, Матрена Евлампиевна? закидала она его вопросами. - Да все Слава Богу, спасибо! А меня сегодня пригласили в здешнем храме отслужить - сегодня же престольный праздник. Была праздничная служба, служило несколько священников - со всех близлежащих храмов. - Ага, понятно. А сейчас вы домой едете? - поинтересовалась Мария. - Да, поеду домой. Пришлось от обеда отказаться - иду вот на пятичасовой автобус, а то вечерний отменили, а я не могу оставаться здесь на ночь дети, сами знаете, да и служба завтра с утра... - Отец Кирилл, а мы с папой только что собрались идти обедать. Может, вы присоединитесь к нам, а потом мы вас домой отвезем на машине, мигом домчим! - предложила Мария, и, увидев сомнение на его лице, быстро добавила: - Вы же меня обедом угощали, теперь - моя очередь! Пойдемте... Поколебавшись, отец Кирилл все-таки принял ее приглашение, и они пошли обратно к площади, где у машины их ждал ничего не понимающий отец Марии. Подойдя к нему, Мария представила отца Кирилла: - Пап, познакомься, это отец Кирилл... Отец Кирилл - а это... - А это - отец Марии, Николай Дмитриевич, - улыбнувшись, прервал ее отец, и, пожав руку священнику, спросил: - Я вас тоже должен называть отец Кирилл? Или, может быть, по имени-отчеству? - Пап, ну что ты говоришь? Ты же называешь отца Бориса отцом Борисом, укоризненно сказала Мария. - Так ему лет больше, чем мне, - весело возразил отец, - а тут передо мной вьюнош... - Ну, не такой уж я и вьюнош!.. - улыбнулся отец Кирилл, - но если вас что-то смущает, то можете называть меня просто - батюшка. Отец хмыкнул, отчего его густые седые усы "аля Рудской" встопорщились, и согласился: - Да, так, действительно лучше... - Пап, я пригласила отца Кирилла пообедать с нами, а потом мы его отвезем домой. Ты увидишь, в каком замечательном месте живет отец Кирилл, и какие у него чудесные дети! - сказала Мария. - Отлично, - одобрил Николай Дмитриевич, - тогда чего же мы ждем? Нам к вечеру еще к Григорию поспеть надо. По коням... - и приглашающим жестом открыл перед отцом Кириллом дверцу. Дожидаясь, пока отец Кирилл сядет в машину, отец бросил на Марию вопрошающий взгляд, который должен был обозначать: "Откуда ты все про него знаешь?" "Потом объясню", - одними губами ответила Мария и села за руль. В ресторане, который они заметили по пути, было довольно прилично и тихо. Сев за столик, они заказали себе обед, причем отец Кирилл ограничился овощным салатом и отварной рыбой, сославшись на пятничный пост. Отец же заказал себе жирный борщ с пампушками и свинину на ребрышках. А Мария, с оглядкой на отца Кирилла попросила жульен с грибами и десерт. Ожидая пока им принесут еду, Николай Дмитриевич достал пачку своего любимого "Кемела", и, испросив разрешения у Марии и отца Кирилла, закурил, окутываясь дымом. Расторопная официантка тут же принесла пепельницу с гербом Украины. - Батюшка, - слегка задержавшись на этом слове, обратился Николай Дмитриевич к отцу Кириллу, - и давно вы здесь служите? - Уже пятый год, как семинарию закончил, - ответил тот. - А где семинарию заканчивали? - В Одессе. А через год, даст Бог, закончу и Петербургскую Духовную Академию. Я учусь там заочно. - Ну?! - поразился Николай Дмитриевич. - Как тесен мир! - Вы тоже заканчивали эту Академию? - окинув его изумленным взглядом, спросил отец Кирилл. - Да нет, мы с Марией просто живем в Петербурге. Вы же, наверное, знаете... - Не знал, Мария не успела мне про это рассказать, - покачал головой отец Кирилл и посмотрел на Марию. Николай Дмитриевич тоже бросил вопрошающий взгляд на дочь. Та отвела глаза. - Ну и какие у вас планы? - продолжил свои расспросы Николай Дмитриевич. - Дальше служить... - коротко ответил священник. - А куда вас распределят? Отец Кирилл улыбнулся про себя такому мирскому термину и сказал: - У меня уже есть приход, в нем и останусь. - На всю жизнь?! - не поверил Николай Дмитриевич. - А это - как Бог даст... - ...или начальство решит, - с пониманием кивнул отец Марии. - А в Питер перевестись не пробовали? - Это другая епархия, да и нет там у меня никого, кроме друга. К тому же у меня на руках двое детей, - и заметив непонимающий взгляд Николая Дмитриевича, пояснил: - Вдовец я, матушка моя умерла полтора года назад. - О-о-о, как же вы с ними справляетесь? Я вот тоже Марусеньку один растил... Когда ей было три года, наша мама умерла. Они оба опять посмотрели на Марию, которая молча слушала их разговор, и примолкли тоже, каждый погрузившись в свои невеселые воспоминания. Потом Николай Дмитриевич, извинившись, встал и отошел, сказав, что ему нужно позвонить. Мария и отец Кирилл остались одни. - Прошу прощения, отец Кирилл, - обратилась к нему Мария, - можно я задам вам личный вопрос? - Извольте... - разрешил священник. - А почему вы больше не женитесь? Вам же было бы легче... Он удивленно посмотрел на нее и ответил: - Священнослужителям не положено второбрачие по канону. У меня может быть только одна жена. - Как же так? Вы же не виноваты, что остались один! Вдовство это же не развод, когда пожили, а, не сойдясь характерами, разбежались... удивилась Мария. У нее в голове не укладывалось, что церковный закон мог требовать от совсем еще молодого человека отказаться от своего мужского естества после того, как он стал вдовцом, и посвятить себя только служению Церкви и детям. Ведь отец Кирилл, выбирая путь священника, выбирал также семейную жизнь, а не монашескую. Кто же знал, что он лишится супруги? - Неужели ваше начальство не осознает, что вам было бы легче служить, если бы вы снова женились, и ваши детки были бы под присмотром... - Начальство, как вы говорите, решает на основании церковного канона, а он гласит, что после принятия сана в брак вступать не разрешается, - объяснил отец Кирилл. - Да и матушку свою я очень любил... - добавил он, опуская потемневшие от тяжелого воспоминания глаза. - Да, конечно. Простите. Я просто подумала, что мужчине одному тяжело без женской помощи и заботы поднимать ребят. - Я не просто мужчина, я - священник. Многие овдовевшие священники вообще уходят в монастырь... Был бы я один, наверное, тоже бы прошение подал, но у меня двое детей... Так что я даже и не помышляю о другой жене, - сказал отец Кирилл, и, помолчав, добавил: - А сыновей мне Матрена Евлампиевна помогает растить, вы же знаете. - А у вас что, родных нет, кто бы взял заботу о мальчиках? - спросила Мария. - Матрена Евлампиевна все же не родственница вам, да и старенькая уже... - Дальние родственники есть, но они далеко - в Мурманске живут, - ответил отец Кирилл. - К тому же, я не хочу никого беспокоить... Ничего, мы и сами хорошо справляемся. А если Матрене Евлампиевне тяжело станет, так возьмем экономку ей в помощь. Кстати, Матрена Евлампиевна нам больше, чем родственница. Она была с нами, когда моя супруга умирала, и практически это она выходила новорожденного Олесика. Я тогда едва силы находил, чтобы отслужить воскресную службу. Мария сочувственно посмотрела на отца Кирилла. Он, заметив ее взгляд, посмотрел ей прямо в глаза и кивнул, сознаваясь: - Было такое дело, было... В отчаяние впал тогда, а это, как известно, грех большой... - Как же тут не впасть в отчаяние, если вы ее любили... - тихо сказала Мария. - И сейчас люблю... - так же тихо признался отец Кирилл, и голос его прозвучал глухо и печально. Мария вздохнула, не зная, что ей на это сказать. "Горе - горе и есть..." В это время к их столику подошла официантка и принялась расставлять тарелки с их обедом. Вернулся Николай Дмитриевич, и, окинув внимательным взглядом притихших отца Кирилла и дочь, сообщил Марии: - Я звонил Григорию. Он жутко обрадовался, что мы уже здесь, и подозреваю, что он сейчас уже мчится сюда. Отец Кирилл бросил на него напряженный взгляд и спросил, наклонившись к Марии: - Я нарушаю ваши планы? - Нет, нет! Мы собирались к дяде Грише только вечером, но теперь, естественно, он захочет как можно быстрее увидеть папу - они старые друзья, еще с фронта. - Вы воевали? - удивился отец Кирилл, повернувшись к Николаю Дмитриевичу. - Сколько же вам тогда было лет? - Лет тринадцать. - Кто же вас в таком возрасте отправил на фронт? - непонимающе спросил отец Кирилл. - Никто, - ответил Николай Дмитриевич. - Когда началась война, мы с матерью были в Ленинграде, в гостях у ее родной сестры, тети Нюры. Узнав о том, что немцы разбомбили Киев, тетя Нюра уговаривала маму остаться у нее. Но моя мать не согласилась, и, надеясь, что мы сможем прорваться домой, где нас ждал отец, заторопилась в дорогу. Мать знала, что он будет проситься на фронт, и боялась, что больше его не увидит. В принципе, так и получилось. А под Гомелем наш поезд разбомбили. Мама попала в госпиталь, а я к партизанам. В отряде я и познакомился с Гришей, он был кем-то вроде сына полка, сирота. Ему тогда было без малого шестнадцать лет. Так мы с ним вместе всю войну и прошли, - глубоко затянувшись сигаретой, Николай Дмитриевич выпустил дым и продолжил: - О матери я не имел никаких сведений, поэтому сразу же, как только война закончилась, поехал домой. И нашел уже овдовевшую мать - отец, оказывается, погиб в конце 1941 года где-то в этих краях, да и меня она уже не чаяла увидеть живым. А Гриша потом приехал ко мне в гости, ему было, в общем-то, все равно куда податься, да так и остался у нас. Вместе закончили вечернюю школу. Потом он женился, а когда я собрался в Питер на учебу, он переехал сюда, в Канев - его Галинка была родом отсюда. Канев после войны нужно было восстанавливать, а после Гриша работал здесь на строительстве ГЭС. А я так и осел в Питере. Выучился, женился на Марусиной маме, - он ласково погладил Марию по голове, - и теперь редко вижу друга. Работа и прочая суета... - Да, суета разводит людей, - задумчиво сказал отец Кирилл. - Батюшка, а вы сами-то откуда родом? - поинтересовался Николай Дмитриевич. - Из Мурманска. - А как вы оказались в Одесской семинарии, ведь Питер гораздо ближе? удивился отец Марии. - Вот именно поэтому, - улыбнувшись, сказал отец Кирилл. - В Ленинград поехал учиться мой лучший друг, он никак не хотел примириться с моим выбором, и вряд ли оставил бы меня в покое... У него насчет меня были совсем другие планы. А когда я закончил семинарию, наоборот, уговорил меня поступать в Академию в Питере. Мы с ним поддерживаем тесные отношения, и, подумав, добавил: - Да и на Украину, наверное, хотелось посмотреть, я здесь до этого никогда не был, а моим любимым писателем всегда был Гоголь ... - Понятно, - протянул Николай Дмитриевич и поинтересовался, хитро улыбнувшись: - Не разочаровались? - Ни в коем случае! И ночь здесь, действительно, тиха - думается хорошо... - рассмеялся отец Кирилл. В этот момент в конце зала раздался чей-то возглас. Николай Дмитриевич повернулся и радостно поднялся - у входа стоял могучий бородатый старик. Направившись навстречу друг к другу с распахнутыми руками, они оба одновременно задорно выкрикнули: - Микола! - Грицько! Обнявшись, друзья расцеловались, увесисто шлепая друг друга по плечам. Григорий Петрович был на три года старше Николая Дмитриевича, но выглядел он довольно браво и даже попытался на радостях приподнять друга, сжав его в борцовском захвате. - Грицько, та ты шо, люди ж дывятся! - перейдя на украинский язык, рассмеялся Николай Дмитриевич, вырываясь из медвежьей хватки Григория Петровича. Мария тоже встала, и, улыбаясь, подошла к Григорию Петровичу. Повернувшись к ней, тот ахнул: - Ты дывы, яка гарна дивчина стала! Здравствуй, донечка! - и, сграбастав ее в свои объятия, трижды расцеловал в щеки. Потом, обняв ее и Николая Дмитриевича за плечи, заторопился: - Все, все, бросайте казенные харчи, та поихалы. Галинка вже вареники з вишнею робит, вы ж з Марийкой любите. Мария в восторге взвизгнула, но потом, опомнившись, посмотрела на молча сидящего за столом отца Кирилла. - Ой, дядечку Гриша, познакомьтесь: это отец Кирилл, он служит неподалеку, в Остаховке. А это - папин друг, Григорий Петрович. Отец Кирилл встал и с чувством пожал руку Григорию Петровичу. Тот, прищурившись, посмотрел на отца Кирилла и вдруг воскликнул: - Батюшка, так це ж вы венчали мою Катеринку! Отец Кирилл развел руками, мол, он многих венчал, а потом, вдруг припоминая, спросил: - А вы тогда еще из церкви убежали весь в... - и он остановился, виновато глядя на Григория Петровича. - Точно! Ревел, як белуга, аж уся борода мокра була! Не каждый же день ридну внучечку за чоловика виддаю! Ну, все! Поихали до хаты! Батюшка, будьте гостем! - Да мне домой нужно ехать, хозяйка моя волноваться будет, - попытался возразить отец Кирилл, но Мария бросилась его уговаривать: - Я отвезу вас через два часа, поедемте!.. Она взяла его под руку, умоляюще заглядывая в глаза. Отец Кирилл слегка напрягся при ее прикосновении, и, осторожно отодвигаясь от нее, согласился на часок заехать в гости. - Вот уважили, батюшка! - обрадовался Григорий Петрович, и, потом, обняв Николая Дмитриевича, повел их всех к выходу из ресторана. - Пап! - окликнула отца Мария, напоминающе указывая взглядом на стоящую у стойки официантку. - Маруся, все в ажуре! - успокоил ее отец. Пристроившись на своей машине в хвост к "Ниве" Григория Петровича, Мария с отцом Кириллом быстро домчались до его дома. Дом у Григория Петровича был добротный - из белого кирпича, в два этажа и с подземным гаражом. На окнах красовались резные ставни, расписанные петухами и прочими украинскими узорами. Загнав в гараж вслед за дядей Гришиной "Нивой" своего "Ягуара", Мария вышла с отцом Кириллом из машины. Из дома к ним навстречу спешила полная пожилая женщина в полосатом переднике. Это была Галина Степановна, жена Григория Петровича. Расцеловав дорогих гостей и прослезившись при этом, она глянула на отца Кирилла, и, с любопытством повернувшись к Марии, спросила: - Марийка, это твой чоловик*? ____________________ * Чоловик (укр.) - муж, супруг.