Дмитрий Красавин - Микеланджело из Мологи Страница 7

- Но ведь мы с тобой знаем, что Бог существует! Все люди, и безбожники в том числе, тем отличаются от скота, что в каждом теле трепещет и рвется к свету Душа живая! Человек своей Душой подобен Богу!

- Подобен Богу? - удивился Анатолий наивности сидящего перед ним пожилого человека. - Да люди сплошь и рядом обманывают друг друга, лжесвидетельствуют, прелюбодействуют, убивают. Свобода одного зиждется на рабстве сотен других... Разве может убийца быть подобием Бога!?

- Я говорю о глубинных свойствах человеческой Души, - пояснил Летягин. - В глубине Души и ты, и я, и все-все люди, и вся Вселенная восходим к Богу, едины в своем начале. Да, мир полон зла. Но Бог творил только добро. Зло проникло в мир позже, извне. Проникло, притворившись добром. О, это отдельная большая тема для разговора! Сейчас я лишь хочу тебя убедить в том, что в основе мироздания находится добро, что человеку, созданному по образу и подобию Бога, были даны мощь и воля для творчества, что, будучи дитем абсолютной любви, человек, по природе своей не знал зла и, следовательно, не мог использовать свободу для злых дел.

- Мудрено говорите.

- Тут не только ушами, а и сердцем надо слушать - тогда поймешь. Согласись, что и тебя, и других нормальных людей всегда притягивают, влекут своей красотой любые проявления любви, свободы, разума, силы. А ты задумывался, почему так происходит?

- Ну...

- Потому, что все они суть - атрибуты божественного единства, того единства, которое лежит в основе всего мироздания, в основе каждой человеческой Души. Нет высшей радости, чем сердцем, умом, чувствами ощутить единство с Богом - что Бог находится в тебе и ты - в Нем!

- Постойте, - снова перебил Летягина Анатолий. - Давайте уточним некоторые детали, а то я уже начинаю путаться в философских дебрях Ваших рассуждений. Значит, Вы полагаете, что Бог сотворил мир из единства любви и свободы, исходя из своей воли, силой своей творческой мощи и разума?

- Именно так.

- Но в Библии сказано, что Он сотворил мир из Ничего!

- Правильно! А разве любовь и свобода имеют массу, объем, длительность? В любых материальных измерениях они и есть "Ничто".

- Но если они не существуют в материальных измерениях, если они "Ничто", то почему же мы рассуждаем о любви и свободе как о двух самостоятельных понятиях? Выходит, что они разделены - здесь любовь, там свобода? Два "Ничто"!!! Их уже можно пересчитывать, как семечки!

Анатолий откинул ладонью прядь упавших на глаза рыжих волос и торжествующе посмотрел на Летягина.

Тимофей Кириллович спокойно выслушал насыщенные эмоциями возражения своего молодого оппонента и, устало вздохнув, пояснил:

- В божественном единстве никакого разделения не было, нет и быть не может. Любовь - это свобода. Свобода - это любовь. Творческая мощь, разум, воля - то же самое, что любовь и свобода. Вне времени, вне пространства нет ни части, ни целого. В глубине человеческой Души разделения тоже не существует.

- Проще говоря, - попытался резюмировать Анатолий, - Вы полагаете, что человек в глубинах своей Души, сливающихся с глубинами божественного единства, теряет свою индивидуальность? Все овцы серы?

- А сам ты, что чувствуешь в глубинах своего "Я"?

- Ну уж никак не овечью серость! Как бы далеко я не устремлялся в своих чувствах, мыслях, желаниях, в любых опытах самопознания я был, есть и буду самим собой, я индивидуален!

- Ну, а почему задаешь глупые вопросы? Я тоже индивидуален, и Бог индивидуален. Каждый человек - индивидуальность, ибо каждый человек творец. Не надо переносить законы материального мира на мир божественного единства. Смотри в глубь себя, и ты сердцем поймешь, что единство не убивает, а является необходимым условием существования индивидуумов. Между частью и целым нет противоречий. Каждая часть соединена с целым любовью, то есть вмещает его, не теряя при этом свободы, то есть своей индивидуальности. Любовь без свободы захиреет. Где рабство, господство сильного над слабым там нет любви. И наоборот - где нет любви, там не может быть свободы, там всегда будет борьба, ненависть, унижение. Мы с тобой столько раз говорили об этом, а ты все никак не хочешь понять элементарного!

- Если бы Вы умели излагать свои доводы более спокойно, я может быть и согласился... Я даже почти согласен с Вами, но какое отношение наш разговор имеет к спасению Мологи?

- Да ты... - Тимофей Кириллович в сердцах уже готов был произнести "елки-палки" - свое самое страшное ругательство, но запнулся, не закончив фразу, и, перейдя на более мирный тон, пояснил:

- Видишь ли, мой план спасения Мологи прост и не требует принесения жертв, но ты его сможешь осуществить только в том случае, если поймешь суть, поймешь, как он работает. Малейшая неясность может родить неуверенность, и тогда все пропало. Не торопись. Выслушай меня. Я уверен, что если не голова, то сердце твое согласится со мной, а оно уже после подскажет голове более благозвучные, чем мои, формулировки. Ведь одну и ту же мысль каждый человек излагает по-своему. Поэтому позволь мне закончить теоретическую часть так, как я нахожу ее более удобной для изложения. Возможно, практические выводы о путях спасения Мологи, к которым я шел целую ночь, родятся в твоей голове еще до того, как я начну о них говорить.

- Хорошо, - согласился Анатолий. - Я слушаю.

- Благодаря изначальному единству, - продолжил Тимофей Кириллович, все внешнее, явленное в данный момент в этом мире, может восприниматься человеком с такой же степенью достоверности, с какой он воспринимает собственное существование.

- Вы хотите сказать, - еще раз поторопился форсировать мысль Летягина Анатолий, - что каждый человек в процессе творчества может проникнуть силой любви в нечто внешнее, и от этого внешнее станет для него таким же внутренним, таким же достоверным и значимым, как его собственное Я?

- Не горячись. Разумеется, без любви к объекту творчества творить невозможно. Но человек не соединяется силой любви с внешним, а обнаруживает внутри себя извечно существующее единство. Невозможно соединиться с тем, что уже находится в тебе изначально.. Твои лучшие картины прекрасны потому, что их рисовал художник, умеющий постигать изображаемые им предметы не как нечто постороннее, чуждое, а как подсмотренное им в глубине самого себя.

- Вы мне льстите.

- Самую малость. Твоя заслуга в том, что ты умеешь передавать в красках красоту мира. Но красота - это и есть, по сути своей, отблеск божественного единства во внешнем мире, резонансом вспыхивающий в глубинах человеческого Я. Мир прекрасен только для тех людей, которые не разучились находить внешнее в глубинах своего Я. Для тех, которые утратили это изначально присущее всем людям качество, красоты не существует. Окружающий их мир враждебен и безобразен. В таком мире страшно, а иногда просто невозможно жить!

Произнеся последнюю фразу, Летягин стукнул себя ладонью в грудь, закашлялся и... замолчал. Некоторое время, поставив локти обеих рук на доски стола и подперев кулаками виски, он напряженно всматривался в радугу рассыпанных по столу пятен краски, потом, не разглядев в них ничего утешительного, вскинул брови вверх и с какой-то мольбой в голосе спросил:

- Ты веришь в гений Сталина?

- Верю, - не раздумывая, ответил Анатолий.

- Веришь ли ты, что Сталин, хоть и атеист, но не слабее, чем мы с тобой, способен всей мощью своего громадного сердца ощущать явленную Богом в природе, поступках, чувствах и мыслях людей красоту?

- Верю!

- Вера твоя да поможет тебе. - Тимофей Кириллович поднялся из-за стола, перекрестил Анатолия правой рукой и уже набрал в грудь воздух, чтобы на едином дыхании развернуть перед молодым художником взлелеянную бессонной ночью идею, осуществление которой приведет к спасению Мологи, как вдруг дверь мансарды тихонько скрипнула, и на пороге появилась девочка лет тринадцати в легком ситцевом платье бледно-палевого цвета, украшенном двумя приколотыми к левому плечу ромашками . Склонив голову на бок так, что рассыпчатые каштановые волосы, упав на грудь, закрыли половину лица, она молча остановилась в дверном проеме.

- Тебе чего? - спросил Тимофей Кириллович.

- А я все слышала, - сказала прелестная незнакомка и, откинув волосы с лица, посмотрела на Летягина широко открытыми зелеными глазами.

- Что все?

- Как вы про Сталина говорили. Я сначала постояла немного на лестнице, послушала, а потом вошла.

- Это Анастасия, дочь Надежды Воглиной, - пояснил Анатолий. - Она каждый день приходит смотреть, как я работаю. Сама уже неплохо рисует.

- Вы меня не прогоните? - спросила девочка.

Летягин вопросительно посмотрел на Анатолия. Тот пожал в ответ плечами, потом, переведя взгляд на девочку и увидев ее умоляющие о доверии глаза, заметил:

- Она добрая, умная... - сделал паузу, как бы спрашивая сам себя - так ли это, и, утвердившись, добавил: - Она умеет хранить чужие тайны.