Избранное. Том первый - Зот Корнилович Тоболкин Страница 75

Лестниц у нападающих не было. Каждый, а тут в основном были молодые ловкие воины, имел при себе аркан, набрасывал его петлёй на кол и, как белка, стремительно взлетал вверх. В промежутки между кольями летели стрелы. Не будь рва, а за ним наружного ограждения, казакам пришлось бы туго. Впрочем, и так было нелегко. Володей метался от башни к башне, подбодрял, ругался, кого-то бил, стрелял, сокрушаясь, что не может снести саблей пяток-десяток голов. Уж в сабельном-то бою он бы себя показал! А так ты словно зверь в клетке. И враг дразнит. Рычи, грызи железные прутья в бешенстве – клетка держит тебя. Эх, прыгнуть бы через стену и встретиться с врагом лицом к лицу!

И он не выдержал, взлетел по лестнице и, спрыгнув в ров, начал крушить тех, кто из него выбирался. Между частоколами он оказался один.

Командовать обороной стал рассудительный Кирилл Добрынин.

– В Отласа не попадите, – крикнул он казакам, стрелявшим из башен. Сам стрелял без промаха то из самопала, то из пистоля,

– Эй, – он позвал к себе пятерых казаков. – Ты, ты, ты... Живей через стену! С саблями, с пистолями...

Отлас вился как уж, и арканы миновали его. Но чья-то стрела впилась в правую руку. Перехватив саблю, он стал орудовать левой. На него и на казаков, посланных Кириллом, навалилась дюжина отчаянных воинов. Двоих зарубил. Двое других заломили ему незадетую руку, и подскочивший третий занёс нож.

– Ты?! – узнал он Егора. – Меня же моим ножом? Э-эх! – и приготовился к смерти. – Отвоевался, побей меня гром...

Изловчившись, однако, сжался пружиной, взревел, напугав Егора, и впился зубами в его руку. Нож выпал.

И тот же нож вонзился в плечо молодого вождя.

Туфаны отпрянули. Но их настигли казачьи пули.

– Ну? – схватив Егора за глотку, проскрежетал Володей. – Крови захотел, ирод? Будет тебе кровь!..

– Ждал – запросит пощады вождь. Тот молчал, глядел на бывшего побратима с ненавистью.

– Чо лезешь, – ослабив хватку, смущённо пробормотал Володей. – Ты ведь тоже пришлый. И земля эта не твоя.

– Я тут живу, – ответил спокойно Егор. – Ты и твои люди грабят меня...

– И я тут живу, – ответил Володей. – Эта земля столь же моя, сколь и твоя.

– Но я не граблю тебя.

– Тебя Исай грабил. Мне ты будешь платить ясак. Сколь положено. Ступай, – отпустил он вождя. – И впредь не балуй.

Из-за частокола следили за ними. И кто-то стрелял. Нападавшие, потеряв вождя и много воинов, накинув арканы, удирали через внешнюю ограду.

– Иди, – ещё раз повторил Володей. – Не бойся.

Ему подали лестницу. Взбирался медленно, в руке качалась стрела. Зато вождь, накинув на кол аркан, стремительно метнулся через частокол и, вихляя от пуль, в него летевших, побежал к лесу. Ни одна из пуль его не задела. Увидев Егора, туфаны торжествующе взвыли и, грозя и что-то выкрикивая, отступили.

– Пошто главного отпустил? – сурово спросил Кирилл. – В аманаты его следовало.

– Жизнь он мне спас когда-то.

– А щас отнять хотел. Решил, что продешевил.

– Жизнь не товар, – яростно взмахнул рукою Володей и болезненно сморщился. К нему бежал Григорий, увязавшийся за братом. Сам напросился в поход писчиком. Подбежав, вынул стрелу, повёл Володея в избу.

– Мягок, – осуждающе покачал головой Кирилл.

– Ничо, – отозвался Василий. – Это пока он мягок. Скоро отвердеет. – Он понимал Володея.

Странная тишина установилась в остроге. Слышно было, как во рву стонут недобитые туфаны. Кто-то пытался выбраться, соскользнул и замолк. Кто-то вскрикнул последним предсмертным криком. Всё смолкло. И под синим высоким небом запела иволга.

– Много мы их накрошили, – поглаживая пистоль, сказал Софонтий Макаров.

– Теперь подумают до того, как лезть сюда, – хмуро отозвался Кирилл.

– У нас-то нет убитых?

– Посмотреть надо.

Убитых не было. Раненых оказалось двое: Лука Морозко и сам Володей, которого перевязывал теперь Григорий. Сюда же принесли и Луку.

– Как же ты под свою пулю угодил? – морщась, пытал его Володей. Лука был одним из пяти казаков, посланных Добрыниным на подмогу Володею. Чья-то случайная пуля попала ему в грудь.

– Знать бы... – задыхаясь, хрипел Лука. На губах кровь пузырилась. Ногти мертвенно синели. – Эх, да что там! Всё одно подыхать! Подь-ка сюда на два слова, – поманил он Володея, извиваясь от боли. По губам болезненная скользнула улыбка, в которой слились и боль, и ненависть. Володей неспешно надел рубаху, застегнулся и подошёл.

- Ухо дай, – проговорил Лука. Володей склонился над ним. Щеку обожгло горячим сбивчивым дыханием. – Эть я стрельнуть в тебя хотел, да кто-то опередил и в меня стрельнул, – всё с той же улыбкой, пересиливая смертную боль, шептал он.

– Ну и пёс! – дивясь его негаснущей ненависти, пробормотал Володей, отшатнувшись. – За что хоть, скажешь?

– За отца... за всех нас, – корчась, продолжал Лука. –