Избранное. Том первый - Зот Корнилович Тоболкин Страница 76

В избу вошёл Потап.

– Ну как ты, Володьша? – спросил он.

– Тьфу! – не отвечая ему, сплюнул Володей. – Кто вас изводит? Сами людям жить не даёте. Там полгорода выжгли, здесь туфанов довели до крайности. – Володею в избе показалось нестерпимо душно, на душе – пакостно. – Займись этой падалью, – сказал он Григорию и вышел на улицу.

– Жаль, не добил я тебя, – склонился над Лукой Потап. – Ну ежели не сдохнешь, дак раздавлю, как клопа.

– Слыхал, Потапко? – спросил на улице Володей. – Этот выродок опять под меня рыл.

– Рыл, да сам угодил в ту яму, – ответил Потап и простодушно признался: – Я чуток его подтолкнул.

– Как?! – Володей споткнулся, хотя шагал по ровному месту, уставился на друга.

– С башни-то всё видно было. Казаки рубятся... А он то так зайдёт, то эдак... Все пистоль на тебя наводит. Я не оплошал. – Потап сощурил глаз, скрючив указательный палец, сделал вид, что стреляет. – Чо молчишь? – Ждал, вот обнимет его Володей или хотя бы дружески хлопнет по плечу. А тот не отзывался, играл вздувшимися желваками.

– В своих стрелять? – гневно выкрикнул Володей. – За что казака поранил?

– Казака? Разве это казак, коль в спину стреляет? – резонно возразил Потап, но Володей, не дослушав его, ушёл.

Потап плюхнулся в растерянности на пенёк и принялся крошить на мелкие кусочки разбросанные округ сучья. Смущался, если руки не были заняты. Любим, зная эту его привычку, частенько подсовывал ему палку за палкой. Он, не замечая, ломал их и крошил. Уходил, оставляя после себя кучу древесных крошек. Вот и сейчас он, растирая в крупу обрубыши, пытался осмыслить, чем вызвал гнев Володея. Мог лошадь поднять, мог кулаком оглушить быка, выпить двухведёрный лагун браги, съесть за десятерых сваренный чугун варева, шутя наколоть за день четыре сажени дров – всё мог. Но это оказалось ему не по силам.

Потап заплакал. Плакал тихонько, но утробный бас его был слышен на весь острог.

– Обидел тебя дружок-то? – ласково посочувствовал неслышно подошедший Софонтий. Погладил, как ребёнка по голове. – Экой резкой! По своим бьёт! – Погладил и отошёл, оставив Потапа в недоумении.

Кому тут верить? Один сочувствует, другой ругает. Ну их, этих людей, коль даже друга своего понять не могу. Со зверьми проще.

Подозвав огромного волкодава, отыскал в кармане сухарь, дал ему и задумчиво посоветовался:

– Побить бы кого, что ли?

Пёс, схрумкав сухарь, лизнул ему руку, потянулся всем телом. Незаметно накатили тучи. И под гром разразился неистовый ливень. Он смыл со щёк Потапа потёки слёз. Густой ливень был, непроглядный. Казалось, и на свете нет ни острога, ни людей, и Потап выдумал себе Володея, туфанов, Луку, Софонтия...

«А как же Нэна? Нэна-то есть...» – остановил он себя. При одной мысли о жене, оставленной в Якутске, стало легче среди этого грохочущего то выстрелами, то громами пространства.

Ломоть зари, хрустящий, сладкий, ломался через весь окоём. Огнём полыхали лицом к людям сопки. Волнами скатывался со склонов сиреневый лес, толпясь у глубоких промоин. И там, где сполз он, медленно угасали слепяще белые вершины хребта. А солнце выжимало на них клюквенный сок, последний сок этих студёных суток.

Миновав чёрные выворотины окаменевших древних лиственниц, пали у самого подножья, где лес был приветливей и где сливались две речёнки в одну – Амгунь.

Припозднились. Купцы винили в том Володея. Он – их.

– Веди к горам слюдяным! – требовали.

– А туфаны? Аманатами к ним хотите? – отбивался он. – Я за вас пред воеводой головой отвечаю!

– Много ль стоит твоя голова? – кричал разгневанный Кирилл Добрынин.

– Да уж подороже твоей плешивой.

Раза три высылал разведчиков, ходил сам – ничьих следов не обнаружил. Но он знал, как умеют затаиваться лесные люди. Всем отрядом идти не мог: острог без присмотра не оставишь. Углядят – разграбят. Идти малым числом – тоже рисково. Выжидал, а время шло. Наконец решился. С шестью казаками (седьмой Григорий) повёл купцов к слюдяным кладам. Вёл с оглядкой, затылком чувствуя, что за ним следят. Однако все сошло благополучно. Купцы ахали, охали. Григорий делал чертёж.

– Чертёж тот мне передашь, – без всяких оговорок заявил Кирилл.

– С каких щей? – огрызнулся Володей. – У самого есть руки – рисуй.

– А чтоб не продал кому.

– Продаёте вы, – сказал Володей с гордым вызовом. – Мы открываем.

– Не токмо продаём, но и купить можем, – позвенел кисетом Софонтий. В нём, верно, было золотишко.

Григорий не вмешивался в спор, собирал здешние травы, записывал, какие видел деревья. Многие травы, особенно лечебные, были ему знакомы.

– Для какой надобности они? – спросил Василий, принюхиваясь к веничкам, которые аккуратно связал Григорий.

– Так, собираю... – неопределённо отозвался Григорий. Володей строго-настрого наказал ему с купцами не откровенничать.