Избранное. Том первый - Зот Корнилович Тоболкин Страница 8

– Ты, дева, за им ровно за суженым своим ходишь, – посмеивался старый Отлас.

Шутка оказалась вещей...

Притомилась тогда Стешка: уж сколько ночей просидела подле нижнего голбца, на котором в беспамятстве метался Володей, изнемогал, припала рядом, заснула. Во сне обнимала его. И он обнимал.

Встала не девкой, тихонько умелась к матери в горенку. Та дала ей по загривку, яростно прошипела: «А ежели затяжелеешь?».

Стешка не думала ни о чём, по земле с тех пор не ходила – летала. И всё ждала какого-то небывалого чуда. Должно же, должно же оно свалиться ей на голову, закружить и вновь свести с Володеем. Есть бог на свете, и есть судьба, в которую Стешка верила.

Судьбой оказался старый Отлас. «Тятенька, тятенька! Век за тебя молиться буду!» – обращаясь к мёртвому, шептала Стешка.

В это утро оба осознали, что они теперь муж жена и что счастье, которого Володей не оценил и не понял, выпадает немногим.

Володей со Стешкой съездили в лес. Потом и он ушёл на службу. Вернувшись, принёс ошарашивающую весть:

- На Учур меня посылают... подьячим.

Стешка сделалась белей берёзы. Где стояла, там и рухнула.

- Такая житуха у нас, Степанида... казачьи жёнки, – отводившись с ней, посочувствовала Фетинья. Ивана тоже посылали куда-то. Куда – не сказал. От него слова не скоро добьёшься.

Братья курили на улице, молчали. Около них вертелся Васька.

– Хоть бы меня взял который-то... Всё дома да дома, – ворчал он по-взрослому.

– Успеешь, наслужишься, – отмахивался от него Володей. Сам поглядывал на дверь.

– Привыкай, братко, – утешал редко проявлявший чувства Иван. – И она привыкнет. Знала, за кого шла...

Прыгнув с крыльца, Володей сел на приступок у бани. Пахло свежими, только что наломанными вениками. Утром и наломали. Играли в тайге, баловались, гоняясь друг за дружкой. Стешка длинноногая, быстрая, точно косуля. Бежит – подол колоколом, босые пятки сверкают. Коса распустилась, змеёй поверх трав волочится, толстая, рыжая.

Залюбовался женой Володей и вновь защемило сердце: «Уеду – другие кобели так же вот станут гоняться».

Уж протянул руку, уж схватил за косу, но выпустил: заглядевшись, стукнулся о берёзовый сук. Остановила не эта боль, другая, сердечная, без видимых синяков. Пал на веники туча тучей.

Стешка растерянно оглянулась, крикнула и, обежав огромную муравьиную кучу, воротилась к нему. Дышала ровно, будто и не бегала. Может, и правда колдунья лесная. Как ни противился, приворожила. И теперь нет от неё спасения. Куда бы ни шёл, все думы о ней...

– Ой! – прибирая косу, Стешка увидела кровь на надбровье, слизнула и, уронив Володея на веники, хрипло, зовуще затоковала: Люба мой! Солнце! Больше мамки люблю! Больше бога! Душа плавится... люби! Ду-ушно! Сла-адко!

Солнце, взлетев, вырубило лучами просеку, пронзило муравьиную кучу, копну изувеченных свежих веников и, словно устыдившись неистовых Стешкиных выкриков, стонов, поспешило к елани, на которую выбежал крохотный оленёнок. Чуть погодя к нему подошла матка. Увидав привязанную лошадь, всхрапнула, вслушалась и, ткнув детёныша мордой, затрусила в лес. А на зелёной куче из веток, ненавидя себя за слабость, плакал мужчина, казак. Женщина, истомлённая мощною лаской, гладила его смоляные завитки.

– Ежели ты... ежели... слышь? Тогда сама себе петлю намыливай! – бросал отрывисто Володей.

Стешка молчала, затаённо, мудро улыбалась, радуясь его ревности.

– Никого мне не надо. Тобой полна!..

– Врё-ёшь! – взревел Володей разбуженным шатуном. Поднялся на четвереньки, заглянул сверху в плавающие, полные солнца глаза.

– Вру дак вру... Про себя я всё знаю и... – Стешка не договорила, перевернулась от его удара на бок. Забывшись, он снова ткнул её кулаком, вышиб сознание. Глаза Стешкины, сверкавшие изумрудами, погасли, сомкнулись ресницы. Кроткие руки, ласкавшие его, провисли как плети. Правая, после тычка оказавшаяся под боком, неловко заломилась. Володей опомнился, расцепил кулак, занесённый для нового удара. Взяв Стешку, виновато застонал, затряс её, стал нацеловывать.

– Убил! Уби-ил, чёрт! – проклинал себя.

– Бьёшь... – очнувшись счастливо пробормотала Стешка и, не открывая глаз, улыбнулась. – Стало быть, любишь?

– Люблю! Люблю! – на весь лес заблажил Володей.

Припав ухом к его груди, Стешка шепнула:

– А я знаю... всегда знала... Сердце твоё слышу!

...Это вчера было. Сейчас же Володей испытывал вновь лютое желание избить её, изувечить, чтоб никому не досталась такая невиданная красота! Моя! Навеки моя! – говорил. Верилось и не верилось. Вспоминалась Фетинья, жена Иванова.

Та уж в годах, а тоже кровь бродит. Дурная, грешная кровь. По весне воротился Володей с рыбалки. Истопила ему баню. Нахлёстывая себя веником, не слыхал, как вошла в предбанник. Скинув рубаху, легла на полке, коснулась рёбер его сухим прохладным бедром.

– Меня-то попарь, – сказала придушённо.

Володей взметнулся, точно ошпаренный. Прикрывшись веником, ткнул её в грудь. Вроде и несильно ткнул, а баба, слетев с полка, головой дверь вышибла и, оглушённая,