Избранное. Том первый - Зот Корнилович Тоболкин Страница 86

– Я бы с вами, ежели не в тягость, – тихо молвил Мин. – Может, пригожусь на что.

В беседе не замечали, как быстро бежит время. В землянке сделалось жарко. Марьяна отворила дверь, впустив свежий, с улицы воздух.

Выветриваю ежедень, а всё душно, – посетовала она и принялась сметать пыль и сажу с сосновых, грубо обтёсанных бревён. Вымела, принесла охапку багульника, разбросала по углам, убрав прежние ветки, увядшие.

– Кушай, кушай гостенёк дорогой, – щедро угощала она Григория, вскидывая густые тяжёлые ресницы. Смотрела без смущения, доверчиво и смело. Не дичилась, хоть от людей жили далеко. Но видимо, местная эта жизнь приучила никого и ничего не бояться. – Ягод отведаешь? Ягоды здесь хороши.

Не дожидаясь ответа, выскользнула из землянки. Красиво, плавно двигаясь. Григорий равнодушно пережёвывал ломтики вяленого ленка. Еда на ум не шла.

Вдруг крик донёсся. Мин подскочил на нарах, свесил худые костлявые ноги.

– Зверь, что ль, балует?

– Лежи, – Григорий метнулся на улицу.

В кустах черёмуховых Марьяна отбивалась от кого-то.

– Не тронь! – закричал Григорий, кинувший ей на выручку. – Мояя!

И тут же опрокинулся, сплёвывая из разбитого рта кровь.

– Братко! – услыхал изумлённый Володеев возглас. – Ты?

– Не тронь, Володей, – бормотал сбивчиво Григорий. – Она моя...

Сам не ожидал от себя такой смелости. Будь медведь перед ним, бросился бы с голыми руками на медведя.

– Твоя так твоя! – понимая его, усмехнулся Володей. Позади перемигивались Любим с Потапом.

– Боек, – сказал Любим. – Ишь какую белку выследил.

Марьяна оправляла растрепавшиеся русые волосы. Казаки глядели на неё с откровенной жадностью, и каждый жалел, что не он первый встретил это лесное чудо.

– А мы потеряли тебя, Гриня, – нервно смеялся Володей. – Буран на твой след вывел.

У ног его, высунув язык, лежал огромный волкодав.

– Там отец её, рудознатец, – прикрывая Марьяну спиною, сказал Григорий. – Недужен.

Говорил, сам пятился к землянке и подталкивал женщину.

Забрались вы, – прихлёбывая Марьянино варево, говорил Володей. Хоть и сыт был, но как не поесть из таких рук?

– Добра рыбка, – похвалил и Любим, не отставая от Володея.

– К ей питья бы, – подключился Потап.

– Слетай, Марьяша, – сморгнул Мин. – Я бортничал тут летось. Лагушку с мёдом поставил, ягодным соком залил. Может, назрел.

– Медовуха подолгу стоит, – возразила Марьяна. – По году и более.

– Так это без хмеля, – лукаво сощурился Мин, от уральских умельцев научившийся варить скороспелую медовуху. – Я хмеля туда бросил, суслом развёл.

Однако настойка оказалась слабовата. Володей глотнул, поморщился:

– Подай нашу, Любим! – Приняв плоскую берестяную баклажечку, налил себе и хозяину. – Пробуй да поправляйся.

Мин отпил, закашлялся. Встревоженная Марьяна подскочила к нему, легонько хлопнула по спине.

– Так и уморить человека недолго, – сердито сверкнула глазами на Володея.

– Гриня не даст умереть. Он у нас лекарь. – Поев, Володей поблагодарил хозяев. Мину посоветовал: – Ты в медок-то нашу отраву залей. Как раз поспеет, когда воротимся. Мы недолго. Догоним Усана и – обратно.

– Нас-то с собой возьмёте? – встревожился Мин. Тревожился за дочь: «Вдруг помру. Одна в лесу останется». Тут и двоим-то несладко. Надо к людям прибиваться. – Я тебе горюч камень покажу, – посулил Володею. – Тот камень лучше всяких дров руду плавит.

– Одних не бросим. Пока Гриню с вами оставим. Про камень молчок. До поры до времени.

– Я государевым людям доводить должон, – начал было Мин.

– Я что, не государев? Считай, довёл, – оборвал его Володей. Сболтнёшь – купцы живо к рукам приберут. А мы и сами с усами. Ну, бог спасёт за хлеб, за соль. Айдайте, казаки!

Ушли. Григорий в смущении поигрывал пальцами, потом попросил Марьяну принести травы, какие у неё есть. Перебирая их, сам дивился той смелости. Не побоялся встать против Володея, при всех заявив про Марьяну: «Моя!». Но слова вырвались, и теперь неизвестно, как отнесётся к этому Марьяна.

– Его бы в источнике выкупать, – сказал про больного, от которого шёл тяжёлый запах.

– Дак до омута далеко. Верста аль более.

– Что хоть и верста? Свозим на волокуше.

После купания, несмотря на протесты Мина, поставил ему иголки. И вскоре больной уснул. Григорий, поджидая Марьяну, проверявшую капканы и петли, прилёг на лежанке.

Марьяна вернулась в сумерках. Раздевшись, сказала:

– Двинься. Теперь ты муж мой, – и припала тёплой грудью.