Избранное. Том первый - Зот Корнилович Тоболкин Страница 87

– Не каешься, что с места снялась? – пытал Степан простуженным, хриплым голосом. Простыл на реке. Ветер встречный прожигает до самых костей.

А Стешка молчит. Хоть бы раз пожаловалась. Старый казак проникся к женщине отцовским ласковым чувством. Быстра, угодлива, в делах – наравне с мужиками. Научилась парус ставить, стрелять из самопала, харч варит, иной раз и порты выстирает. Да всё с улыбкой, с весёлой приговоркой. Луч-баба. Светло с ней. Казаки со Стешкой да с малым душой отмякли. Голоса глушат, чтоб не напугать ребёнка, срамные слова, на которые всегда щедры, сглатывают. А ежели сорвётся у кого нечаянно, тому Степан по загривку.

- Плывёт, значит, два Степана. Один в юбке, другой – в штанах, гудел казак. Страшноватый, заросший диким волосом, был он добр душой и превыше всего ценил человеческую ласку. – Ворочусь домой – в гости ходить друг к дружке станем. Дома-то наши рядом.

– Ходи, – подливая ему ухи, Стешка придвинула краюху потолще. – Гостей мы любим.

– Браженки подашь?

– Как не подать доброму человеку?

– Я Иванку твоему свистульки делать буду. В лес поведу. Пойдёшь в лес, Иванко? – щекоча ребёнка за ухом, спросил Степан.

– Тууу, – показывая розовые дёсны, отозвался малыш.

В небе гуси кричали. Улетали в края тёплые. Иванко вытаращил глазёнки, зелёные, как у Стешки, показал в небо пальчиком.

– Гуси это, сынок, – пояснила Стешка. – Улетают. А мы к тятьке летим. Стосковался, поди, наш тятька?

После обеда ливень рухнул. Лил как-то странно: слева и справа, струи перекрещивались, теряли прежнее направление. Стало темно и жутко.

– К берегу! – приказал Степан. Стешка кинулась снимать парус. Иванко остался на корме, покрутился и сорвался в воду. Степан от ужаса икал, не мог вымолвить ни единого слова и только указывал Стешке пальцем. Она видела, как что-то мелькнуло; не сразу поняла, что это – сын. Бросив полуспущенный парус, метнулась за борт и сразу пошла ко дну. Оттолкнувшись, вынырнула, забила руками и ногами. Течение подхватило её, понесло.

– Ива-анушкооо! – раздался над водой её отчаянный вопль. - Сыно-оок!

Вот что-то всплыло в кипящих бурунах, скрылось. Стешка рванулась туда. За ней плыл Емелька Кирьянов. Плыл сильно, стремительно и на какой-то миг опередил, успел выхватить из воды ребёнка. Стешка устремилась к нему, впилась в сына холодными цепкими руками.

– Мо-ой! – взвыла она, обезумев, и никакая сила не смогла бы сейчас отнять у неё сына.

– Твой, твой, – сплёвывая воду, говорил Емелька и подталкивал её к берегу. – Твой. Плыви. Тут близко.

Толкнув сильно, сам ушёл под воду, снова встал, фыркая, словно морж, ещё раз подтолкнул и, скрывшись под водою, почувствовал дно.

«Слава богу! Теперь выберемся».

С дощаника за ними следили казаки, готовые прийти на помощь. Но Емелька уж встал на ноги и, поддерживая Стешку, вёл её к берегу. Дощаник причалил. Ливень, неожиданно налетевший, так же неожиданно и внезапно стих. Тучи унеслись за лес, за сопки. Стешка даже и не заметила наступившей тишины. У неё зуб на зуб не попадал от холода, от пережитого страха.

– Костёр, ребятки! Живо костёр! – торопил Степан.

Казаки ринулись в лес. Сам он расщепал старое сломанное топорище и, накрывшись кафтаном, стал раздувать огонь.

– Переоденься... Иванка укутай, – Емелька, спустившись в трюм, нашёл сухую смену одежды, полушубок, холстину, припасённую для рушников и портянок. Растерев до красноты холодное тельце сына, Стешка укутала его в холст, завернула в полушубок. Удивительно то, что ребёнок не плакал, словно ничего не случилось. Стешку колотило.

– Оденься! – снова напомнил Емелька. – Простынешь.

Только теперь до неё дошло, что и сама она должна переодеться.

Переоделась за кустом и, рухнув у костра, заревела, потрясённая случившимся.

– Чо уж теперь, – поглаживая её огнистые мокрые волосы, приговаривал Степан. – Теперь уж всё, слава Христу, миновало.

– А ты, Емеля, ловкой! – похвалил казака Степан. – Нырял не хуже тайменя.

Емелька полыцённо заулыбался. От начальных людей похвалу себе слышишь нечасто.

– Пригуби, – Степан налил ему из лагушки. – Прими и ты, Стеша, после такой купели.

Огрубелые, скорые на руку и скупые на ласку казаки казались Стешке родными. Схватив шершавую Емелькину руку, она прижала её к губам.

– Ты чо, чо? – покраснел парень и, выдернув руку, отодвинулся. А не хотелось выдёргивать-то: теплы, нежны были губы.

– Володей-то, он те! – шутливо напомнил Степан и погрозил пальцем.

- За сыночка, за кровинку мою, Емеля, земно тебе кланяюсь, – Стешка бухнулась казаку в ноги, поклонилась всем прочим. – И вам всем... спаси бог!

Ещё немало помаялись в пути, но, вспоминая этот день, Стешка думала, что ничего ужасней в её жизни до сих пор не бывало.

Володея в остроге не застала. Столько ждала этой встречи, а он ускользнул.

– Да ты не вой. –