Забвение - Дэвид Фостер Уоллес Страница 89

Энергично кивать было одной из его тактик, чтобы вытягивать информацию в интервью, и Этуотер кивал почти на все, что говорила жена субъекта. Вкупе с тем фактом, что он все еще держал руки прямо перед собой, это придавало ему сомнамбулистский аспект. Из-за порывов ветра машина слегка покачивалась на грязи прогала.

К этому времени Эмбер Мольтке переместила свою массу на левую ляжку, задрала огромную правую ногу и по-кошачьи свернулась так, чтобы наклониться к Этуотеру, глядя на его профиль. От нее пахло тальком и газировкой «Биг Ред». По склону ее ноги словно можно было скатиться в какую-то невообразимую бездну. Главный внешний признак, что на Этуотера так или иначе воздействовало мощное сексуальное силовое поле вокруг миссис Мольтке, – он продолжал цепко сжимать руль «Кавалера» обеими руками и смотреть прямо перед собой, словно все еще куда-то ехал. В машине почти не осталось воздуха. Он испытывал странное и незаметное ощущение вознесения, словно машина слегка приподнималась. Не было никаких признаков какого-либо вида или даже съезда с крошечной дороги на SR 252 и к азотному заводу, начинавшемуся сразу перед ними, – в плане местонахождения ему оставалось положиться только на слова миссис Мольтке.

– Это человек, который, чтоб пустить ветры, выходит из дома. Который закрывает дверь туалета, запирается, включает вытяжку и маленькое радио, и выворачивает краны, и иногда подтыкает скатанное полотенце в щель двери, когда ходит по своим делам. Бринт, то бишь.

– Кажется, я понимаю, о чем ты говоришь.

– В большинстве раз он даже не может сделать свои дела, если там кто-то есть. Дома. Этот человек думает, будто я ему верю, когда он говорит, что хочет просто покататься по округе, – она вздохнула. – Итак, Скип, в этом деле он очень-очень стеснительная особа. Он раненый внутри. Когда я с ним впервые познакомилась, он и «Бу» сказать не мог.

После колледжа Скип Этуотер провел год в престижной аспирантской программе по журналистике от ИУ-Индианаполиса, а потом устроился на практику в «Индианаполис Стар» и там не скрывал своей мечты однажды вести колонку синдикационного уровня для большого городского ежедневника с человеческим интересом, пока на его первой ежегодной характеристике младший редактор финансовой рубрики, который его нанял, сказал Скипу среди прочего, что как журналист Этуотер кажется ему отшлифованным, но по сути не глубже пары дюймов. После такой характеристики Этуотер буквально сбежал в уединение мужского туалета и там несколько раз ударил в грудь кулаком, так как сердцем знал, что это правда: роковым изъяном его прозы была неизбывная легкая, беспечная ментальность. Ему не хватало врожденного чувства трагедии, фигуры умолчания, сложных связей или всего того, благодаря чему человеческие злоключения кажутся людям значительными. Этуотер весь был как позитивный ракурс. От прямого, но доброжелательного тона редактора стало только хуже. Этуотер умел написать отличный коммерческий текст, признавал тот. У Этуотера было сострадание, хотя и ванильного толка, был драйв. Редактор, который всегда ходил в белой выходной рубашке и галстуке, но никогда – в пиджаке, даже положил ему руку на плечи. Он сказал, что Скип ему нравится настолько, что можно высказать правду, ведь он хороший парень, которому просто надо найти свою нишу. Репортажи бывают самые разные. Редактор сказал, что у него есть знакомые в USA Today, и предложил позвонить.

Этуотер, также обладавший выдающейся вербальной памятью, почти дословно помнил вопросы, которые Лорел Мандерли задала ему по телефону в «Старинном деревенском буфете» после того, как он подытожил утренние переговоры и охарактеризовал художника как кататонически скованного, ужасно стеснительного, боящегося собственной тени и так далее. Как сказала Лорел, для нее в этой истории не складывалось, как же тогда дар вообще обнаружился: «Он что, кому-то показал? Кататонически стеснительный парень зовет кого-то в туалет и говорит: «Эй, посмотри, какую я тут экстраординарную штуку навалил?» Я не могу представить, чтобы это делал кто угодно старше шести, не говоря уже о стеснительности. Розыгрыш это или нет, но твой парень – явно латентный эксгибиционист», – высказалась она. С тех пор все инстинкты Этуотера кричали о том, что это и есть точка опоры и ПК сюжета – тот объединяющий элемент, что приносит успех мягким новостям: конфликт между предельной личной стеснительностью и потребностью в приватности Мольтке, с одной стороны, против его невольной потребности выразить то, что хранится внутри, с помощью какого-то личного выражения или искусства – с другой. На каком-то уровне с этим конфликтом сталкивались все. Несмотря на гротеск и потенциальную отвратительность, способ производства в данном случае просто усиливал напряжение конфликта, подчеркивал ставки на кону, делал материал глубоким и в то же время доступным для читателей «Стайла», многие из которых, как знал штатник, все равно листали журнал в туалете.

Но еще Этуотер после завершения серьезных отношений несколько лет назад жил в целибате и имел тенденцию становиться чрезвычайно взвинченным и уклончивым в любой сексуально заряженной ситуации, а дело, если он не ошибался, все больше шло к тому – ретроспективно, отчасти поэтому в грозовом убежище прокатной машины с сокрушительно привлекательной Эмбер Мольтке он совершил одну из фундаментальных ошибок журналистики мягких новостей: задал центрально важный вопрос до того, как был уверен, какой ответ пойдет во благо статье.

↓

Только сиделка третьей смены знала, что Р. Вон Корлисс спал ужасно, запутывался и выпутывался из простыней с блеяньем незамутненного горя, пусто работал желваками, вскакивал и дико озирался, ощупывал себя и стонал, кричал, что не пойдет туда опять, пожалуйста, только не туда. Магнат хай-концептов всегда вставал с первыми лучами солнца и первым делом после застилания кровати и заказа завтрака очищал диск монитора в спальне. Однако несколько таких ночных дисков сиделка извлекла во время глубокого сна и скопировала – де-факто в качестве страховки от безработицы, ведь Корлисс слыл вспыльчивым и капризным человеком; и о существовании этих пиратских дисков также было известно некоторым представителям «Эклшафт-Бод», кому о подобном полагается знать по работе.

Только если после подсчета овец, управляемого дыхания, визуализации внутривенной капельницы с пентоталом и мысленного пересмотра во всех деталях особой коллекционной серии фотографий горящих людей под названием «Горящие люди» Корлисс не мог уснуть или уснуть заново, он прибегал к безотказному методу: представлял лица всех, кого любил, ненавидел, боялся, знал или даже просто когда-нибудь видел, так, чтобы те отдельными пикселями собирались и накапливались в пуантилистское изображение огромного всепоглощающего ока, чей зрачок принадлежал самому Корлиссу.

Поутру распорядок переродившегося кабельного мастера хай-концептов был неизменным и всегда состоял из получаса лжегребли на тренажере, способном симулировать и сопротивление, и поперечное течение, скрупулезно флетчеризированного