Маша Трауб - Не вся La vie Страница 10

Нина зашла к нему в комнату – посмотреть. Владик вспотел и ворочался.

– Ты мое солнышко. Спи, родной, – погладила его Нина. Она еще долго стояла, смотрела… Мальчик такой золотой. Нина заплакала. Она сможет жить с Гришей. Ради Владика. Ничего. Многие так живут. Зато у ребенка все будет хорошо. Лишь бы Гриша ее не бросал. А вдруг он решил уйти к этой? Нет, его нельзя отпускать. Нельзя же это все рушить. Так, одним махом. Надо будет попросить, чтобы он ее не бросал. Она все для него сделает. Все, что угодно. Лишь бы Владик жил в своей комнате, спал в своей кроватке. Лишь бы он не плакал. А ради кого еще жить? У нее, кроме Владика, никого нет. Только мама. Но маме она не нужна – Нина не может даже приехать просто так. Мама должна позвать. Она ее не зовет. Не хочет. Зато Владику Нина нужна. Очень нужна.

Нина иногда раздражалась, когда сын без конца ее дергал: «Мам, мам, мам, мам», – чтобы достать что-нибудь или посмотреть. «Ну что ты мамкаешь?» – сердилась Нина. У нее то плита, то ведро с тряпкой. Она не может все время к нему бегать. А потом в какой-то передаче, очередном ток-шоу, Нина услышала, что детям нравится сочетание звуков – мама. Им просто приятно это повторять, вот они и мамкают. Нина тогда обрадовалась. Значит, Владику нравится звать ее, маму.

– Ты чего тут стоишь? – спросил пришедший домой Гриша. Нина не слышала, как он открыл дверь, и от неожиданности дернулась.

– Ничего, просто так. Зашла посмотреть на него.

– Заснул вовремя?

– Да, да, нормально. Сандалики новые так и не обул. Опять плакал.

– Надо старые выбросить, и все. Нет сандалий, нет проблемы.

Нина посмотрела на мужа. Вот он и ее так же может выбросить. Как сандалики. Нет жены, нет проблемы.

– А у тебя все так просто или только с обувью? – Нина не сдержалась. Не смогла. Не захотела.

– Нинуль, ты чего? Ты себя как чувствуешь? И что с глазами? Ты плакала? – заметил Гриша.

– Да, мне плохо. Я плакала. И рвота была. И твоя англичанка мне надоела.

– На тебя смотреть страшно.

– Не нравится – не смотри, – сорвалась она и ушла в комнату.

– Нинуль, ты чего? Плохо тебе?

– Плохо.

– Выпей таблетку. Зачем мучиться? Слушай, там есть что поесть?

– Нет. Сделай себе яичницу.

– Ладно, не надо. Я перекусил бутербродами. Кстати, в кафе видел твою Катьку. С мужиком каким-то.

– Ну и что? Деловая встреча.

– Да, знаю я такие деловые встречи.

– Откуда?

– От верблюда. Ты чего такая дерганая?

– Я не дерганая. Гриш, ты меня любишь?

– Ненавижу, – пошутил он.

– A у тебя никого нет?

– Нин, знаешь, может, тебе правда на работу пойти? А то ты совсем тут одичала. Перестань, у меня такой день был тяжелый.

Гриша пошел в ванную. Брился, насвистывая мелодию.

– А можно не свистеть? – Нину опять начало тошнить. Она влетела в ванную. – Выйди, пожалуйста, мне плохо, – попросила она мужа.

Ее вырвало уже окончательно. Нина в очередной раз почистила зубы и умылась. Пошла в комнату, переоделась и легла в кровать. Гриша пришел с чашкой чая. Поставил на тумбочку.

– Попей, – сказал он. Нина видела, что он переживает. – Ну, ты чего расклеилась? – Гриша поцеловал ее в лоб. – Я тебя очень люблю, и у меня никого нет. Спи, я к Владику сам подойду, если что. И утром не вставай. Я его сам в сад отведу.

– А совещание или мозговой штурм?

– Сбылась мечта идиота. У нас сменилось руководство. Я тебе не говорил? Так что теперь трудовая деятельность только в рабочее время, согласно КЗОТу. Самому не верится. Все, спи.

Нина допила чай и уснула. День был тяжелый.

Нина вышла на работу. Начальник сдержал обещание – взял в тот же день. Обрадовался и кинулся обниматься. А Нина с удовольствием вдыхала знакомый запах. Она работала, но голова была занята другим. Владиком и Гришей. В большей степени Владиком, в меньшей – Гришей. Нина, сначала с раздражением, а потом с облегчением, поняла, что Владик без нее может. И Гриша может. И ничего страшного не случится, если она не сходит в магазин и не вытащит из морозилки курицу.

– Как дела? – спрашивала я Нину на очередном пресс-ланче.

– Владик в соплях. Инфекция. Не пойму откуда, – говорила Нина.

– А на работе?

– Нормально.

– Переходить не думаешь?

Вечный вопрос к коллегам – как там у вас? Переходить не собираешься? Издания закрывались, запускались новые проекты, деньги задерживались, а в другом месте обещались золотые горы. Все друг с другом советовались: стоит – не стоит? Надолго – ненадолго? Только Нина сидела в своей газете, на своем старом месте.

– Думаю, куда Владика на лето девать, – говорила Нина.

С Ниной было спокойно. Я ей завидовала. Ее так мало интересовали все эти рабочие моменты – мелкие скандалы, крупные встряски, перестановки… Главное, чтобы у Владика не было соплей.

Как прикрыть адюльтер и задушить мужа подушкой

Журналисты с утра всегда в нерабочем состоянии – джинсы, свитер, хорошо, если успеешь ресницы накрасить или жвачкой пиво зажевать. Хронически помятое лицо. Главные герои – в костюмах, при галстуках, если мужчины; с хорошим маникюром и укладкой, если женщины. По-утреннему свеженькие или по-обеденному бодрые. Смотря кто когда обедает. Они волнуются, ты – нет.

Потому что они будут как миленькие отвечать на твои вопросы. Если, конечно, ты их сформулируешь. Утром это трудно. А можешь даже ничего не спрашивать – пусть сами выкручиваются. Готовиться к интервью? Надо бы, но лень. Экспромтом. Они приехали вовремя, даже чуть раньше, ты опоздал. Наплевать.

Так вот, у меня пресс-ланч. Я впервые по ту сторону, в качестве героини, и хочу быть по-утреннему свежей и по-обеденному бодрой. С вечера приготовила белую рубашку и почистила сапоги. Хочу быть красивой. Это от неуверенности. Очень, очень страшно. Я готовилась. Даже экспромт должен быть подготовленным. Я придумала себе штук тридцать возможных вопросов от журналистов и шестьдесят ответов на них. Опять же вечером на нервной почве накрасила ногти и записалась на девять утра на укладку в салон.

– Что ты волнуешься? – спрашивает муж. – Ты же знаешь, как это происходит.

Знаю, но от этого не легче.

У меня много времени. Но няню я вызвала на полчаса раньше – не дай бог опоздать. Лучше приехать заранее. Ровно в девять утра – в салоне. Аккуратно накрашенная, в белой рубашке, с длинными бусами, в начищенных сапогах. И с хвостом на голове.

– Наташа в пробке, – говорит администратор.

– Но я же записалась. Что же делать? Может, кто-нибудь другой уложит? – Я начинаю нервничать.

– Лена тоже в пробке стоит, а у Андрюши клиентка уже пришла. Извините, – говорит администратор.

– А когда они будут?

– Не знаю, может, минут через двадцать. Хотите кофе?

– Нет, я опоздаю.

Несусь домой, чуть не плача. Вот всегда так. Влетаю в квартиру, няня от страха вжимается в стену. Снимаю блузку, бусы и засовываю голову под кран.

У меня еще есть время, но мне кажется, что я застряну в пробке и опоздаю. Няня от ужаса, пока я мою голову и сушусь, успевает пожарить котлеты и сварить макароны. Никогда так быстро не готовила. Ребенок добровольно отказался от мультиков. Тоже перепугался, бедненький.

– Как я выгляжу? – спрашиваю я няню, снова напяливая блузку.

– За-за-мечательно, – отвечает она и кидается к утюгу. На всякий случай.

Я пытаюсь выйти из квартиры. Но мне опять надо в туалет. В салоне мне нужно было два раза и дома опять надо. Ванная – совмещенная с туалетом – занята сыном.

– Давай скорей, – стучусь я в дверь. – Ну почему ванная всегда занята? – спрашиваю я у няни, как будто она ее заняла. Няня тоже стучится в дверь, которую научился запирать ребенок.

– Вася, выходи, мама опаздывает, – говорит няня.

Сын, судя по звуку, моет руки. Тщательно.

– Вася, выходи уже, – кричу я ему. – Почему он запирается? А если он не сможет открыть дверь? – привязываюсь я к няне. Она, вжавшись в стену, молчит. А что она может сказать? Я и сама знаю, что ребенок запирается уже полгода как, осознав себя взрослым мальчиком.

Вылетаю из дома. Застреваю в пробке, звоню мужу и срываюсь на него – время не то для пресс-ланча, место не то и вообще все не так. Он молчит и, кажется, даже не слушает.

Приезжаю вовремя. Точнее, на сорок пять минут раньше. Паркуюсь специально подальше – чтобы никто не подумал, что я так рано приехала. Два кафе рядом. В первом – мой пресс-ланч, в другом я пью кофе, гадая, когда будет прилично заявиться. На двадцать минут раньше или на пятнадцать. Звонят организаторы.

– Маша, вы едете? – спрашивает девушка.

– Уже здесь, у меня встреча. Сейчас закончу и подойду, – говорю я в трубку, стараясь показаться очень занятой барышней. А вдруг они подумают, что у меня и дел никаких нет, кроме пресс-ланча? В принципе нет. Только потом за картошкой надо заехать. И еще за помидорами, фруктами. И хлебом. В доме хлеба нет. Высиживаю еще пять минут, убеждая себя в том, что я великая писательница, а они просто журналисты. Пусть и ведущие критики Москвы. Но журналисты же. Коллеги, так сказать.