Надежда Нелидова - Свекруха Страница 10

С первым испытанием – на родителей – Анна, прямо скажем, не справилась, сдала на «двойку». Поздно исправлять: экзаменатор не подкупен, и переэкзаменовки не будет. Второй экзамен на грани провала.

Сын не от мира сего: бледный, болезненный, нежный как девушка. Под умными большими глазами синева. Между бровями, как у старичка, глубокая страдальческая морщина. Начиная отстаивать свою точку зрения, задыхается от волнения. Абсолютно не способен к общению с людьми, а значит – к жизни. Мучительно, отчаянно чувствует себя превосходством и ничтожеством одновременно. Я царь – я раб, я Бог – я червь.

В отрочестве даже в тридцатиградусную жару носил глухую чёрную одежду. Безымянный палец украсил грубым серебряным кольцом с гравировкой «Обручён со смертью». Отрастил волосы до колен, после обрился наголо, после снова отрастил, уже короче.

А потом встретился с Алёной – вернее, с её мамой. Алёна-то была самой обычной, простенькой, пустенькой девочкой. Для жены самое то. Работала продавцом в ларьке «Соки-воды».

И когда начинались затяжные осенние дожди, она сидела в своём окошке, сонно застывшая, как Царевна Несмеяна, как бабочка в анабиозе. О чём грезила гладкая девичья головка: о знойном ли июле, когда она блистала феей оживлённой летней улицы? О том, как была центром солнечной улицы, жаждущей толпы, комплиментов?

А сейчас впереди нескончаемая вьюжная зима, выдувающая из укромных уголков, умертвляющая, накалывающая трепетных бабочек на острые белые снежные иглы…

Восемь месяцев в году в их северном городе Алёна с пасмурным личиком пребывала в своём сезонном оцепенении – не спала и не бодрствовала. Вообще, придраться в невестке было не к чему: не зла, не ленива, не дурна… Не, не, не. Ни то, ни сё. Ни рыба, ни мясо. Ни богу свечка, ни чёрту кочерга.

Это Алёна. Зато её мама… Мама Алёны была верующим человеком. И не со времён перестройки, когда повальная мода «на веру» обуяла всеми – а с самого детства. Анна хорошо представляла, что бедняжке пришлось перенести.

У маленькой Анны в классе тоже училась верующая девочка. Она претерпевала жестокие гонения за нательный крестик на шнурке и платок, которым всегда покрывала волосы.

Её сторонились, над ней смеялись, обзывали «старушонка» и «богомолка». Дёргали, щипали, дразнили, что от неё пахнет нафталином и ладаном. С ней никто не хотел сидеть за одной партой, как с прокажённой. Разумеется, её не принимали ни в октябрята, ни в пионеры, ни в комсомол. Учителя отводили от неё глаза, как от чего-то неприличного и дурно пахнущего.

Отличница Анна, чистенькая, румяная, с тугими косичками, в отутюженном красном галстучке, – со смесью ужаса, жалости, недоумения, любопытства и брезгливости глядела на эту девочку.

Это тогда. Сегодня она страстно завидовала верующим. Как просто, ясно, чисто им живётся, имея в душе Его могучую поддержку. Всегда можно молитвой напитать и облегчить душу. Всегда есть на что опереться.

Самой Анне не на что было опереться в её свободном парении, в долгом падении под названием «жизнь». На всю жизнь ей была сделана мощная прививка атеизма.

У Алёны и сына родилась дочка. Иногда молодые шли в кино или в кафе, оставляя ребёнка то у одной, то у другой бабушки. Анна укачивала малышку, разглядывала крошечное, с копеечку, личико.

Из их с сыном породы ну ничего: хоть бы носик или бровки, или пальчики. И забеременела Алёна странно: познакомилась с сыном в июне, а в июле – здрасте вам – врачи ставят трёхмесячную беременность.

У Анны подруга работала в лаборатории, где делают тест на ДНК. На это нынче тоже установилась повальная мода.

– Ну и чего мучаешься? – сказала подруга. – Устроим анализ вполцены. Ноу проблем.

И устроила. Анна выжидала подходящий момент, обдумывая, как сообщить сыну, что ребёнок не от него.

Известно: дочку растишь для себя. Сына – для двух чужих женщин: жены и тёщи. Хотя какие чужие. Для сына в последнее время стали роднее Анны.

Особенно мама Алёны. С ней по телефону он может говорить то негромко, то страстно, часами, расхаживая по комнате. О сокровенном, о духовном, о толковании молитв, о сомнениях и искушениях. С Анной разговаривает минуты. Да и то, кратко, отрывисто ответит на её расспросы: что поел, как спал, одевайся сегодня теплей – продует.

Оба тяготятся разговором, с трудом подбирают слова и смущённо, комкано, с облегчением прощаются. Отметились для приличия – и ладно. Анна заботится о теле сына, тёща – о душе.

Анне кажется, в сыне вера развивают комплекс вечной вины. Перед собой, перед Богом, перед людьми, перед женой. Она не выдерживала, вступала со сватьей в идейный диспут.

– Не перевесит ли, – осторожно спрашивала, – ваше многочасовое духовное самоусовершенствование поступок какой-нибудь бабушки, которая в это время сменила простынку под стариком в доме престарелых или отнесла в детский интернат ведёрко клубники с огорода?

– Ваша бабушка одному человеку помогла, ну двум-трём, – кротко и терпеливо, как ребёнку, разъясняла мама Алёны. – А прихожанин в храме своей молитвой, возможно, тысячи душ спас. Ибо сказано: спасёшься сам – спасёшь тысячи.

В редкие приходы сына Анна всегда заранее готовилась, старалась покормить чем-нибудь вкусненьким, полезным. Насытить молодой растущий организм необходимыми белками, минералами, витаминами. Вот и на этот раз запекла рыбу (пять баз и магазинов объездила, пока нашла свежую), салат с белым мясом. На сладкое сливочно-ягодный коктейль.

Сын заглянул в тарелки и отодвинул. И салат, и второе, и сладкое.

– Мам, нет у тебя чего-нибудь без мяса, без рыбы, без молока и яиц? Решил поститься. Держусь вторую неделю, хотя тяжело даётся.

Ну, ясно, без кое чьего тихого, елейного, вкрадчивого вмешательства (Алёниной мамы) тут не обошлось.

– Господи, зачем это – пост? – не поняла и почему-то расстроилась Анна. – И так в чём душа. Думаю, чего у тебя глаза запали и под ними чёрные круги? Как заключённый из Освенцима. А что тебе можно?

– Овощи, каши, масло растительное, хлеб только чёрный…

Анна засуетилась, открыла холодильник – на скорую руку соорудить что-нибудь постное. В принципе, она слышала: если поститься умеючи, грамотно, опытно – некоторым людям пост идёт на пользу, даже поправляются. Возьмите священников – все в приятном теле.

Но сын… С детства терпеть не мог овощи. Если Анна готовила борщ или щи, вся тарелка у него была увешана по краям гирляндами из вываренных овощей. Не любитель орехов, фруктов, изюма, зелени – всего того, что может поддержать до Пасхи. Как это отразится на его здоровье?

– Ты уверен, что это полезно? – осторожно спросила она. – Особенно в весенний авитаминоз, особенно тебе с твоей напряжённой работой? Я понимаю, раньше люди всё натуральное ели. Всю зиму сидели на жирной свинине-говядине – к весне требовалось организм оздоровить, очистить…

– Мама, кто тебе сказал, что пост – это диета? Великий пост испытывает веру на крепость. Усмиряет плоть, утишает дух.

Анна уже собиралась выключить компьютер, когда в телефоне высветился номер сына. Чужой мужской голос представился лейтенантом ГИББД и сообщил, что сын попал в ДТП. В первую минуту подумала, что это телефонное разводилово, о которых много говорят в последнее время.

Но никто с неё денег не просил. Ей назвали адрес больницы, где в реанимации находился сын. Слушая и холодея, Анна ногтями отодрала присохший пластырь в правом нижнем уголке экрана. Могла и не смотреть: 22. 22. Вот оно.

Ей сообщили обстоятельства аварии. Сын ехал по загородной дороге – никаких пересечений, встречных выездов и подрезаний. С видеорегистратора идущего сзади такси видно было, что автомобиль сына вдруг завихлялся, запетлял, помял несколько столбиков и на скорости съехал в кювет.

Такое случается, когда водитель уснёт за рулём. Или ему внезапно становится плохо, теряет сознание. Или он находится в алкогольном либо наркотическом опьянении. Сейчас сын в реанимации, состояние стабильно тяжёлое. Кровь и мочу взяли на анализ. Он у вас не страдает сердечными заболеваниями, не падает в обмороки?

Нет, нет и нет. Алкоголь, наркотики – чушь какая. Днём до трагедии она созванивалась с сыном. У него был тихий, томный, какой-то особенно светлый голос. Сегодня Страстная пятница – и он, по собственной инициативе, с утра крошки и капли воды в рот не брал. Только обмачивал губы минералкой из пластиковой бутылочки, которую всюду носил с собой.

«Дождётся, что грохнется в голодный обморок», – в сердцах подумала Анна. Вот оно! Мысль имеет свойство материализоваться.

– Бог не попустит, – слышно было, что на другом конце провода сын слабо улыбнулся над её детскими страхами. – Пост – это и есть самый верный оберег, мама.

Анна примерно представляла, что случилось на дороге. У сына от слабости за рулём закружилась голова, потемнело в глазах. Не успел съехать на обочину и заглушить машину. От удара, возможно, ударился виском. А если бы он погиб? А если бы на обочине стояла остановка, а на ней – люди?!