Лёля Графоманская - Что написано пером (сборник) Страница 10

Ухо влюбленного негра стало похоже на вареник с вишней, оно раздулось, и даже через черную кожу было видно, как вспучивается и наливается огромный синячище… Галочка уже не орала, а только взвизгивала и икала, не в силах вымолвить ни слова. Но обо всем этом я узнал позже, когда в самых разных вариантах слышал эту историю в общежитии, на улице и в общественном транспорте… Ведь пока разворачивался самый драматический акт этой истории, я легко и бесшумно мчался в свою комнату, чтоб нырнуть под кровать и затаиться…

А в это время самые бдительные из очевидцев уже просчитывали, задрав голову, из какого окна мог вылететь пакет… И вот ведь что я скажу: все же наше образование – самое качественное в мире! Они правильно вычислили, что «бомба» вылетела из окна восьмого или девятого этажа. Несколько человек мгновенно поднялись на лифте и почему-то все вместе, не разделившись на группы, кинулись сначала в кухню девятого этажа, разыскивая на полу след от водяной струйки. С какой стати искали след? Да с такой, что кто-то не поленился поднять и внимательно рассмотреть прилетевший сверху пакет. Потом в него налили воды, и было обнаружено крошечное отверстие, а значит, получена еще одна подробность ужасающего преступления. Я тоже видел, когда около крана любовался выпуклыми боками моего снаряда, что из малю-ю-юсенькой дырочки бьет тонкая ниточка воды, и, чтоб не оставлять «сыщикам» в подарок улик, я пронес подтекающий пакет от раковины к окну над столом, это меня и спасло.

Весь «Скотланд Ярд» бросился в кухню восьмого этажа, а на нашем девятом уже бурлил народ и раздавались голоса, что сейчас будут методично «шерстить» все помещения, включая туалеты и кладовки. Я понял: под кроватью не отлежаться – найдут и четвертуют. Я выскочил в коридор и побежал в самый конец, туда, где располагались душевые комнаты. Зачем мне было нужно именно туда, я тогда не соображал, мой сжавшийся мозг метался между желанием раствориться в воздухе, раскаянием и благодарностью Богу, что пакет упал только на ухо, а не на макушку человека.

В душевых было пусто. Я заглянул за каждую перегородку и никого не увидел. Зато я услышал в коридоре характерный шум и понял, что час расплаты приближается… И тут меня осенила блестящая идея! Блестящая, потому что она была единственной. Я разделся за пять секунд, аккуратно повесив одежду на крючок, встал под струи горячей воды и быстро намылился с ног до головы. Через какую-то минуту в душ вошли «ищейки» и увидели, как в клубах пара какой-то голый студент, ни сном ни духом не ведающий о «кровавом» происшествии, ожесточенно взбивает пену на голове и напевает что-то из Моцарта… Два парня еще позаглядывали между перегородками и в раздевалки… Но кого они могли там увидеть, спрашиваю я вас?

…Когда с этажа все ушли, я наконец-то смыл с себя пену, уже раздиравшую глаза, и сел прямо на кафельный пол, совершенно обессилев. Это был день самой большой чистоты в моей жизни, если можно так выразиться. Никогда я не мылся лучше, и никогда, кажется, я не ощущал ближе дыхание Судьбы и помогающую руку Бога. Наверное, мое искреннее раскаяние в совершении такой скороспелой «шутки», терзавшее меня, пока я искал укрытие, убедило высшие силы, что этого урока будет вполне достаточно на всю мою оставшуюся жизнь.

В комнате Сашка в подробностях пересказал мне все события минувшего дня, а я таращил изумленно глаза, подергивал головой, как телок, отгоняющий мух, но о своей роли главного злодея ни словом не обмолвился даже с лучшим другом. Правда, гораздо позже, когда я нашел себе дешевое жилье и съехал из общежития, я признался Сашке во всем – он присвистнул и сказал только:

– Ну ты даешь! В общем, тебе повезло во всех смыслах.

Да я и сам так считаю до сих пор, вот уже почти тридцать лет.

Правда, только правда, и ничего, кроме правды!

рассказ

…Говорят, что этот сюжет – расхожий анекдот с «бородой». Не знаю, где он расхаживал, но с моим ухом он не пересекался. Мне вся история была преподнесена «за чистую монету» как реально произошедшая…

Да так ли это важно?

И кто поспорит с тем, что все анекдоты, так или иначе, рождены обыденной жизнью людей?

…В стародавние времена, когда городской транспорт ходил по расписанию, а на работу подавляющее большинство приезжало к строго обусловленному часу, в одном автобусе, едущем из Черёмушек, собиралась по утрам одна и та же компания. Все знали друг друга в лицо, занимали знакомым места, выходили на одних и тех же остановках, а назавтра повторялось все то же самое. Пассажиры примелькались друг другу, глаз невольно отмечал перемены в постоянных попутчиках или вдруг обнаруживал недостачу, и тогда мысль начинала крутиться в направлении «А что с ним? Куда, интересно, пропал?» Потом о пропаже забывали, потом пропажа обнаруживалась, входила на своей остановке в положенный час, и снова можно было ощущать стабильность, которую человек склонен иметь всюду, в чем просто иногда сам себе не отдает отчета. В этом микромире каждый существовал ежедневно одинаковое количество времени, и привычная утренняя поездка изо дня в день заводила каждого ровно на сутки, как пружину у механических часов.

В означенном автобусе ежедневно возили в детский сад на улицу Вавилова мальчишку лет четырех. Иногда с ним был отец, иногда – мать. Они садились еще до семи часов утра, видимо, на первой остановке, и поэтому всегда занимали передние места слева от входной двери за металлической перегородкой, отделяющей вход. Мальчику приходилось вставать очень рано, он явно мучился от этого, досыпал на ходу с открытыми глазами, практически никогда не разговаривал и не прояснившимся еще ото сна взором смотрел сквозь стекло на пейзаж по сезону.

Единственной его отрадой в автобусе и хоть каким-то спасением от монотонного хода времени было – упереть ножки в перегородку и напрячь мускулы своей маленькой спинки, демонстрируя род утренней гимнастики просыпающегося молодого организма. Но строгий отец или мать неизменно замечали невинную радость и тут же лишали несчастного ребенка и этой малости – молча надавливали рукой на коленки сынишки и тихонько объясняли ему, что нельзя в грязной обуви ставить ноги на перегородку – люди могут испачкать потом одежду. Мальчишка подчинялся, но порой, забывшись, непроизвольно возвращал ножки в удобное для него положение. Утренний дремотный автобус катил по заданному маршруту, открывались-закрывались двери, никто не разговаривал, сонная тишина нарушалась только объявлениями остановок, но это было не в счет, потому что было тоже привычным и неизменным.

В одно такое туманное осеннее утро мальчик ехал в детский сад с папой.

Они сидели на своих постоянных местах и синхронно раскачивались вместе со всем автобусом, не пробудив ещё в себе сил для оказания сопротивления обстоятельствам, пока мальчик в задумчивости не поднял по привычке ноги и не упер их в перегородку – и тут по белой эмали потекли два грязных ручейка. Папа в сердцах хлопнул сынишку по коленкам и довольно громко сказал:

– Ну сколько раз тебе можно говорить: не ставь ноги на перегородку! – он хотел еще что-то добавить, но мальчонка громко – на весь салон – без паузы и без раздумий парировал:

– А тебе мама сколько раз говорила: не писай в раковину, а ты писаешь!

Весь автобус одновременно вдохнул и одновременно выдохнул таким хохотом, что водитель резко затормозил, открыл окно в салон и хотел поинтересоваться, что же произошло. Но ему никто не мог ответить: люди валились с ног от смеха, плакали, взвизгивали, стонали и никак не могли остановиться. Пунцовый папаша на ближайшей остановке выскочил из автобуса, выдернув за собой ребенка, так и не доехав до детского сада несколько остановок.

Пассажиры постепенно угомонились, даже начали задремывать, переместив забавное происшествие на задворки памяти, но вдруг в полной тишине какая-то женщина тоненько засмеялась. Сомнений не было – она вновь «прокрутила» в голове молниеносный диалог и не смогла удержаться. Все пассажиры снова разом грохнули смехом и, отхохотавшись повторно, проснулись окончательно: глаза и лица приобрели осмысленное выражение, расправились плечи, зашуршали газеты. День начинался, хотя и не для всех одинаково удачно…

Этим автобусом всегда добирался до работы мой свекор. И он говорил, что правдивый мальчик потом ещё продолжал ездить по утрам в детский сад, но возила его теперь уже только мама.

Великий сантехник

рассказ

1

Предварительно

У меня на работе сломался компьютер. Или принтер. Или не сломалось ничего, но выводить на печать никто ничего не хотел. А в этом состоит моя работа – я вывожу на печать: превращаю опыт, мыслительный процесс и финансовый интерес в документы формата А-4. Вся моя работа, если подумать крепко, как раз и вписывается в этот формат. Не густо, конечно, но чтоб взлететь, надо построить аэродром. Вот я и работаю в заданном формате, а дальше видно будет. Как говоришь ты, однажды так все сложится, что будет только один выход: что-то поменять радикально в своей судьбе. А пока не надо опережать события. Вот я и вывожу пока на печать.