Саша Танин - Влюбленный стигматик Страница 2

Похоже, она рассчитывала на большее внимание. Липовый номер, подумал я.

Но, когда я ей позвонил, она сказала что узнала меня, ну, или сделала вид что узнала. Мы встретились через неделю после той встречи в баре. Ее звали Кортни. Рыжая бестия с манящим задом и запоминающимся носом с горбинкой.

Приятно когда женщина тебя понимает. Она не стала мне мешать, раздевать ее. Она просто сидела и болтала.

Странная девчонка. Она разговаривала со мной даже в тот момент когда я лежал на ней, ерзая туда-сюда. Просто сексуальный психолог какой-то. Кортни никогда мне не отказывала. Всякий раз когда я ей звонил, она говорила что приедет. И приезжала.

Мы пили, трахались, и все время говорили. Я не имел понятия чем она занималась, есть ли у нее кто-то из мужчин, и черт знает какой ветер носился у нее в голове. Мне показалось что она психически нездорова. Трахаться и разговаривать о разных вещах это в ее стиле. Мы говорили о многом. Она говорит, я слушаю, и на наоборот.

Она умела болтать, слушать и хорошенько давать.

Дело тут в том, что она не берет больше трубку телефона, и не приезжает ко мне. Вот такие дела. Может, она и была шлюхой, да только мне неважно.

Я набрал номер своего друга, Лестера.

Семеро черномазых

Раньше я редко просыпался раньше обеда, только когда приходилось подрабатывать. Ну, например таскать на горбу всякие мешки. А мешки иногда были тяжелые – набиты цементом под завязку. Или лопатой как конвейером приходилось орудовать. Я линял с такой подработки буквально на следующий день, когда спину не мог разогнуть.

И вот, в очередной раз, когда в жизни наступает момент, когда надо оторвать свой зад от теплой постели, что не так то просто сделать, и вы не хуже меня это знаете, ну особенно те кто не привык работать физически.

Короче, наступает момент когда, тебе нужны бабки.

Лестер, вчера замолвил за меня словечко на стройке. Работа говно, но каждый блядь прораб мнит себя властелином, феодалом ебаным над рабами. В общем, за тебя еще и поговорить надо, чтобы тебе работу эту дрянную дали. Рекомендации – сегодня это важно в современном мире. Всем нужны какие-то гарантии. Если у вас отличная жопа и рекомендации, то вы фаворит на этих бешеных скачках жизни.

Надо идти подумал я, в противном случае в постели долго никого не будет. Женское тепло так и не появится. Стимул есть в общем.

Идем значит с приятелем. Нет, не идем, а плывем, как говно. В толстых куртках и ватных штанах. Мой приятель вообще-то художник. Гений чтоб его. Но картины его в какой-то момент перестали покупать, агенты ссылались на то что, сейчас другие тренды в искусстве, в фаворе импрессионизм. А его постмодернизм нахуй никому не нужен. Это нытье реального мира никого не волнует. Всех почему-то начала ебать история. Ну а денег Лестер конечно не скопил, а те что скопил уже давно пропил. У него тоже есть стимул.

До места пара километров. Шли молча. Как на казнь.

На проходной, старикан сторожила, посмотрел на нас усталыми глазами и открыл нам дверь. Мы вошли на территорию. Базу, как ее называют. Вот уж блядь не подумал бы что это моя база, моя база дома с членом в женщине, печатаной машинкой и стаканом.

Моя база эта удача и фарт. Ведь я уже много лет живу на подарки от Бога.

Навстречу нам быстрым шагом, двигался человек. Он одет был в чистую теплую куртку, на голове была бейсбола, позади себя он оставлял следы от рабочих сапог. Вот он, двоедушный прораб.

– А, привел?! – говорит он

Лестер, кивнул.

– Значит так, – начал босс, – есть работа на складе, погрузка-разгрузка

Мы оба скривились.

– И на яму, кабель прокладывать.

Тут же кивнули.

– За мной идите, господа гении, – сказал он ухмыльнувшись.

Плюнул сука в нас.

У ямы толпилось еще человек пять, пятеро афро. И мы двое.

Прораб рассказывал что надо делать. Мы не слушали.

Когда он ушел, Лестер сказал:

– Пошли в фургон, он и сам сейчас туда придет. Он наш. Его турнули полгода назад из университета.

– Работать не будем сегодня? – спрашиваю

– Ну только стаканы поднимать.

Мы заржали и поплелись.

Чистюля

Каждый раз, бывая у Лестера в гостях, я видел идеальную чистоту, доведенную до блеска и аккуратно разложенные предметы, будто по линейке. Обстановка такая меня настораживала. Дом без эмоций.

Холостой мужик, так педантично относящийся к порядку, мне кажется человеком ненормальным. Чехов как-то писал: «если человек не курит и не пьет, поневоле задумаешься, а не сволочь ли он». Когда он онанирует (а онанируют все, это я вам как мужик со стажем заявляю), готов поспорить, что кончает на белую салфетку, а потом аккуратно и брезгливо ее сворачивает, спускает в унитаз и сплевывает в него. Лестер неплохой парень, он старается изменить свою жизнь, навести в ней порядок, обрести стабильность.

Мы разные с моим приятелем. Этот парень, в прошлом кинул на баксы человек десять наверно, я же окружен стеной из кредиторов.

В моем же доме, перманентно заводился беспорядок. Но, один раз в две недели, я судорожно хватался за наведение чистоты, после чего обычно становилось пусто внутри меня. Лестера, похоже, такое ощущение не тяготило. Уборка происходит после нескольких дней пьянства, когда дом переполнен воспоминаниями и грязью пропитых дней. Лестер старается пить меньше, будет отличным мужем и станет отцом года.

Когда я вспоминаю своих женщин, Лестер своими воспоминаниями делится неохотно. Я помню каждую эту историю, я любил их всех, помню размер груди и цвет глаз, где и в какой позе мы трахались. Мужчина пишет всегда для женщины.

Последнее время я пребывал в одиночестве. В одиночестве страдаем, в одиночестве умираем.

Такая тяга

Каждый раз, пробуждаясь после короткого и неспокойного сна, я ждал солнца свет. Прошло много времени с того дня, когда я последний раз видел и чувствовал солнце. Кортни.

Сливаясь с нависшей серой плитой, уже не чувствуешь ничего. Пустота.

Вечером я решил прогуляться до лавки с алкоголем.

– Как всегда? – продавец сухо приветствует меня, когда будто он носил мое тяжелое серое пальто и потом продал его мне.

А мне чего выряжаться, – если на душе грязно, – то модной одежкой это дело не исправишь.

– Нет. Сегодня возьму две. По радио передали, что завтра будет снег.

Я достал смятые купюры, передал ему, развернулся, и загремев бутылками пошел к дому. Во дворе, шумела вечерняя детвора; играли в футбол. Я остановился, достал бутылку, и отвернувшись от глаз соседей, стыдясь, сделал несколько глотков. Вдруг в меня влепился мяч, я поперхнулся и едва не уронил от испуга свои запасы.

Один мальчик двинулся было ко мне за мячом, но я остановил его жестом, делая знак, что сейчас отдам им мяч. Взяв в руки мяч, я улыбнулся игрокам. Ребята уже начали кричать на меня в нетерпении. Я пару раз набил и отдал пас самому маленькому. После чего ввязался в игру вместе с ними, с юношеским задором. Взрослея, мужчина всегда остается ребенком. Ребенком, которому нужна любовь и тепло.

Запыхавшись, я упал на промозглую землю, и ребятня навалилась на меня гурьбой. Я улыбался. Спустя пару минут, не вынося тяжести, добрым криком разогнал их, и мальчишки вернулись к игре, а я продолжал лежать под небом, расправив ноги и руки в стороны, как звезда, которая ищет отражения в других звездах.

Много времени стерто из моей жизни, думал я. Без малышки Кортни мой дом замер, и часы встали на половине шестого. Она должна вернуться начал твердить я себе. Лежу, разглядываю фонарный столб, в свете которого я увидел первый снег. Надеюсь, завтра подадут чертово отопление, подумал я. А то ведь я холодный как труп в морге. Кто мы без любви?

Дикая страсть

С женщинами у меня по-разному выходило. Была у меня подружка одна, Натали. Молоденькая такая, лет двадцати, или что-то типа того. А сиськи уже как в тридцать пять, после беременности. Сама шоколадная такая вся. В общем, не все так просто скажу я вам. Все никак у меня с ней не клеилось, ну в плане, что сучка эта не давала мне.