Саша Танин - Влюбленный стигматик Страница 3

Когда она написала, что хочет послать мне подарок, мне, старому другу подарок, я заволновался так, что в штанах стало тесно. На минуту хотел было представить, что будет в посылке, но решил отложить, и насладиться предвкушением самого представления.

Ведь вся моя личная жизнь налаживалась только тогда, когда я оставался наедине со своим «дружком», просматривая фильмы Тинто Брасс с молоденькими медсестрами, домохозяйками и волосатыми сантехниками, черт бы их побрал. Никогда не понимал этих порно-режиссеров: ну кому интересно смотреть на потную мужскую жопу когда он наяривает. Всегда приходится отвлекаться, и нажимать кнопку перемотки, до лучшей позиции.

У Натали, было достаточно похотливых поклонников. Судя по тому, что она не расставалась со своим телефоном ни на минуту. То и дело, что-то писала и отвечала на звонки.

Мы часто встречались у меня дома, пока она не свалила покорять Лос-Анджелес. Смотрели всякое кино 80-х, c философскими фразочками типа: «малыш, я спал дольше чем ты жил». Ее, эту фразу, пропитым голосом произнес какой-то пьянчуга в баре, в фильме «Фактотум» по сценарию Буковски. Чарльз Буковски классный мужик. Один из лучших американских писателей. Он мой мастер, а я его неизвестный неумеха ученик. Однажды, Чарльз выделил себе крохотную роль в своем сценарии, к фильму «Пьянь» с Микки Рурком. Он мелькнул в кадре, в дальнем и темном углу барной стойки со стаканом в руке. Молча. И все. Говорю же, классный мужик, без выебонов. Все коротко, без «воды».

Ну и Микки тоже мужик. Например, фильм «Пуля» взять, правильный тип этот Рурк не только по фильму, но и по жизни. Вот только наркота.

Я давно уже хорошего кино не видел, вот так. Одни пидоры на голубых экранах. Потому они наверно и голубые, эти экраны. Люди врать не будут.

Короче, часто Натали оставалась у меня на ночь, мы спали вместе, и она давала себя обнимать и иногда целовать. Мой малыш был вне себя, до боли в яйцах. Однажды, я чуть было не всунул ей.

Она как запретный плод лежала рядом, с упругой большой грудью, нежной бархатистой кожей и запахом похоти. На ней были белые детские трусики в цветочек, и майка в обтяг. Я чуть с ума не сошел. Я так скажу: не заводи лучше таких подружек, если неуверен что она тебе даст. И тут даже не стоит вопрос о дружбе между мужчиной и женщиной. Дружба прекрасно сочетается с еблей. Но бабы, конечно иного мнения.

В общем, лежит она не прикрываясь одеялом, жует что-то и пялится в экран телика. Я пялюсь на нее. Говорю ей, может спать будем. Она кивнула, отодвинула тарелку и покорно улеглась. Я обнял ее, и начал возить рукой по ее ноге и спине, поцеловал в шею… она потянулась в улыбке, я лезу своей наглой рукой в святую святынь, она вроде молчит, и тут я стягиваю свои трусы и тыкаюсь в нее… она этого явно ожидала, но среагировала она так, будто это какой-то чужой член змеем в нее ползет. В общем, она резко развернулась и сказала, что не надо. Я хотел было что-то сказать, да передумал. Что мне пятнадцать лет что ли, уламывать какую-то телку из школы.

Короче не давала, и не дала.

Пока она спала, я среди ночи гонял лысого, так и знай взад вперед, взад вперед. А она вот, рядом лежит, посапывает.

Представление юной и красивой девочки, легкое и неосторожное касание рукой в метро их стройных ног в нейлоновых колготках, и чувственных попок, давало мне жизни в это серое время: я словно аккумулятор, заряжался видами и касаниями.

Бывало, я заглядывал в магазины женского белья, разглядывал трусики и чулки на манекенах, представлял их на посетительницах, чем привлекал к себе внимание как непрошенный гость. А когда проводились, какие-либо соревнования среди университетов, я всегда там был. Ага, самый первый на ножки и жопки пришел поглазеть.

Посылку доставили вечером, около восьми; она была небольшого размера. Я закурил и стал представлять что лежит внутри, аккуратно ее разворачивая. Внутри лежал конверт, и белые трусики с рисунком кролика типа Bugs Bunny на передней части; по форме они были похожи на детские. Такие как тогда, когда я чуть ей не вдул. Лучшего подарка я и представить не мог. Нежно взяв их в руки, я приложил к губам и жадно вдохнул. Ох, черт. Минут пять я так дышал, как больной в кислородной маске. Затем я вскрыл конверт, внутри на небольшом листке было выведено красивым почерком: Мотель «Hat», №12, 21.00, а чуть ниже был след от ее губ, от ее помады.

Времени оставалось ровным счетом час, чтобы собраться. Волнение настигло снизу и сверху, сминая меня в возбуждении. Я мигом достал початую бутылку, залпом выпил два по пятьдесят и закурил. Вызвав такси, налил еще сто и стал неспешно и задумчиво тянуть.

Зазвонил телефон. Такси.

Веселый водила пакистанец, на ломаном английском спросил куда ехать. Я ответил. А сам думаю: ну чего вам дома не сидится, водил бы там себе такси у себя в Пакистане, что там такси не водится что ли. Мне сейчас не до веселья, черт возьми.

Поднявшись к номеру, я немного постоял и открыл дверь. Внутри было тихо. Прохожу в спальню, и завидев горку из одеяла, стал тут же судорожно раздеваться. Подойдя к кровати я откинул одеяло и увидел под ним резиновую куклу. А на кукле этой записка: «надень на нее трусики». Вот же блядь. Ну думаю, молодчина, разыграла старого дружка, и засмеялся. Она никогда мне не даст, решил я.

Вдруг дверь открывается, и в нее задом закатывается горничная. Ничего так жопа, мигом оценил я. Она оборачивается ко мне, шоколадная мулатка, и вздрагивает. Стою я, и мой дружок стоит. Я успел было подмигнуть своей новой знакомой, но та вылетела пулей из номера. Что же, я не тот богатый француз еврейского происхождения по имени Доменик, что с меня взять. Но меня тоже сегодня развели.

Рядом с кроватью, на тумбе, стояла бутылка бурбона и еще одна записка. Я открутил пробку, и хорошенько приложился. Беру записку, читаю: «Как-нибудь обязательно увидимся».

Я смотрел в окно, панорамный вид из отеля раскрывал город.

Я что могу сказать, могу только повторить, что заводить себе молоденьких подружек, можно лишь тогда, если сразу есть шанс с ней потрахаться, в противном случае она будет вас использовать как умного мужика и друга. Вряд ли меня можно назвать слабаком в этих делах, баб у меня было достаточно, хотя и выходило с ними по-разному.

Невроз

Выйдя из мотеля, я решил прогуляться. Через несколько кварталов, зашел в кафе и сел у барной стойки. В окно открывался вид, на тихую улицу. Стемнело. Редкие автомобили тащились по дорогам, словно смакуя слякоть. Я заказал чашку черного классического чая, и классический чизкейк. Кофе в Америке паршивый. На каждом углу кофе, а он везде поганый. Меня можно было бы прозвать консервативным, но этим вечером действительно тянуло на классику. После того, что не вышло в мотеле, тем более.

Рядом, на расстоянии одного свободного стула, сидели две девчонки. Сидели они уже не первый час судя по их истосковавшемся кофейным чашкам. Они щебетали, передавая друг дружке палку говорилку, то есть одна делала паузу, другая тут же подхватывала.

Я закурил, и продолжал смотреть в окно, слушая болтовню своих соседок. Я сижу, и начинаю думать о том: как хорошо и тихо в этом кафе, в этом приятном обществе, пока оно с тобой не говорит; я был сам по себе, как и все они.

Сижу и ковыряюсь в старом белье.

Я ведь не был таким, как сейчас: спокойным и смирившимся с правилами жизни. С восьми лет кататься между городами, без присмотра, это уже что-то. А как стукнуло восемнадцать, так и вовсе отправился куда глаза глядят. Трэвис Стрэнджер. Так меня зовут. Такой вот «трэвэл странник». Меня так и носит в сторону лукавый ветер. Если вдруг начинает казаться что ты теряешь себя, то знай, ты просто меняешься.

Вдруг, какой-то хуй с горы, нарисовался и уронил мою куртку с вешалки, а следом и чашку ебаного классического чая зацепил, прямо мне на джинсы. Обычная кафешная классика, но это не вечер знакомств.

– Да что с тобой не так блядь, чувак?! – говорю я ему.

А этот ботан мне виновато отвечает:

– Извините.

Телки на меня покосились, и начали собираться. Словно я испортил им вечер, уходят, понимаешь, с вечеринки.

Я сидел, и вспоминал как уходил я и моя мать от отчима. Порядок выводы мыслей я не контролирую, я не машина с алгоритмами. Это как перед сном, целый ворох всяких мыслей, образов, пятен.