Юрий Милославский - Приглашённая Страница 25

Всё успокоилось.

Но не позже чем через месяц Марик напомнил мне о нашем турнире остроумия самым неожиданным образом.

Я пришел для записи очередной программы.

По окончании студийного часа Марик пригласил меня к себе в кабинет, чтобы угостить кофе («лучше выпить кофея, чем не выпить ничего»). Изготовив две порции espresso с помощью небольшой, но массивной машинки, видом своим отчего-то напомнившей мне старинный канцелярский арифмометр, редактор отведал свое угощение, поморщился от горечи – и подсластил кофейную жижу, опорожнив в нее бумажный пакетик с диетическим неочищенным сахаром. Я проделал то же самое. Приготовленного напитка хватило нам глотка на два. Марик первым осушил свою чашку и обратился ко мне «с идеей в развитие того, о чем как бы трекалось тем разом».

Мне было предложено отправиться в…ов для участия в международном симпозиуме «Роль русско-язычных демократических СМИ в странах СНГ и на Западе». В этой связи Марик добавил, что оплатить мои расходы редакции пришлось бы затруднительно, т. к. я сотрудник внештатный, но организацией симпозиума занимается «один наш неслабый мозговитый танк» [17] , который «за всё башляет». Редактор также выразил удовольствие возникшей возможностью предоставить мне шанс немного развеяться, «подзарядить аккумуляторы» и, наконец, побывать на «истродине» – впервые за тридцать лет («Николаич, ты как Бродский: принципиальный невозвращенец»).

Симпозиум должен был открыться в октябре 2007 года, и, т. о., до него оставалось около шести месяцев.

Я не был расположен обсуждать с Мариком причины (уже разъясненные выше) моего нежелания возвращаться туда, откуда мне посчастливилось удалиться. Они, эти причины, оставались в силе. Но их содержимое, их основа – чего я не стал бы обсуждать и с самим собой – по составу своему обратились из средства защиты от прямой опасности в средство для соблюдения традиции.

Кто жил в одной из квартир доходного дома по 19-й улице на восточной оконечности муниципального округа Queens? – Только Николай Н. Усов и никто другой. Кто жил по неизвестному мне адресу в…ове? – Допустимо, что Александра Федоровна Кандаурова, и это еще в лучшем случае; никаких тому подтверждений у меня не было, поскольку я не имел в них надобности. Сашка Чумакова в своем красно-алом, туго подпоясанном плаще, достигающем белых, скругленных конусами коленок, живет в…ове. При каких-то особых обстоятельствах она без предупреждения навещает Николая Н. Усова, который является единственным правопреемником или, скорее, изводом Кольки Усова. Колька Усов не живет нигде. Об этом Николаю Н. Усову доподлинно известно.

Такое упорядоченное размещение-распределение всех поименованных относительно друг друга следует рассматривать как заслуживающее самого строгого соблюдения, т. е. как базовую традицию. Нарушать ее я не стану и потому с места не сдвинусь.

– Мне это как-то не с руки.

Эту последнюю фразу я произнес вслух, присовокупив к ней все то, что полагается в таких случаях произнести обходительному, изысканно-вежливому – когда этого не избежать, – просвещенному человеку.

– Чувак! – воскликнул Марик. – Ты что, замочил там кого-нибудь перед отъездом?! Так сегодня это уже никого не колышет! Слетай отдохни! Врубись: это бесплатный отпуск на неделю. И – это по работе, Николаич. Ты сделаешь репортаж из пяти кусков, запишешь там интервью с участниками. Это часть твоей программной сетки. Когда я тебя рекомендовал для этой конференции, ты был четко представлен как единственный у нас тутошний компетентный в этой области автор, который нас устраивает. Эта поездка набавит тебе статуса. Нам будет легче тебя сохранить, не дать тебя слить. Я не хочу тебя напрягать, Николаич. У них навалило специалистов полный Егупец – бывшая мать городов русских. Все ботают по мовке – и они рвутся! – писать для нас оттуда сюда, в Нью-Йорк! – обзоры, комментарии, давать злободневные репортажи с мест. Можно, ты мне облегчишь задачу их тупо-тупо футболить?

Где живет Сашка Чумакова? – В…ове. А где живет Колька Усов? – Нигде.

Я попросил редактора простить меня за нелепую реакцию и осведомился о точной дате вылета; он выпадал на 14 октября. Мы обо всем договорились. Я также сказал ему о своем намерении освежить свои давние тамошние журналистские связи. Он тотчас же вызвался в этом содействовать и предложил мне составить ему список персоналий, чтобы он мог поручить «своим чувакам» отыскать для меня теперешние их данные: адреса почтовые, адреса сетевые и номера телефонов.

Среди прочих имен, что были вписаны мной для отвода глаз, присутствовала Александра Федоровна Кандаурова.

Я все больше и больше склонялся к убеждению, что у нее возможно будет выпытать всю – или частичную – правду о Сашке Чумаковой, которую та от меня постоянно скрывала.

Обратись к ней Колька Усов, и в ответ ему достались бы одни эти плавные, но спорые, неотвратимые, отказывающие движения век, подбородка, всей изящно завальцованной Сашкиной головки – по нисходящей к левому плечу траектории – и ее лукавые, притворно-недоуменные улыбки при устах неразомкнутых, но далеко отводимых в стороны-вверх, как могла бы, например, улыбаться Коломбина, ради шутки загримированная под Пьеро – и ведущая диалог с Пьеро подлинным.

Но, по логике вещей, А.Ф. Кандаурова должна была стать правопреемницей Сашки Чумаковой, и, если на то не имелось прямого запрета, у нее не было особенных причин отказать в общении Николаю Н. Усову – смирному, ненавязчивому, приметно воздержному, но и довольно еще обаятельному в женских глазах немолодому иностранному подданному – правопреемнику Кольки Усова, который не живет нигде.

Во всяком случае, иного пути, чтобы пускай напоследок, но добраться до Сашки, заставить ее замереть и прислушаться – не существовало, и отступиться от этого – было свыше моих сил.

Я готовился к нашей встрече последовательно и со знанием дела.

По утрам я не только прогуливался по набережной в Асторийском парке, но, одетый в спортивные блузу и штаны на очкуре, обутый в пружинистые матерчатые башмаки, совершал гигиенические пробежки протяженностью до двух миль. А с 10–11 вечера и до предутренних часов я сидел у компьютера, набирая в окошках Yahoo! Yandex’a, Rambler’a, модного Google и прочих искалок: «Александра Федоровна Кандаурова» или «Александра Чумакова», или «Александра Чумакова…ов», или «Александра Федоровна Кандаурова…ев», то так, то этак изменяя условия поиска, пользуясь не только кириллицей, но и латинским шрифтом.

Результатов не было никаких.

Даже став клиентом платной поисковой системы, которую обычно применяют для контроля за кредитоспособностью и обнаружения неисправных должников, я только того и добился, что ее домашнего…евского адреса и телефона, ранее полученного от заведующего редакцией. Сетевой адрес отсутствовал.

Тем не менее я не прекращал своих попыток.

Связаться с А.Ф. Кандауровой по телефону предполагалось за несколько дней до отлета, и уже к этому первому нашему разговору мне хотелось бы раздобыть о ней пускай даже самую скудную информацию.

Мой компьютер был оснащен патентованными защитными приспособлениями повышенной надежности. На поиски А.Ф. Чумаковой-Кандауровой я выходил с подмененным опознавательным номером, зарегистрированным то в…ове, то в Днепропетровске, то в Московской области, и для применяемых в частном обиходе автоматических средств сетевого зондирования добраться до настоящих «исходов» моего номера было бы не так-то просто.

Я перешел к более активным действиям. Став зарегистрированным посетителем «Одноклассников. ru», я назвался “souchenikom_iz_10go_A” и “Aleksey’ем” (юноша из Сашкиной школы в Красной Баварии; все это отражало сохраненные мной побочные сведения, ранее почерпнутые от Чумаковой: тогда я отлагал в себе каждое ее слово, чтобы потом разгадать его настоящий, уничижительный для меня, смысл).

“Aleksey” объявил в розыск Сашку Чумакову, но не отозвалась ни она сама и ни один из тех, кто учился с ней вместе – и мог бы сообщить о ней нечто определенное.

С моими рутинными занятиями я кое-как управлялся, но, под предлогом добавочной нагрузки, приостановил не только ужины в немецком ресторанчике с Джорджем, но и увлекательные встречи с владельцем галереи «Старые Шляпы».

Моя подготовка требовала от меня всей мыслимой сосредоточенности.

Наступил июль. Свойственный нью-йоркской погоде в летние месяцы сырой, угнетающий вар, отдаленно подобный тому, которым отличались когда-то наши районные прачечные, но многократно превосходящий его своей тяжестью, сгустился в этом году раньше обыкновенного.

Лучше всего было у реки, или в движущемся автомобиле с включенным кондиционером, или в ночной, без огней, квартире с кондиционером же. Но вся эта машинерия создавала неизбежный назойливый фон – совмещение ропота, воя и хлюпанья, что меня либо рассеивало, когда я к нему прислушивался, либо некоторым образом оболванивало, «гипнотизировало», если я переставал обращать на него осознанное внимание.