Юрий Запевалов - Золото севера Страница 26

– Что, открыть дверь, выбросить тебя? Сейчас организуем! Георгий протянул ему приготовленные заранее документы – билет, телеграмма, свой паспорт.

– Что ты мне суешь, что ты суешь, на кой мне все это? Ты террорист, бандит, мы тебя сдадим в органы! Не в милицию, нет, не надейся, в КГБ!

– Но это же будет в Свердловске! Поймите вы меня, я не мог не лететь.

– А мы тут при чем? Нет у нас мест, ты это понять можешь? Нет у нас мест, а стоять в самолете нельзя! Не только не положено – нельзя! Куда мне тебя теперь? Куда?

– Вы успокойтесь. Посмотрите, все же документы. А вот мое удостоверение. Посмотрите, мы ведь тоже КГБ. – Георгий «темнил». Да, когда-то «Главзолото» было в составе КГБ, это было давно. Но кто об этом знает, кто помнит, что это было давно? Потом разберутся, главное сейчас успокоится. Командир забрал все документы и ушел в кабину. Георгий стоял, стюардесса не отходила, караулила его, как бы чего не случилось. Стюардессу вызвал командир, она убежала. Бегом. «И как разбежалась в этом узком салонном проходе? Ага, пошути еще. Тебе сейчас самое время».

Далеко впереди, в кресле, кто-то сидел в форме Гражданской авиации. Георгий засек его боковым зрением, еще ничего не соображая.

Стюардесса вернулась от командира и подошла именно к этому летчику. Они о чем-то поговорили, летчик оглянулся на Георгия, снова что-то сказал стюардессе, поднялся с кресла и ушел вперед, к кабине. Стюардесса пошла к Георгию. «Неужели решили? Господи…» Георгий все понял.

Его усадили в кресло ушедшего в кабину летчика, стюардесса вернула ему все документы и тут же поставила поднос с обедом, как раз тележка подъехала.

– Да не хочу я, вы что?..

– Есть надо, – строго сказала стюардесса, – когда-то вы еще доберетесь!

И все! Ни обвинений, ни упреков.

– Вам приказано есть, и спать. Успеете еще часа полтора вздремнуть. В Свердловске выйдете вместе с командиром.

В те времена существовало правило – после посадки из самолета первым выходил командир. Проходя мимо Георгия, он бросил коротко:

– За мной!

У самолета стоял дежурный уазик. Георгий сел вместе с командиром. Подъехали к зданию аэропорта.

– Выходи, быстро!

– А… а… Как же?..

– Я сказал, быстро. Тебе еще успеть надо. Да добираться сколько! Давай, быстро, выскакивай, не до разборок сейчас. На площади такси, постарайся уехать.

– Спасибо вам. А меня простите. Сами понимаете…

– Все-все, мы поехали! – машина резко сорвалась с места. Уже в такси Георгий начал соображать. Он сказал – на вокзал.

А зачем на вокзал? Поезд его ушел, следующий – завтра вечером, и что, сидеть на вокзале до завтрашнего вечера?

– Слушай, – сказал он таксисту, – давай на Свердловск-Сортировочную!

«Вдруг там товарняк какой пойдет? До Уфалея. Или через Уфалей. Отца там знают – все же председатель у них профсоюза. Может, помогут. Что мне, целый день на вокзале сидеть? Да я же умру от напряжения. Сердце не выдержит!».

На «Сортировке» Георгий сразу прошел к дежурному диспетчеру.

– Что, Александр Петрович? А ты его сын? Тот, что с Севера? А что умер отец, не знаешь еще? Умер, сердечный, нам уже объявили. Сейчас я запрошу по селектору, подожди, – пожилая уже женщина, ночь, как же это она управляется со всеми здесь поездами, паровозами, всем этим тасканием-перетаскиванием вагонов? Женщины пятидесятых-шестидесятых, послевоенные вдовы, когда же преклонимся мы все перед вами в великой благодарности за ваш труд, заботы ваши, за то, что мужиков заменили на целые десятилетия, на целую жизнь!

– Ты не заснул здесь? Иди. Сейчас паровоз подойдет. Садись, поезжай с ним. Он «резервом» идет до Уфалея. Не испачкайся, осторожно там. Машинист все знает. По дороге «зеленый» вам дадим. За час добежите. Крепись, отец-то умер. Наши уже знают. Готовятся к похоронам. Мы с Уфалеем переговорили. Тебя там встретят. Ничего, ничего, держись, не надо плакать. Все там будем. Поезжай давай, вон, паровоз подходит.

– Спасибо вам, – нервы у Георгия, наконец, сдали, он не мог сдержаться, слезы, они сами катились – по щекам, по подбородку – руки у Георгия грязные, он эти слезы и не вытирал.

Как промчались по перегону Свердловск – Уфалей Георгий помнил плохо. Приехали в шесть утра. Ровно сутки прошло с тех пор, как вылетел Георгий из Тайгинска. Ровно сутки добирался он до своего дома на Урале. Обычно, на такой переезд тратится почти неделя. Ах, какие у нас все же люди! Разве смог бы он долететь, доехать без их помощи?

На станции встретила старшая сестра Зоя, еще родственники, с машиной.

– Ты уже знаешь, да? Получил нашу телеграмму? Нет, не первую, а что уже умер?

– Нет, я узнал час назад. В Свердловске.

По похоронам ни Георгию, ни родственникам ничего, практически, организовывать не пришлось. Тратиться тоже – все заботы по похоронам взяла на себя организация, станция Уфалей, где отец работал все последние годы. Георгий с Лёней, мужем сестры, только сходили на кладбище, выбрали место для могилы.

После похорон Георгий пожил с матерью до девяти дней, оставил ей какие-то деньги, договорился с соседями, что присмотрят тут за матерью – с соседями жили давно, все хорошо знали друг-друга – и уехал обратно. На свой Север. Мать оставалась одна, чтобы ехать ей на Север – нечего было и думать. Думать надо было о другом.

Мать надолго оставлять одну нельзя.

15

Не любят северяне ездить зимой на материк. Вечные проблемы с погодой. С летной погодой. На севере в середине зимы лютые морозы, на юге теплее градусов на тридцать-сорок. На стыке этих зон образуются устойчивые, затяжные туманы. Туманы такие, что порой в метре ничего не видно. Взлет еще туда-сюда, огни там сигнальные, небольшой ветерок, на взлет пилоты всегда окно находят. А посадка совершенно невозможна – сверху земли не видно, сплошной туман.

Неделю просидел Георгий в Иркутске, ожидая приема в Бодайбинском аэропорту. В Иркутске скопилось столько северных бортов, что оттуда рады были вытолкнуть в любой открывшийся порт. Вот через неделю их самолет и отправили – вначале в открывшийся Киренск, затем на Маму, и наконец в Бодайбо. Прямого лету от Иркутска около трех часов, а добирались – две недели. Вот они зимние поездки.

Но теперь уже все позади. Георгий сидит в небольшом кабинете Главного инженера, только вчера прилетел в Тайгинск, сутки отсыпался в приисковой гостинице, вот, пришел представиться, рассказать о своих приключениях в дороге, посоветоваться с Зафесовым, как жить дальше. Зафесов ушел к директору, что-то у них там возникло срочное, советуются. Георгий листал журнал «Колыма», обязательный и нужный журнал всем, кто работал на приисках, на золоте. Золотая промышленность в последнее десятилетие перестраивалась, механизировалась, электрифицировалась и автоматизировалась. Уходил в прошлое тяжкий ручной труд. Мощные драги и гидравлические установки вытесняли подземку, глубокую вскрышу выполняли шагающие экскаваторы, внедрялись новые технологии обогащения, улавливания и съемки золота. К середине шестидесятых годов более семидесяти процентов добытого золота в стране получали открытым способом. В научно-исследовательских и проектных институтах разрабатывались новые технологии, новые экономичные схемы отработки золотых месторождений. Планируемые цифры поражали воображение – перед золотой промышленностью поставлена задача в ближайшие десять лет довести добычу золота до четырехсот тонн в год, а это почти третья часть всего добываемого в мире золота. И это реально – по материалам докладов производственников золотарей, что собрались на Всесоюзное совещание в Магадане. Уже сейчас золотодобытчики выдают стране более трехсот тонн! Добавить сто тонн за десять лет – вполне реальная цифра.

Вошел Зафесов.

– Что, читаешь материалы магаданского совещания? Интересный журнал, возьми себе, там почитаете с Литвяковым. У меня еще есть, мы три номера выписываем.

– Так, Марат Ефимович, нам бы один экземпляр ежемесячно, а? Мы бы забирали в общем отделе.

– Никаких проблем. Принято, – и по внутренней связи, – Светонька, отныне один экземпляр «Колымы» оставляйте для Балаганаха. Они сами у тебя забирать будут. Ну, давай, рассказывай. Телеграмму о смерти отца мы тут без тебя получили. Что делать, пережить все это надо. Мы тут с директором выделили тебе помощь, получи сразу здесь, в центральной бухгалтерии. Рассчитаешься с долгами. И дорогу тебе профсоюз решил оплатить, так что, материально немного поправишься, долги хоть отдашь. Ну а что дальше, как мать? Я ведь, признаться, ждал от тебя телеграммы, боялся – не вернешься, останешься с матерью. Думал, засохнут на корню все наши с тобой начинания. Молодец, что вернулся, ты даже не представляешь себе, как я рад, что ты вернулся. Мы вот с директором подумали, может, в управление тебя перевести, в производственный отдел, квартиру дадим, привезешь мать. А?

– Нечего мне пока делать в производственном отделе, на участке еще работы много. А мать не поедет. И здоровья нет, да и куда она от отца. Нет, не поедет. Пока поживет одна, ничего, рядом в Челябинске дочь, родня. Год, Марат Ефимович проработаю, выполню все, что мы с вами задумали, денег подкоплю немного, а потом все же поеду на Урал. Долго одна мать не проживет. Один я у нее не обремененный ничем, ни семьей, ни положением, Казак, легкий на подъем. Поеду в «Уралзолото», там я думаю, работы не меньше. Что-нибудь подыщут для меня.