Юлия Лешко - Лица счастья. Имена любви Страница 29

Прошел год, второй…

Света, чей офис теперь – ура, ура! – располагался поблизости от меня, приходила к нам в редакцию очень часто. И я стала чаще бывать у нее на работе. Встретимся, поделимся, посекретничаем, покурим, кофейку попьем и разбежимся…

„А почему все-таки не поженитесь?“ – однажды спросила я. Услышав ответ, слегка насторожилась.

…Когда-то мама научила меня простенькому „тесту“ – любишь ты мужчину или это просто увлечение. Надо честно ответить самой себе на два житейских вопроса: хочешь ли ты накормить этого мужчину и хочешь ли родить от него ребенка.

Когда мы со Светланой обсуждали ее сложное (из-за неопределенности) семейное положение, я подумала: разве этот „тест“ неактуален для мужчины? Вполне! Но ни на один из двух вопросов Виталик не ответил бы себе „да“.

И если „кормить“ достаточно хорошо зарабатывающую Светлану не было особой необходимости (по крайней мере, для нее самой), то вот ребенок, в котором ей было однажды и навсегда отказано…

Я приуныла. Да Бог с ними, с грехами моими, со всеми семью. Жила с ними и еще буду жить, но вот за подругу было сильно обидно.

Я уже было начала вслух предавать анафеме тот день и час, когда их познакомила.

„Перестань, Юлька, – сказала мне Света. – Он меня любит, по-своему. И я его… тоже“.

Ох, как не люблю я эти расплывчатые определения: „по-своему“…

В общем, расстроилась я после того разговора ужасно. И мне даже стало казаться: то, что наши отношения со Светланой опять вступили в стадию „паузы“, было к лучшему: совесть моя была нечиста.

Пауза продлилась месяца два. Лето было в зените: стоял дождливый, грозовой июль.

Голос в трубке обрадовал меня и насторожил: „Ты не заедешь?“ – „Когда?“ – „Сегодня. Сейчас“.

Что-то случилось, а что? Небо за окном на глазах становилось фиолетовым, было душно, сердце стучало – то ли в преддверии грозы, то ли от каких-то неясных предчувствий…

Я долетела до Светкиного офиса вмиг: редко курсирующий автобус номер тридцать семь был мне просто „подан“, как только я принеслась на остановку. Я выпрыгнула из него на третьей от меня остановке и направилась, опасливо поглядывая на тяжелое небо, к знакомому строению. Зонт я впопыхах позабыла. Как только за мной закрылась дверь, в асфальт ударили дружные, крупные и тяжелые, как сливы, капли.

Путь назад был отрезан…

…Светина соседка Марина только на первый взгляд казалась беспечной болтушкой. Да, она много говорила, много смеялась, легко и бесцельно кокетничала. Но при этом головы своей ясной никогда не теряла. Наверное, поэтому все, за что она бралась, у нее получалось. Или почти все!

И в людях она отлично разбиралась. Это ей, опять же, в делах очень помогало. И не только в делах, на них, в конце концов, свет клином не сошелся.

Хлебосольная Марина любила устраивать у себя застолья экспромтом. Вот просто так: день был хороший, или просто хорошее мясо купила, или вино чудесное привез Игорь из Франции, или чебуреков захотелось. Неважно!“ Светка, Виталик! Кто дома? Давайте к нам, часам к восьми… У меня – плов…»

Заметив, что у соседки Светки стали в последнее время уж совсем тусклые глаза, Марина не стала расспрашивать – что, да почему. Она просто сказала ей, когда «девочки» вышли покурить на балкон: «Свет, давай на выходные скатаемся до городу Парижу, а где мой миленький живет?» Светка улыбнулась: узнала цитату из мультика – никакого миленького у Маринки в Париже не было…

«Поехали!» – наседала Марина. И толково объяснила ей, что сядут они в хвосте автобуса, без особого комфорта, но зато у Светки совесть не заболит, что едет бесплатно. Заверила, что по музеям ее водить не будет («А почему?» – затянула было Света. «А потому!» – отрезала Маринка), они походят по городу, подышат воздухом, наберутся свежих впечатлений… И все – за два с половиной дня! День отъезда – день приезда, один день! А?…

Виталик ничего против поездки не имел.

Мы сидели в небольшом офисном кафетерии, пили кофе. Уже минут пять. За эти пять минут Света, кажется, раза четыре спросила, не хочу ли я чего-нибудь съесть. Я четыре раза нервно ответила, что не хочу. Пауза, замечание по поводу грозы, еще пауза, затяжка…

Не дожидаясь пятого заботливого вопроса по поводу еды, я спросила: «Светка, ты чего молчишь-то? Где на выходные была?»

«В Париже», – сказала Света, повернулась ко мне своим тонким профилем со слегка вздернутым веснушчатым носиком и стала смотреть в окно. Но на этот раз пауза была недолгой…

…Главное было – правильно начать знакомство с Парижем. Светлана и Марина начали правильно. С Богом отпустив своих туристов вместе с гидом по достопамятным местам города их мечты, сами они уверенной поступью подошли к ближайшему уличному кафе и заказали бутылочку красного вина, «Кодду», кажется. Сели под пестрым зонтиком, вытянули слегка затекшие в дороге ноги…

О, это было отлично придумано! Вообще все было отлично. И то, что Света в дорогу надела черненькие джинсы, черный джемпер и удобные мягкие ботиночки без каблуков, и то, что с утра зарядил мелкий, редкий, очень приятный дождик, и то, что вместо экскурсии они решили таскаться исключительно там, куда упадет их заискрившийся под действием легкого вина любознательный взор.

Не однажды бывавшая в Париже Марина сначала зачастила было названиями улиц, какими-то историческими и литературными ретроспекциями… «Не надо, Марин. Давай так походим, посмотрим», – сказала ей Света.

Не надо. Ей вполне достаточно было смотреть на камни старых улиц и бликующие окна современных авангардных зданий, украдкой разглядывать патлатых и стриженых, стильных и грациозных парней и девушек, слушать музыку малопонятной французской речи… Высокая рыжеволосая девушка в черном тоже привлекала взоры, особенно на Монмартре. «Моментальный портрет, мадемуазель!» – переводила Марина. «Мадемуазель» улыбалась в ответ и качала головой. Хотя ей очень давно хотелось иметь именно «моментальный портрет», на котором, не успев подготовиться, она получилась бы… Какой? Такой, чтобы, посмотрев на себя со стороны, могла понять – какая она. Чего ждет от жизни. И, может быть, что будет?…

Они с Маринкой и не заметили, неторопливо расхаживая по старому городу, как время перевалило за полдень. Почему-то усталость совсем не ощущалась. Разве что хотелось где-то подольше посидеть…

И тут Светлану осенило: «Марина, ведь здесь же есть корпункт нашей газеты! Давай позвоним!» С парижским собкором Света была знакома – однажды встречались в редакции. При знакомстве симпатичный и очень коммуникабельный парень Дима активно выказывал ей всяческие знаки внимания, а потом, при расставании, очень насмешил приглашением: «Будешь в Париже – заходи…»

Димин телефон, к счастью, оказался в одной из записных книжек, взятых с собой. «У аппарата», – бодро откликнулся Дмитрий на звонок неведомого абонента, высветившегося на определителе. «Твое приглашение еще в силе?» – спросила Света, поздоровавшись, но не представляясь. «О! Светлана Викторовна! Солнце глаз моих! Девушка моей мечты! – закричал не на шутку обрадованный сюрпризным звонком Дмитрий. – Все мои прошлые и будущие приглашения, предложения, притязания и приставания в страшной силе! Ты где?» – «Мы где, Марин?» – спросила Света у подруги и повторила ее ответ в трубку. «Стойте на месте! Это совсем рядом!..»

Ну зачем стоять, когда можно расположиться за ближайшим столиком ближайшего кафе?…

Дима пришел минут через двадцать и не один. Высокий молодой мужчина, кажется, с ног до головы увешанный фотоаппаратурой, который шел с ним в ногу, не доходя десяти метров по направлению простертой руки Дмитрия, остановился, быстрым профессиональным движением вскинул свой «Canon» и навел на сидящих за столиком красивых молодых женщин объектив. «Canon» с готовностью зажужжал и щелкнул…

Вернувшись домой, Марина и Света долго рассматривали эту первую фотографию. Марина наклонила темноволосую голову к отливающему рубином бокалу, и вот сейчас, через мгновение, ее улыбка станет смехом. А у Светланы приподняты брови и чуть-чуть приоткрыт рот. «Ты что, удивилась?» – спросила Марина, вглядываясь в Светино лицо на фото. «Нет, я, по-моему, обрадовалась», – ответила Света. И убрала фотографию в сумочку. Она все-таки получила свой «моментальный портрет».

Этот портрет был одним из великого множества, сделанных в Париже Александром.

Так звали московского фотохудожника, старого собкоровского друга. Сам Дмитрий называл его при этом так разнообразно, что Свете моментами хотелось оглядеться: не присоединился ли к их четверке еще кто-то. «Сандерс! – окликал Дима друга. – А ну, запечатли нас!»

Через пять минут уже слышалось: «Санек, глянь-ка!» Потом: «Сашка… Сандро… Сандрелли…» Апофеозом прозвучало: «Сандвич!..»

Немногословный Димкин друг улыбался на добродушные подколки, прищуривал красивые серые глаза, послушно щелкал своими двумя или тремя крутыми фотоаппаратами.