Ольга Агурбаш - Первая жена (сборник) Страница 30

А уж когда Анна высказала родителям столь явное неуважение и непочтительное отношение, то Надежда засомневалась не только в возможности новой беременности, а испытала разочарование от процесса воспитания вообще. К чему рождение детей? Зачем это все – переживание за них, жертвенность, педагогические усилия, отказ себе во многом ради блага ребенка? Вот это все кому нужно? Если ребенок живет без проблем, катается как сыр в масле, не зная практически никаких ограничений и имея все, что душа пожелает, и при этом позволяет себе выказывать недовольство и обижать самых дорогих людей? Да что там дорогих? Людей, которые дали жизнь! Самое ценное, что только может быть. То, что не имеет цены, то, чего не взвесить ни на каких весах? Тогда надо признаться себе в полной педагогической несостоятельности. Тогда надо осознать, что все родительские усилия по воспитанию – это ноль! Они не привели к желаемым результатам. Они лишь развратили, разбаловали, испортили и самого ребенка, и взаимоотношения с ним…

Такого потрясения Надежда не переживала давно. Оно было сопоставимо, пожалуй, со смертью мамы. Да и то: смерть человека – это все-таки очевидное обстоятельство, это неизбежность. Раньше, позже, но случится с любым. А здесь – самый близкий тебе человек, твоя плоть и кровь, твой выпестованный, взлелеянный ребеночек, ради которого ничего не жаль, говорит тебе не просто гадость, а осознанно причиняет боль… Как это принять? Надежда принять не могла.

На следующий день у Надежды с дочерью состоялся разговор. Она не любила копить обиды в себе, пережевывая и перелопачивая внутри себя одну и ту же неприятную мысль. Ей непременно надо было выговорить свою боль, излить вовне.

Она всегда могла поделиться с мужем. Вот уж кто непременно выслушивал, переспрашивал, анализировал вместе с ней… В этот раз они с Глебом приняли решение, что Наде надо не просто объясниться с дочерью, а буквально поставить ее на место, чтоб не развивались в ней ни хамство, ни грубость, ни наглость.

Разговор получился неожиданным.

Сначала Анна держалась надменно и высокомерно, сквозь зубы цедя фразы, грубо отвечая матери и показывая всем своим видом, что разговор для нее неинтересен и утомителен.

Надежда решила проявить стойкость до конца, не поддаваться на провокации, понимая, что откладывать разговор на потом – это неправильно. Неправильно по многим причинам. Во-первых, потому что очень больно носить в себе невысказанную обиду. Во-вторых, потому что ни в коем случае, по мнению Надежды, нельзя пускать на самотек воспитательный процесс. И коль скоро так случилось, что дочка вышла из-под контроля, надо срочно наводить мосты и ставить ее на место, и объяснять, и разговаривать, и учить жизни…

А в-третьих, женским своим, материнским нутром чувствовала Надежда: не то что-то происходит с дочерью… Почему-то плохо ей. И именно из-за того, что плохо, и появляется эта агрессия к ближним. Что она за своей грубостью прячет? Какую проблему? Какую тайную боль?

Надежда не ошиблась. Прошло каких-то десять-пятнадцать минут после начала беседы, и дочь, захлебываясь слезами, рассказывала матери свою историю. Собственно, история Ани ничего принципиально нового из себя не представляла. Понятное дело, связана она была с романтическими отношениями. Первое, что выяснила для себя Надежда: ни наркотиков, ни алкоголя ее дочь не употребляет. У нее, правда, и не было никогда оснований волноваться, и все же родители подростков, как правило, тревожатся по данному поводу. Поэтому она на всякий случай пристрастно выяснила этот вопрос.

Анну тема вредных зависимостей не занимала абсолютно. Если уж быть до конца откровенной, то курить она пробовала. Давно еще, классе в восьмом. Но ей не понравилось. И вкус сигарет показался горьким, и горло потом долго саднило, и противно кружилась голова. К тому же пальцы пахли дымом чуть ли не до вечера. И это тоже было неприятно. Короче, про курение матери было рассказано спокойно и честно. А вот сама история, хоть и оказалась банальной, очень Надежду взволновала.

Речь шла не о школьной влюбленности, не об одноклассниках или соседях по двору. Аня поведала матери, что увлеклась взрослым мужчиной, причем, как видно, серьезно. Сначала она не хотела открывать ни подробности встречи, ни возраст и род занятий, уклончиво отвечая матери на все ее вопросы. Но Надежда проявила настойчивость, понимая, что если сейчас не узнает всего, то ситуация может зайти настолько далеко, что дочь рискует запутаться в ней окончательно.

Путем долгих переговоров, выуживаний, полудогадок, полунамеков Надежда прояснила для себя следующую картину.

Аня занимается с репетитором, готовится к поступлению в вуз. Занятия проходят в стенах института, уроки индивидуальные. Один на один. Надежда с Глебом посчитали такую форму подготовки наиболее эффективной и были рады, когда удалось с преподавателем договориться заниматься именно так. Потому что поначалу Аня ходила в группу, и результат ее не очень устраивал.

Уроки проходили регулярно, два раза в неделю. Всех такой режим устраивал. Как-то преподаватель позвонил и предупредил, что вынужден уехать на десять дней в командировку. К сожалению, не ехать он не может – по работе это необходимо, но и пропускать занятия с Аней ему тоже не хотелось бы. Поэтому он предлагает Анечке позаниматься с другим учителем, преподавателем той же кафедры. Они работают по одной методике. Тот тоже готовит абитуриентов к поступлению, и подобное сотрудничество наверняка будет полезно для Ани. Она ничего не пропустит, закрепит материал, а по возвращении основного преподавателя они уверенно пойдут дальше.

Так и решили. Ане новый преподаватель поначалу не приглянулся. Она привыкла к своему учителю и, занимаясь с новым, даже немного вредничала в первой половине урока: мол, не понимаю, как вы объясняете, не могу вникнуть и прочее.

Он спокойно реагировал на ее выпады, повторяя по два-три раза то, что реально могло бы быть ею усвоено с первого. Но похоже, такое ее поведение его никак не напрягало. Подумаешь, плохое настроение у его случайной ученицы, к тому же временной…

К середине урока Аня обратила внимание на его руки, потом на глаза… К концу второго часа она завороженно слушала его голос, теперь уже по совершенно другим причинам не понимая совсем ничего.

Мужчине было года тридцать два – тридцать три. Выглядел он вполне ухоженно и даже элегантно. Не какой-то избитый костюм и привычный галстук. На нем была теплая кофта из мягкой шерсти, а под ней футболка с длинным рукавом. Аня вместо вдумчивого отношения к формулам и уравнениям отмечала сочетание цветов, разглядывала крупную вязку кофты. Кстати, как называется этот вид мужской одежды? Пуловер? Блейзер? Мягкий пиджак? Нет, пиджак вряд ли. Может, кардиган? От какого-то его вопроса она непроизвольно вздрогнула и покраснела:

– Так на какую теорему мы опираемся при объяснении данной задачи? – похоже, не в первый раз спрашивал преподаватель.

Аня мучительно вглядывалась в текст, не понимая, чего от нее хотят. Оказывается, она так далеко ушла мыслями от математики, что абсолютно тривиальный вопрос повис в воздухе без ответа.

Преподаватель со вздохом откинулся на спинку стула. Весь его вид говорил о том, что такой слабой ученицы он никак не ожидал увидеть. Было видно, что он устал и раздосадован бессмысленной потерей времени и тщетностью затраченных усилий.

Аня извинилась:

– Давайте я дома дорешаю и на следующем занятии вам покажу. Просто я сегодня что-то рассеянна. Извините меня.

– Хорошо, мы с тобой встречаемся еще два раза. А там уже и Петр Ефимович возвращается, продолжите с ним.

С тех пор этот новый педагог – Вадим Иванович – не выходил у Ани из головы. Вернулся из командировки Петр Ефимович, возобновились привычные уроки с ним в прежнем режиме… Но Аня каждый раз бежала на занятия с затаенной надеждой: вдруг Вадим зайдет, вдруг случайно встретится в коридоре… А может, опять Петр Ефимович уедет куда-то, ну мало ли куда человеку надо – старенькую маму навестить или симпозиум какой… И вновь Аня сможет позаниматься с Вадимом…

Но ничего подобного не происходило, занятия шли своим чередом, и долгое время Аня не видела Вадима Ивановича. Чувство, не подкрепляемое новыми впечатлениями, начало таять, затихать, оставляя лишь легкую грусть в девичьем сердце, пока однажды она не встретилась с ним вновь…

В вузе периодически проводился День открытых дверей. Мероприятие организовывалось для абитуриентов. Аня такие «утренники», как она называла их про себя, не посещала. Зачем? Это надо тем, кто еще не определился с выбором будущей профессии, или, определившись, задумывается над формой подготовки к поступлению. Ну в смысле… какие курсы, в каком институте, где больше знаний дают, какое расписание занятий и прочая информация. А Ане все давно было ясно, она сделала свой выбор. Но Петр Ефимович просил помочь. К подобным мероприятиям всегда привлекались добровольцы – встречать абитуриентов, раздавать вспомогательные материалы, ну и прочие мелочи…