Татьяна Тронина - Вишни для Марии Страница 31

У Люды было большое, гладкое лицо, формой напоминающее грушу – широкое снизу. Абсолютно без морщин, белое, словно маска, в каких выступают актеры китайского театра. И черным-черным обведенные узкие глаза. Какое чужое, неприятное женское лицо…

– Понятно, – сказал Костя устало. – Я знал, что этим все закончится. Что ты меня выгонишь. Я жил всегда, словно на пороховой бочке, рядом с тобой, я все делал ради тебя, а ты с меня семь шкур драла… Ты ведь еще с детьми мне теперь видеться запретишь, да?

– А ты думал!

– Я знал. Ты меня и отсюда выгоняешь, да? – Он провел рукой вокруг. – Из этого дома?

– Я что, должна тебе любовницу простить? Ну уж фигушки! Вещи свои собирай и уматывай на все четыре стороны! – закричала Люда. Кажется, она была вне себя, глаза у нее совсем сузились, словно щелочки, но лицо оставалось при этом все таким же белым и гладким, напоминающим маску.

– Хорошо.

– Видеть тебя не могу… – Она вдруг изо всех сил толкнула Костю в грудь, отчего он отлетел к стене и больно стукнулся о нее лопатками, затем выбежала из дома.

Костя постоял некоторое время, затем подошел опять к окну, открыл его. Мимо, по дороге, пронеслась машина Люды, подняла столб пыли.

Костя проводил машину взглядом.

Засеменила в обратную сторону Ласунская, в смешной пижаме, пушистые волосы нимбом вокруг головы.

– Нелли! Нелли, что там с Машей? – крикнул Костя.

– С Машей? Да все с ней в порядке… – буркнула соседка.

– Кто-то кричал, что ее застрелили…

– Да это Ксюха панику подняла! – сердито произнесла женщина. – Много шуму из ничего… Все живы, даже никто не ранен. – Она засеменила дальше.

«Жива… Это хорошо, но вот мне как жить-то теперь? – с тоской подумал Константин. – Зачем я Людке во всем признался? Надо была держаться до последнего! Не пойман – не вор. Какой я дурак, боже мой!»

Люда всегда была уверена в своем муже. Даже когда тот жил неделями в Дербенево, а она – в Москве, с детьми.

Ведь Костя любил только ее. Всегда баловал, позволял многое, не настаивал на том, чтобы она шла работать. Идеальный муж. Все деньги он отдавал Люде, а сам никогда не контролировал ее траты. Дарил подарки, цветы по праздникам – обязательно. Когда наездами бывал в Москве, всегда, если случалась свободная минутка, возился с детьми, они отца просто обожали.

Да, нудноватый, да, скучный, да, ворчал еще часто, придирался, но это же все мелочи, не самые страшные мужские недостатки!

Рядом с ним Люда всегда чувствовала себя маленькой капризной девочкой. Она своевольничала, а Костя словно нехотя, но потакал ей.

Вчерашний разговор с Галиной Петровной, или Педровной, – технологом, работавшей на сыроваренном заводе, буквально выбил почву из-под Людиных ног. «Ты, Людмил, зря за мужем не приглядываешь, завел он себе тут кого-то, для души и сердца. И давно причем…»

Люда засмеялась, свела разговор с Педровной к шутке, а у самой внутри все съежилось, похолодело. Хотела спать лечь, и легла даже, а вот уснуть так и не смогла.

Посреди ночи вскочила, дети спали, написала матери записку (хорошо, что мать оставалась у них в эти дни), а сама – в машину, и по газам. Хотела лично проверить – правда ли.

И какое же облегчение она испытала, обнаружив в дербеневском доме мужа одного, спящего. Это ли не счастье?

А потом… Кто-то там в окно закричал про Машку. «Твою Машку» – это Косте. И муж сам взял да и признался в своей неверности. Получается, не солгала Педровна…

Так тяжело, неприятно ощущать себя нелюбимой.

И испытывать ту же нелюбовь, вернее, даже ненависть – к родному мужу.

Мир без любви.

«Ты у меня еще попляшешь… В ногах будешь валяться. Нищим останешься. Детей больше никогда не увидишь!» – думала Люда, лихорадочно крутя руль. Дорога от Дербенево была не самого лучшего качества, грунтовка, да еще извивалась, словно змея…

За поворотом она едва не наехала на мужика, топавшего ровно посредине проезжей части. Хорошо, что успела вовремя затормозить, подняв облако пыли. Но испугалась сильно!

– Ты спятил? – Она высунулась в окно. – Куда прешь? На обочину сворачивай…

Мужик – еще не старый, но с малиновым испитым лицом, с огромными руками, напоминающими клешни – тоже малинового цвета, с вкраплениями черного (в грязи, что ли, купался?), со свалявшимся войлоком вместо волос на голове; одетый в драный балахон – показался женщине настоящим троллем из фильма-сказки.

Впрочем, «тролль» вел себя вполне дружелюбно:

– Красотка, слышь… Подбрось до станции, а? Срочно надо.

Люда даже опешила от подобной наглости.

– Чего тебе? – растерянно переспросила она.

– До станции, говорю, подбрось! Мне в Москву надо. А тут такие поганые места и люди злые… Прям никакой жизни. Ну пусти, а… – он растопырил руки, стоя перед машиной.

Люда подняла стекло, чуть сдала назад, а затем, поднимая опять облака пыли, решительно объехала нахала.

Сажать к себе в чистенький, пахнущий ванилью салон какого-то подозрительного бродягу?! Да ни за что…

«Нет, я понимаю, подвезти женщину с ребенком или пожилого человека… Да и то в наше время лучше обойтись без попутчиков! Мало ли аферистов!» – раздраженно подумала Люда. Сбавила скорость, смахнула со щеки слезу. «Теперь я мать-одиночка буду. Многодетная мать-одиночка. Без всяких перспектив. Кому я нужна, с тремя детьми?»

До этого дня Люда никогда не чувствовала себя одинокой. Всегда находился рядом тот, кто заботился о ней. Хлопотливая мама, старшая сестра Анюта – надежная, словно скала. Муж. Потом сами дети… Да-да, когда они выросли, они тоже стали заботиться о матери, Петя и Сандрик, чудесные мальчики, словно это они были взрослыми, а она – маленькой девочкой. Могли приготовить чай, убраться, запустить самостоятельно стиральную машину, напомнить о чем-либо важном, что у самой Люды из головы вылетело… И за Ниной они так же присматривали, ничуть не ревновали к младшей сестре.

Не дети, а сокровища.

А теперь все развалится. Нет, близкие не перестанут заботиться о ней, они никуда не исчезнут, мальчики от нее не отвернутся, они с мамой останутся рядом, но… Люда будет теперь одна. Статус у нее новый возникнет, потому что – без мужа. Да, да, полно родни, но она – одна. А как родные станут за нее переживать, за ее одиночество… Если подумать, то после расставания Люды с мужем развалится весь тот замечательный, веселый, прекрасный мир, в котором жила их семья…

А это Костя виноват. Костя разрушил все. Предал своих близких, сделал их несчастными.

Люда всхлипнула. Она с трудом вела машину, почти не видя дорогу от слез. Этак и в аварию попасть можно…

Впереди, по обочине, шагала женщина – высокая, худая, с рюкзаком за спиной. Пожалуй, если ехать с попутчиком, вернее, попутчицей – Люде станет спокойнее. Тем более что женщина, бредущая по обочине, сама по себе, машины ловить даже не пыталась. Не аферистка, значит.

– Подвезти? – притормозила Люда, опустила стекло.

У женщины было очень грустное лицо. Лет тридцать пять, сорок ей на вид, на деревенскую совсем не похожа. Моднючие кеды – такие же Люда купила Ниночке, очень недешевые, кстати… И рюкзак тоже фирменный. Как их, таких граждан – продуманно-потрепанных на вид, теперь называют? Штаны – модель «скинни», и бренд тоже знакомый, сыновья постоянно подобные шмотки себе приобретают. Определенно продвинутая особа. А, этих современных «бродяг», кажется, называют хипстерами!

– Если можно. Тут, оказывается, автобусы раз в два часа ходят, – измученным голосом произнесла «хипстерша».

– Конечно, можно! – страстно воскликнула Люда.

Дама села рядом, на переднее сиденье, пристегнулась.

– Наталья. Можно просто – Таша, – представилась она.

– Люда. А тебе на станцию надо?

– Да. Сюда на такси ехала от станции и забыла у таксиста визитку взять… А так бы вызвала. Но кто знал. Мне в Москву надо.

– И я в Москву. Если хочешь, могу прямо до города подбросить, чего тебе эта электричка… Они тоже с большими интервалами ходят. А мне веселее.

– Ой, неудобно… – засмущалась Таша.

– Да чего там.

– Из меня сейчас – скверная попутчица… – уныло произнесла Таша. – Неприятности. Вся жизнь под откос. Застала своего жениха с другой. И это перед самой свадьбой…

– Какой ужас! – потрясенно воскликнула Люда. – Но это что, у меня история еще похлеще будет. Вот только что узнала, что муж мне изменяет. А у нас с ним трое детей, между прочим, почти двадцать лет брака…

– Ты серьезно? – заерзала Таша. – Трое детей… Простишь его?

– Никогда. Ни за что, – Люда четкой скороговоркой озвучила вслух свою позицию.

– Ты сильная женщина. Уважаю. И я не стану прощать. Хотя были такие планы, такие надежды… И все рухнуло в один миг.

– В один миг, да. И ведь ничего не предвещало, все было хорошо, я верила ему абсолютно…

– Абсолютно, именно, – с горечью согласилась Таша. – Словно другой человек оказался. Но у тебя хоть дети… А мне сорок скоро, и – одна пустота вокруг. И никаких надежд.